Леонард Коэн. Жизнь
Шрифт:
По ночам, когда закрывался местный паб «Король Вильгельм IV», Нэнси и Леонард вместе исследовали Лондон. «Оказаться в то время в Лондоне было откровением. Это была совершенно другая культура, что-то вроде нейтральной полосы между Второй мировой войной и The Beatles. Время было невесёлое, денег у людей было мало, и мы познакомились с совершенно новыми для себя людьми – лондонским рабочим классом – а не забывайте, что начинали мы с Пита Сигера и всех этих рабочих песен. Мы встречались в час или два часа ночи, брели в Ист-Энд и общались с парнями в кепках, говорившими на кокни. Мы шли к ночным людям, которые пили чай в дешёвых забегаловках. Мы оба очень любили уличную жизнь, уличную еду, уличные развлечения, уличные манеры и ритуалы» – к этому же Леонарда влекло и в Монреале. «Если хочешь найти Леонарда, – говорит Бэкол, –
Работая на радио и телевидении, Бэкол познакомилась с сообществом иммигрантов из Вест-Индии и стала ходить в молодёжный клуб «Фламинго» на Уордор-стрит в Сохо. По пятницам в нём действовал «клуб в клубе» под названием «Ночная смена» – после официального закрытия, с полуночи, хотя все свои знали, что настоящее веселье начинается не раньше двух. «Вообще говоря, место было сомнительное, но там было волшебно, – рассказывала Бэкол. – Воздух был так пропитан травой, что ты как будто входил в картину, написанную дымом». Почти каждую пятницу Бэкол ходила туда с Гарольдом Паскалем, ещё одним монреальцем в Лондоне. Там были хорошие музыканты – калипсо-группы и белые исполнители ритм-энд-блюза [31] и джаза, такие, как Зут Мани и Джорджи Фейм с группой The Blue Flames, – и замечательная публика, наполовину состоявшая из чёрных, что необычно для того времени: это были в основном иммигранты из стран Карибского бассейна, а также афроамериканцы из американских военных частей. Белая часть публики состояла из бандитов, проституток и богемных персонажей.
31
Ритм-энд-блюз – жанр чёрной американской поп-музыки, появившийся в 1940-е гг. – Прим. переводчика.
В первую же ночь, когда Нэнси привела Леонарда в клуб, там случилась поножовщина. «Кто-то вызвал копов. Все были укуренные и танцевали, – вспоминает она, – а потом приехала полиция. Не знаю, бывали ли вы в таких злачных местах, но, когда включают свет, лучше там не находиться. Все вдруг побелели. Это быстро закончилось, но все мы переволновались. Я беспокоилась за Леонарда, но он и бровью не повёл». Леонарду там очень понравилось. После очередного визита в клуб он писал сестре, Эстер: «Мне впервые по-настоящему понравилось танцевать. Иногда я даже забываю, что принадлежу к низшей расе. Твист – величайший обряд после обрезания, и ты можешь делать выбор между двумя культурами. Лично я предпочитаю твист» [1].
Закончив первый черновик романа, Леонард занялся своим вторым поэтическим сборником – The Spice-Box of Earth («Шкатулка с землёй»). Ещё в прошлом году он отобрал для него стихи и по рекомендации Ирвинга Лейтона отдал их в издательство McClelland & Stewart. Отдал буквально – приехал с другом в Торонто и вручил лично Джеку Макклелланду. Макклелланд возглавил фирму своего отца в 1946 году, в двадцать четыре года, и он был, по словам писательницы Маргарет Этвуд, «первопроходцем канадского книгоиздания в то время, когда многие канадцы думали, что у них нет своей литературы, а если и есть, то не очень хорошая и интересная» [2]. Леонард произвёл такое впечатление на Макклелланда, что тот моментально принял у него книгу.
Поэты не знамениты как хорошие продавцы, но Леонард планировал издание своей книги, как настоящий профессионал. Он даже давал издательству инструкции по оформлению и маркетингу. Обычно поэзию издавали в виде тонких книжек в твёрдой обложке, но, хотя такие книжки отлично подходят для изготовления гербариев, печатать их дорого, а значит, поднимается и цена в магазине. Книжка Леонарда должна иметь дешёвую и яркую мягкую обложку, и Леонард предложил сам заняться её оформлением. «Я хочу аудиторию, – сообщал он в письме Макклелланду. – Меня не интересует академия». Он хотел, чтобы его творчество было доступно «интровертным подросткам, влюблённым всех степеней тоски, разочарованным платоникам, тайным потребителям порнографии, монахам и папистам с волосатыми руками, франко-канадским интеллектуалам, неопубликованным писателям, любопытствующим музыкантам
Леонард получил по почте список исправлений, и публикация была назначена на март 1960 года, но эта дата прошла.
В том же месяце Леонард оказался в Ист-Энде, куда он ездил к дантисту, у которого работала миссис Пуллмен: ему удалили зуб мудрости. Он шёл к метро под дождём – он скажет потом: «В Лондоне дождь шёл каждый день», что похоже на правду, но в тот день лило особенно сильно – это был холодный, косой зимний дождь, на котором специализируется английская природа. Он укрылся в ближайшем здании, в котором, как оказалось, располагалось отделение Банка Греции. Леонард не мог не заметить загорелого клерка в тёмных очках. Клерк рассказал Леонарду, что он грек и недавно ездил домой; по его словам, в марте там отличная погода.
Леонарда ничто не удерживало в Лондоне. Ему не надо было ни писать, ни рекламировать никакого проекта, что означало для него не только свободу, но и риск впасть в депрессию – короткие и тёмные зимние дни в Лондоне могли этому только поспособствовать. Обращаясь в Канадский совет по делам искусств, чтобы получить грант, Леонард писал, что планирует посетить разные столицы – не только Лондон, но и Афины, Иерусалим и Рим. Добравшись до Хэмпстед-Хай-стрит, он зашёл в бюро путешествий и купил билеты в Израиль и Грецию.
Авторы, пишущие о тайне жизни и мотивах поступков Леонарда Коэна, обычно оставляют тему выживания сидеть в тёмном углу, предпочитая танцевать с более привлекательными темами, такими, как секс, Бог и депрессия. Нельзя не признать, что эти три темы являются ключевыми для понимания жизни и творчества Леонарда, но главную пользу ему приносил инстинкт самосохранения, который есть далеко не у каждого писателя, или влюблённого, или человека, страдающего от депрессии, или духовного искателя – в общем, не у каждого человека, от рождения или благодаря воспитанию наделённого тонкой чувствительностью. Леонард был любовником, но когда дело доходило до выживания, он становился и бойцом.
В девять лет, после смерти отца, Леонард оставил себе из его вещей нож и служебный пистолет; первый рассказ, который он напечатал в четырнадцать лет в школьном альманахе, назывался «Убей или будь убит». Конечно, мальчикам нравятся пушки и гангстеры, и еврейским мальчикам, выросшим во время Второй мировой войны, есть что добавить к обыкновенной генетической предрасположенности, но всё же у Леонарда явно был бойцовский дух. В ответ на мой вопрос, кого он назвал бы своим героем, он сначала выкатил список поэтов и духовных учителей (Роши, Рамеш Балсекар, Лорка, Йейтс), снабдив его пояснением: «Я восхищаюсь многими мужчинами и женщинами, но не очень люблю слово «герой» – в нём содержится намёк на почитание, которое, пожалуй, чуждо моей природе». Однако на следующий день, обдумав вопрос, Леонард прислал электронное письмо. На этот раз он писал без оговорок:
я забылмой герой – мохаммед аликак говорится в рекламе часов «Таймекс»,takes a lickin»keeps on tickin’ [32] [4]Леонард до сих пор сохранил этот бойцовский дух. Через несколько лет после этой переписки, обнаружив – ему было уже за семьдесят, – что бывший менеджер присвоил деньги с его пенсионного счёта, он стряхнул пыль с костюма, надел шляпу и отправился в кругосветное путешествие, чтобы заново сколотить состояние. Однако боги вручили ему не только инстинкт бойца, но и инстинкт беглеца. Когда надо было спасаться, Леонард часто полагался на этот второй инстинкт, чтобы сохранить, как он выразился, «здоровье своей души» [5].
32
«Держат удар и продолжают тикать». – Прим. переводчика.