Леонид Красин. Красный лорд
Шрифт:
Элегантный инженер посещал светские мероприятия, танцевал на балах, на него заглядывались местные красавицы. Дорожа достигнутым положением, он не мог помочь товарищам в обустройстве типографии, хоть его и увлекала эта новая техническая задача. Пока что он ограничился тем, что взял бакинских «лошадей» к себе на работу, чтобы его общение с ними не вызывало подозрений. Позже он вспоминал: «В скором времени чуть ли не все наличное ядро бакинской с.-д. организации очутилось на моей электрической станции в тех или иных служебных ролях: Козеренко — бухгалтером, Гальперин — статистиком, Авель Енукидзе — чертежником, В. А. Шелгунов и С. А. Аллилуев — монтерами и т. д. Электрическая станция, да еще строящаяся, была чрезвычайно удобной базой для помещения в ней всякого рода людей, вплоть до нелегальных, для использования паспортных возможностей, а также хранения литературы, шрифта и т. п., причем наиболее ответственные
Новоявленные «электрики», судя по их воспоминаниям, относились к Красину с таким же уважением, как прежде студенты. Некоторые надолго стали его друзьями, как Авель Енукидзе, который вспоминал: «Леонид Борисович был в высшей степени точным, как часовой механизм (причем это никогда не бросалось в глаза, как у многих педантов), и вместе с тем он был человеком широчайшего размаха. Он, казалось, свободно действовал во всем, но фактически каждый шаг был у него точно рассчитан, расчленен. Эта особенность сказывалась во всей его работе, в его отношениях с людьми и в каждом деле, за которое он брался. Каждый из нас был уверен, что при любых обстоятельствах все, что он скажет, будет действительно сделано».
Летом 1901 года Красин с тщательным соблюдением правил конспирации познакомился с Кецховели и был впечатлен способностями молодого революционера. Возможно, именно он добыл для Ладо деньги, на которые в Тифлисе был куплен печатный станок: он работал лучше предыдущего, но для него требовались матрицы, отливающиеся с макетов набора. Чтобы печатать «Искру», макеты для каждого номера надо было привозить из-за границы. Тут на помощь снова пришел Красин: как инженер, он мог беспрепятственно получать из-за границы технические книги и журналы — в их обложку агенты «Искры» и вклеивали макетные листы. Не обходилось без накладок, о чем он вспоминал, как обычно, с юмором: «В одно прекрасное утро я получил повестку от таможни о прибытии на мое имя заграничной посылки. Отправляюсь в таможню, и — о, ужас! — мне передают грубейшим образом переплетенный атлас с обложками, толщиной в добрый палец, заполненный внутри какими-то лубочными изображениями тигров, змей и всякого рода зверей, не имеющих ни малейшего отношения к какой-либо технике или науке. Без сомнения, господь бог протежировал нам в этом техническом предприятии, а сонные бакинские таможенные чиновники были его союзниками в этом деле».
Типография «Нина», превращенная в музей
В начале сентября необходимые макеты были получены, и типография начала печатать «Искру». Газета расходилась не только по Кавказу, но и по всей России, и полиция начала подозревать, что ее печатают где-то внутри страны. 31 декабря на бакинской таможне в переплете научной книги обнаружились макетные листы, но почему-то Красин, получавший до этого такие же книги, не попал под подозрение. Не случилось этого и тогда, когда полицейские догадались, что тайная типография как-то связана с работавшими на Биби-Эйбатской электростанции Енукидзе и Козеренко. Вскоре они узнали о покупке Кецховели ротационной машины, но и тут выводы были неверными. Поскольку все названные приехали из Тифлиса, охранка решила, что типографию организовал Тифлисский комитет РСДРП, а поскольку Красин к нему никакого отношения иметь не мог, его ни в чем не подозревали. Правда, он по-прежнему соблюдал строгую конспирацию и старался поменьше общаться с революционерами — даже с теми, кого устроил к себе на станцию.
Понемногу кольцо вокруг организации сжималось. 1 мая 1902 года в Баку прошла рабочая демонстрация под красными флагами, в которой приняли участие и социал-демократы. Последующие аресты затронули некоторых членов созданного в прошлом году Бакинского комитета партии. Кецховели, забеспокоившись, перенес типографию на новое место, в татарский (азербайджанский) квартал — на его узких кривых улочках полиция предпочитала не появляться. Конспирация помогла типографии, но не самому Ладо: в сентябре он был арестован вместе с А. Енукидзе и вскоре отправлен в тифлисскую тюрьму Метехи. Несмотря на многочасовые допросы и избиения, он не выдал товарищей, а через год его «случайно» застрелил охранник.
Перед Красиным
Газета «Искра» — главная продукция типографии
По странному совпадению, он возглавил подпольную типографию именно тогда, когда с него окончательно сняли полицейские ограничения. Он уже давно, вскоре после приезда, подал министру внутренних дел прошение о разрешении бывать по служебным делам в Москве и Петербурге (что, напомним, было ему запрещено уже 10 лет). Но только в сентябре 1902 года пришел ответ: министр В. К. Плеве любезно сообщил, что г-н Красин волен жить в любом городе Российской империи, поскольку занимает ответственную должность и больше не опасен для власти. Удивительно, но целых пять лет эта власть не знала, что Красин, он же Никитич, является одним из самых опасных ее врагов…
Часть вторая. Инженер революции (1902–1908)
Глава 1. Роман с «Ниной»
Бакинская типография, получившая в конспиративной переписке имя «Нина», была главной надеждой редакции «Искры», пытавшейся наладить выпуск газеты в России. Между тем с мая до самого конца 1902 года она бездействовала — сперва из-за переезда, потом из-за ареста ее руководителей. Теперь управление типографией взял на себя «триумвират» — Трифон Енукидзе (партийная кличка Семен), Козеренко и Красин, но последний из-за конспирации по-прежнему не мог заниматься ею лично. Авель Енукидзе вспоминал: «У нас с ним составилось такое молчаливое соглашение, что он, будучи на виду, как официальный работник в крупнейшем тогда предприятии, не должен был вмешиваться во все организационные мелочи, но он должен был постоянно руководить».
Руководство Красина имело три главные составляющие: добыча денег для типографии, ее техническое оснащение и налаживание ее связи с заграницей. Первая задача была особенно важной, поскольку прежний печатный станок плохо подходил для печатания «Искры» с матриц немецкого формата — приходилось уменьшать текст до нечитаемого состояния. Надо было покупать в Германии новый, желательно Аугсбургского завода, а он стоил около 3000 рублей. Бакинский комитет взялся за сбор денег, но дело шло медленно; не желая ждать, Красин выпросил у начальства командировку в Германию и провел ее в редакции социал-демократической газеты «Форвертс», изучая технику линотипного набора. По возвращении он смог кое-как модернизировать старый станок так, что к нему подходили немецкие матрицы, параллельно продолжая сбор средств на новую машину.
В начале 1903 года он узнал, что на гастроли в Баку направляется прославленная актриса Вера Комиссаржевская, собиравшая средства для открытия собственного театра. Красин счел это удобным шансом и после приезда звезды без промедления явился к ней в гостиницу. Позже она вспоминала: «Пришел ко мне — никогда я его прежде и не видела — и с первого слова: „Вы — революционерка?“ Я растерялась, ничего не могла ответить, только головой кивнула… „В таком случае сделайте вот что…“ И таким тоном, словно я ему подчиненная». Обаяние гостя подействовало и на великую актрису, о чем она рассказывала Горькому: «Щеголеватый мужчина, ловкий, веселый, сразу видно, что привык ухаживать за дамами и даже несколько слишком развязен в этом отношении. Но и развязен как-то особенно, не шокируя, не раздражая. Ничего таинственного в нем нет, громких слов не говорит, но заставил меня вспомнить героев всех революционных романов, прочитанных мною в юности».