Леонид Красин. Красный лорд
Шрифт:
Волею судьбы и охранки Красин оказался в тот момент единственным лидером социал-демократов в России: все остальные были под арестом или в эмиграции. Ему предстояло срочно восстановить связь с местными организациями и заграницей для решения вопросов о съезде, избрании нового ЦК, а главное — участии в революции, которую пока что двигали вперед другие партии, прежде всего эсеры. Всё это он никак не мог делать, по-прежнему работая в Орехове, поэтому 10 февраля он явился в особняк Морозова на Спиридоновке и был не без труда допущен к хозяину, которому и сообщил о провале. «Для меня не подлежало сомнению и раньше, — вспоминал он, — что Савва порядочный трус, а тут было очевиднее ясного, что известие это порядочно его испугало». Красин попросил немедленно отправить его от имени правления за границу — якобы для приемки
С подписанным им распоряжением Красин покинул город, даже не заехав домой. Но отправился не за границу, а на юг России, где встретился с оставшимися членами ЦК и другими товарищами. Тема разговоров была та же — скорейший созыв съезда. 12 марта в Ростове он от имени подписал соглашение об этом с Сергеем Гусевым — эмиссаром ленинского Бюро комитетов большинства. Эти две организации договорились созвать съезд вопреки решениям Совета РСДРП, где заправляли меньшевики. Каждому местному комитету требовалось в течение 10 дней выбрать делегата на съезд и обеспечить его отправку за границу. Сам Красин отправился туда в начале апреля с поддельным паспортом на фамилию Зимин (под ней же он потом выступал на съезде). Он был полон решимости использовать свое влияние в партийном подполье, чтобы навязать обеим враждующим фракциям объединение, а главное, направить все их силы на организацию вооруженного восстания против царизма.
Добравшись до Женевы, он сразу отправился к Ленину, который встретил его на удивление тепло, невзирая на прежние разногласия. Они быстро одобрили красинский план восстания (ставший после этого «ленинским»), который предполагал союз всех демократических сил ради общей цели — свержения царизма. Ленин, правда, не скрывал, что планирует сразу же отодвинуть временных союзников от власти и отдать ее в руки пролетариата, а точнее — партии большевиков. Красина это не волновало, он предпочитал решать задачи по мере поступления, а сейчас главным было объединение партии. Для этого он отправился вместе с Любимовым на встречу к лидерам меньшевиков Плеханову, Аксельроду и Мартову — и потерпел неудачу. Меньшевики строго заявили, что участия в съезде не примут, и немудрено — лихорадочно собранные по России делегаты представляли в основном большевистскую часть партии.
Зинаида Морозова
В итоге на Третий съезд в Лондон в конце апреля отправились 38 человек, кое-как разместившихся в квартире эмигранта Н. Алексеева (некоторые из них там же и спали). Значение Красина подчеркивалось тем, что он стал заместителем председателя съезда (Ленина) вместе с видным партийным теоретиком Богдановым. Он же от имени Организационного комитета прочитал первый доклад, а потом и еще один — уже от имени ЦК. Вообще Ленин и Красин, можно сказать, солировали на съезде, который без серьезных дискуссий (что было неудивительно в отсутствие других фракций) принял резолюции о вооруженном восстании и последующем развитии революции. Меньшевиков собравшиеся осудили, хотя Красин, как и прежде, призывал к единству партии, отделяя эмигрантских лидеров меньшевизма от «проверенных товарищей» в подполье, которым выражал полное доверие.
Большинство его выступлений на съезде (а он брал слово более 40 раз) было посвящено практическим вопросам, прежде всего намечаемому восстанию. Он считал, что успех восстания обеспечат не неорганизованные народные толпы, а хорошо подготовленные боевые дружины, вооружение и обучение которых предлагал начать немедленно. При этом он признавал пользу массовых демонстраций и шествий, в ходе которых рабочие проникаются «боевым духом» и учатся противодействовать полиции. Красин особо подчеркивал необходимость точного плана восстания и правильного выбора его времени. Еще одно его большое выступление было посвящено уставу партии: он признал правоту Ленина, который предлагал при помощи устава формировать партию профессиональных революционеров. Он с горечью говорил о том, что эмигранты — не только меньшевики, но и большевики — «постоянно критикуют ЦК, но мало что делают, чтобы помочь ему», занимаясь вместо этого дрязгами и дележом власти в партии. Красин настаивал, что пока РСДРП руководят из-за границы эмигранты-литераторы, партия поставленных целей не добьется. В этом отразилось его всегдашнее презрение к «болтунам», не способным ни к какому практическому делу.
Ленин, сам принадлежащий к «литераторам», мог бы оскорбиться, но в тот период красинские выпады его полностью устраивали, работая на достижение им лидерства в партии. Участник съезда М. Лядов вспоминает, что накануне съезда лидер большевиков относился к Красину весьма настороженно: «Когда Ильич узнал, что мы завели переговоры с Никитичем, Ильич ругательски ругал нас за это. Он не доверял Никитичу: Никитич обманет вас, он вступил в переговоры только для того, чтобы оттянуть съезд». Но уже после первых выступлений Красина ленинское настроение резко изменилось, как сообщает тот же Лядов: «Я помню, во время доклада Ильич не выдержал, сошел с председательского места, подошел к нам и говорит: а умный же Никитич, всё можно ему простить!» Заодно он не без сожаления отметил, что доклад Красина построен так умело, что «трепать его особенно сильно не придется».
Немалое место в докладе занял любимый Красиным вопрос о финансах. Он говорил, что партия остро нуждается в деньгах для практической работы (типографии, доставка литературы из-за границы, поддельные паспорта, «побеги туда и обратно», содержание членов ЦК — 6 человек по 100 рублей в месяц и агентов ЦК — 5 человек по 100 рублей в месяц). Он жаловался: «Доходы не только не соответствовали смете, но и расходам — пришлось делать долги». Он отметил также «постепенное падение доходов от либерального общества», указав, что симпатии оппозиционно настроенной публики переходят к эсерам — «эффектные дела вроде сазоновского и каляевского пользуются особенным сочувствием так называемого общества». Докладчик указал и на то, что местные комитеты партии задерживают взносы на нужды ЦК или вовсе не платят их. И делал вывод: «Необходимо установить регулярные взносы от рабочих, как это делается в Батуме. Необходимо, чтобы партия жила на свои средства, а не на подачки буржуазии».
В своем выступлении по красинскому докладу Ленин отметил, что тот касался больше техники, чем политики Центрального комитета: «ЦК говорит мало о своей политике, ибо ничего хорошего о ней он не мог сказать». Однако, учитывая разрыв Красина с меньшевиками накануне съезда и признание им примиренческих ошибок ЦК, Ленин заметил, что «больше радости об одном грешнике раскаявшемся, чем о 99 праведниках». Оценивая линию поведения Красина на съезде, М. Лядов писал, что «во всем ходе съезда все более и более обнаруживалось, что Никитич не на словах, а на деле большевик».
Блок Ленина и Красина привел к тому, что завершившийся 27 апреля Третий съезд РСДРП принял большинство предложенных ими резолюций. Он избрал новый ЦК из пяти человек, куда вошли Ленин, Богданов, Красин, близкий к последнему Д. Постоловский и А. Рыков. Интересно, что все они (кроме Ленина) представляли не эмиграцию, а революционное подполье, в чем тоже можно увидеть успех Красина — ведь именно он защищал на съезде интересы «товарищей с мест». Делегаты ликвидировали меньшевистский Совет партии (чего тот, конечно, не признал), но отвергли ленинское предложение осудить лидеров меньшевиков и изгнать их из партии. Главным критиком этой меры выступил тот же Красин, чем показал, что хоть и признает лидерство Ленина, но не собирается послушно плясать под его дудку, по-прежнему видя единство партии главной целью.
В резолюции «О вооруженном восстании» съезд предложил всем партийным организациям «принять самые энергичные меры к вооружению пролетариата, а также к выработке плана вооруженного восстания и непосредственного руководства таковым, создавая для этого, по мере надобности, особые группы из партийных работников». Одна такая группа уже была — Боевая техническая группа при Петербургском комитете во главе с Бурениным, — и Красин предложил распространить ее опыт на всю Россию. После съезда эта группа перешла в ведение ЦК, который по предложению Ленина поставил во главе ее, конечно же, Красина.