Лепестки камелии
Шрифт:
— Оставить, госпожа?
— Нет.
Ли потушил — и стало темно. Я поёжилась, но заставила себя расслабиться. Чего мне бояться? У меня есть ручной колдун. Если приснится опять какое-нибудь чудовище, я пригрожу ему мечом Ли. А если мой верный клятве телохранитель решит меня предать… Что ж, кошмар лучше, чем пыточная императора. Быстрее.
Но одна мысль по-прежнему не давала спокойно уснуть.
— Ли?
— Госпожа? — с готовностью откликнулся он.
— Ты так и спишь всегда? На полу.
— Да, госпожа.
Я кинула ему одно из моих одеял и подушку.
— Держи!
— Госпожа, спасибо, но мне удоб…
— Просто заткнись и охраняй меня.
Что он ответил и ответил ли, я не слышала — заснула моментально. Нервы у меня всегда были крепкие, а завтра ожидался тяжёлый день: сто палок перед канцлером. Надо быть в форме!
Что странно, я думала: если кто-нибудь узнает мой секрет, и я останусь в живых, то не буду больше чувствовать это страшное одиночество. Кто-то будет знать, перед кем-то можно вести себя свободно — этого уже было довольно.
Но вот Ли узнал — и ничего не изменилось.
Я совершенно не верила ему тогда.
Глава 7
Одиннадцатый день четвёртой Луны
Что у нас сегодня? А-а-а, ну да, сейчас я расскажу, как меня здесь первый раз казнили. К телесным наказаниям в этом мире трепетное отношение — никому они не нравятся, никаких публичных истязаний (вроде сожжения ведьм) тут не устраивают. Но считают, что крутые меры поддерживают порядок. А порядок — наше всё…
Поэтому, если ты провинился, будь добр, приди сам в место не столь отдалённое, просиди в деревянной клетке пару суток, дождись своей очереди у позорного столба, а там уж воздастся тебе по делам твоим.
Мне, как принцу, ждать ничего не пришлось. Зато и формула «отмучился — ушёл/забрали труп», как с обычными людьми со мной не работала. Моё наказание было публичным.
Шоу должно продолжаться.
День выдался солнечный, праздничный. Я прела в парадном одеянии принца, висюлечное сооружение на голове жутко давило на лоб. Ну ещё бы, я же лежала ниц перед троном, носом упиралась в землю… и пыталась отрешиться от происходящего.
А правда: что мне до этих людей? Принца они и раньше ни в грош не ставили. Я ничего не теряю.
Но спина затекла — страх! И голова… Чёрт, да сколько можно ждать?!
Император обставил моё покаяние с шиком: собрал всех чиновников от мала до велика. Я оценила богатство местной бюрократической системы — человек двести их было, не меньше. Конечно, места им в зале совета не нашлось, потому наказание проводилась во дворе. А я раньше думала, почему он расчерчен под линеечку? Оказалось, это чтобы чиновники во время торжественных церемоний строго по рангам стояли. И одежда у них была под цвет «линеечки» — синие к синей, красные к красной и так далее.
Потому что везде должен быть порядок и всяк обязан знать своё место.
Император сидел на троне и улыбался. (Я это видела, потому что иногда поднимала голову, если совсем становилось невмоготу).
У трона стоял канцлер и тоже улыбался.
Я не понимаю: все в сборе, чего ждать? Давайте уже меня бить!
Ли тоже стоял у трона, но хотя бы не улыбался. Его лицо как обычно ничего выражало.
А я обливалась потом и думала, что это «папа» специально с началом тянет. Неужели ждёт, что я взмолюсь о пощаде?
Шанс был: продержи он меня ещё с полчаса в такой позе, я бы, пожалуй, плюнула на гордость и взмолилась. Спина дороже.
В воздухе витал встревоженный гул голосов (а что вы хотели — двести человек), пока не раздался «бо-о-ом!» гонга. Тогда наступила тишина, предвкушающе-звонкая…
Аллилуйя! Моё наказание началось.
Сначала я встала на колени и пафосно попросила прощения. То есть оттарабанила заранее выученную речь. Но с выражением — серьёзно, я так трогательно умоляла меня простить, что первый ряд чиновников точно прослезился, сама видела. Сцена по мне плачет…
Речь, кстати, подготовил кто-то из писцов императора — мне её загодя прислали. Была она ужасно формальной и до предела унизительной. Утром я долго шёпотом тренировалась, чтобы научиться произносить её без запинок и не краснеть. Зато сейчас на меня словно вдохновение снизошло. Кажется, я люблю выступать перед публикой.
Канцлер улыбался. Я выдавила из себя слезу (ай, тошно мне, ка-а-аюсь!). Потом снова склонилась ниц. Пять раз. Словно перед божеством. Да, это было импровизацией — даже император впечатлился.
А что? Гулять — так гулять!
Снова запел гонг — и император, поднявшись, а заодно пнув меня сапогом в плечо («Ичи, заканчивай!») объявил второй акт сей драмы. Да, тот, где меня бьют.
Чиновники обалдели. Тишину можно было резать — и один голос так и сделал.
— Ваше Величество, палки! Как можно?! Разве это не унизит всю императорскую семью?
Мне хотелось обернуться и посмотреть, кто это такой смелый — возможно, будущий союзник? Но я должна была лежать ниц, а император молчал.
Вскоре принесли табуретку (золотую — я всё-таки принц), чтобы мне на неё встать, дабы и последним рядам всё было видно.
Мне следовало разуться, поднять подол одежд (целый ворох ткани получился), влезть на эту табуретку и выпрямиться. К канцлеру тем временем подбежал кто-то из евнухов с пятью бамбуковыми палочками, тонкими, как тростник. Что ж, хотя бы не те «лопаты», которыми казнили Ванхи.
Перед самым началом император поймал мой взгляд и поднял брови — мол, как оно? Может, передумаешь?