Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…
Шрифт:
Нина Александровна поднялась и, позвав слугу, что-то достала из сумки. Встала вновь на колени рядом с Михаилом и произнесла:
— Здесь, на святом для меня и моей семьи месте, я хочу подарить вам кинжал из коллекции Александра Сергеевича Грибоедова. Был куплен им во Владикавказе. Муж его любил и ценил. Надеюсь, что там, на небе, он будет рад видеть вас владельцем этой реликвии.
— О, благодарю.
Он взял торжественно, вытащил из ножен и поцеловал сверкнувший клинок. Разглядел на стали надпись по-персидски.
— Что здесь начертано?
— В переводе Саши: «Умирая — воскресай».
— «Умирая — воскресай». Лучший девиз для воина.
— И
Лермонтов взял ее руку и поцеловал. Оба на коленях снова перекрестились и склонились перед распятием…
Позже, у себя в комнате, Михаил, взволнованный увиденным, услышанным, пережитым, глядя на кинжал Грибоедова, походил взад-вперед от окна к двери и обратно, затем быстро сел за стол и почти без помарок написал:
Люблю тебя, булатный мой кинжал, Товарищ светлый и холодный. Задумчивый грузин на месть тебя ковал, На грозный бой точил черкес свободный. Лилейная рука тебя мне поднесла В знак памяти, в минуту расставанья, И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла, Но светлая слеза — жемчужина страданья. И черные глаза, остановясь на мне, Исполнены таинственной печали, Как сталь твоя при трепетном огне, То вдруг тускнели, то сверкали. Ты дан мне в спутники, любви залог немой, И страннику в тебе пример не бесполезный: Да, я не изменюсь и буду тверд душой, Как ты, как ты, мой друг железный.Бросив перо, он повалился на кровать и, закрыв глаза, прошептал:
— У меня есть кинжал Грибоедова. Я теперь преемник если не Пушкина, то Грибоедова точно. Я докажу всем, что это так.
Сел, тряхнул головой, рассмеялся:
— Вы еще лизать мне сапоги будете. Все, все! Мерзавцы…
Вечером в доме Чавчавадзе собрались близкие и друзья: барон Розен, князь Бебутов [33] с супругой, полковник Дадиани [34] , сестры Орбелиани (Майко и Майя) и их родственник — молодой поэт Николай Бараташвили [35] . После легкого ужина дамы музицировали, пели романсы, а поэты читали стихи на русском и грузинском. Лермонтов, по многочисленным просьбам, декламировал «Бородино». Вскоре старшее поколение удалилось за карточный стол, а молодежь села кружком около камина.
33
Бебутов Василий Осипович (1791–1858) — князь, российский генерал, герой кавказских походов и Крымской войны.
34
Дадиани Давид Леванович (1813–1853) — владетельный князь (мтавар) Мегрелии, в 1837 г. полковник, с 1845 г. генерал-майор.
35
Бараташвили
Самым именитым был жених Като — Давид Дадиани, сын правителя Мегрелии Левана V: худощавый, лощеный, с маленькими усиками. Говорил он мало, словно каждое его слово дорого стоило, и, как правило, по-французски.
Самым скромным выглядел Бараташвили, хотя по титулу тоже князь, но отнюдь не владетельный и совсем не богатый, — не имея средств к существованию, он работал чиновником Экспедиции суда и расправы. И писал лирические стихи на грузинском. Все они были посвящены некоей N, но по ряду признаков многие догадывались, что N — Като Чавчавадзе.
Сестры Чавчавадзе сидели рядышком: Нина Александровна — в черном глухом, Екатерина — в светло-сиреневом платье и с открытой шеей, на которую было надето жемчужное ожерелье.
Сестры Орбелиани на ее фоне смотрелись скромно: в сером и коричневом платьях, отделанных кружевами, простые прически с лентами; украшениями служили только серьги и броши.
Пили кофе и болтали на разные темы. Дадиани спросил Лермонтова:
— С легким ли сердцем вы покидаете Кавказ?
Тот ответил:
— Нет. Я, конечно, рад вернуться домой, но, с другой стороны, буду по Кавказу скучать. Здесь останется частица моей души.
— А сюжеты кавказские с собой повезете? — улыбнулась Като.
Михаил весело кивнул.
— Целый мешок сюжетов! Было бы только время сесть за письменный стол! Я иногда думаю об отставке.
— И о женитьбе тоже? — приставала младшая Чавчавадзе.
— О женитьбе пока не думаю.
Он глянул на Майко и отвел глаза.
— Отчего так?
— Чтобы сделаться главой семейства, надобно иметь прочные позиции в обществе. Не метаться, как я, с одного поприща на другое. Обрести статус. Может, к тридцати годам и созрею. Пушкин вот женился в тридцать один.
Дадиани поморщился.
— Пушкин женился поздно и неудачно. По вине его жены все и случилось: не смогла понять, что живет с гением. И что с гениями надо себя вести осмотрительно. Нина Александровна знает: ведь ее Грибоедов — гений.
Старшая Чавчавадзе не согласилась.
— Понимаете, Дато, гений гениален в чем-то одном. Скажем, в духовной сфере. А во всех других проявлениях вполне зауряден. Может пить, играть, волочиться за дамами, даже сплетничать, драться на дуэлях. Точно Сын Божий: внешне — человек, а по сути — Бог.
Майя Орбелиани задумчиво сказала:
— Значит, гений, как и Сын Божий, должен мученически погибнуть за всех людей?
— Как и Грибоедов.
— Пушкин, раненый, говорят, сильно страдал…
— Может ли гений умереть без страданий? Кто из гениев дожил до глубокой старости?
— Леонардо да Винчи.
— Вольтер.
— Гете.
Повернувшись к Бараташвили, Екатерина ввернула:
— Ну а вы, Николоз, готовы ли страдальчески умереть?
Молодой человек смутился, покраснел, как рак, и пробормотал:
— Да при чем тут я? Я не гений.
— Вы хотите дожить до старости?
— Кто не хочет! Каждый нормальный человек хочет.
— Я не хочу, — объявил Лермонтов с вызовом.
Все озадаченно уставились на него.
— Потому что считаете себя гением? — хмыкнул Дадиани.
Михаил ответил серьезно:
— Гений, не гений — это решать другим. И Богу. Я про другое: старость не дает озарений. Все озарения случаются только в юности. Реже — в зрелом возрасте. Значит, умирать надо не позже сорока, сорока пяти.