Лермонтов в Москве. Эссе
Шрифт:
«Под железным кулаком Николая I мысль сделалась дерзка и неустрашима», - писал впоследствии Герцен. Раньше всего она стала такой в творчестве Лермонтова. С начала сотрудничества поэта в журнале «Отечественные записки» (журнал начал выходить с января 1839 года) там были опубликованы три его повести: «Бэла», «Фаталист», «Тамань», а стихи печатались из номера в номер. Полная страстной непримиримости, поэзия Лермонтова ярко выделялась на фоне пустых и вялых стихов, которыми были полны журналы тех лет. После смерти Пушкина Гоголь замолк. Русская поэзия переживала кризис.
Все в небеса неслись душою,
Взывали, с тайною мольбою,
К N. N. неведомой красе,
И страшно надоели все, -
писал
За стихотворение «Смерть Поэта» Лермонтов был сослан со стихотворения «Поэт» начинал по возвращении из ссылки. Оно было напечатано одним из первых в «Отечественных записках». Голос поэта Лермонтов сравнил с вечевым колоколом и, вслед за Пушкиным, назвал поэта «пророком»:
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?
Иль никогда, на голос мщенья.
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок.
Покрытый ржавчиной презренья?
13 апреля 1840 года был опубликован приказ о том, что лейб-гвардии Гусарского полка поручик Лермонтов переводится тем же чином в Тенгинский полк. Это был пехотный полк, куда часто ссылали штрафных и вольнодумцев. Там служили декабристы и мятежные поляки. Полк находился в то время на правом фланге кавказской войны, стоял на линии береговых черноморских укреплений. Укрепления разбросаны на громадном расстоянии друг от друга. Каждый форт зажат между морем и неприступными горами. Построенные наскоро из материала, который был под рукой, они быстро разрушались от дождя и ветра. «Дивишься, - говорили современники, - как бурные волны не залили их, как буйные ветры не сбросили в море». Провиант доставлялся два раза в год. Зимой море у берегов так бурно, что всякая связь с миром прекращалась на долгие месяцы. Летом томили зной и жажда, недостаток пресной воды. Болота в устьях рек служили источником жесточайшей малярии, дизентерии и других болезней, от которых во множестве умирали люди [13].
Горцы постоянно угрожали военному населению черноморских фортов. Они незаметно подползали к самым укреплениям. Их выстрелы настигали проходящих по крепости солдат. В некоторых фортах Тенгинского полка в 1839 году смертность достигла пятидесяти процентов.
Весной 1840 года, перед самой ссылкой Лермонтова, горцы организованно двинулись на черноморские укрепления: 7-го февраля ими был уничтожен гарнизон форта Лазарева, 29-го - погиб гарнизон укрепления Вельяминовского. В ночь на 22 марта укрепление Михайловское было героически взорвано русским солдатом и превратилось в общую могилу горцев и русских. В момент ссылки Лермонтова Тенгинский полк готовился к опаснейшей экспедиции против горцев, из которой большая часть полка не вернулась. Подписав 13 апреля приказ о переводе Лермонтова в Тенгинский полк, Николай I на обложке собственноручно начертал: «Исполнить сегодня же». Он освободил поэта от предварительного трехмесячного заключения на гауптвахте, которое могло помешать ему попасть в эту экспедицию, и притом лицемерно заявил, что «переводом в Тенгинский полк желает ограничить наказание». Прочитав «Героя нашего времени», писал в частном письме императрице 12 июня 1840 года: «…Жалкая книга, показывающая большую испорченность автора… Счастливого пути, господин Лермонтов, пусть он очистит свою голову, если это возможно…»
Москва встретила Лермонтова тепло и радушно. Со дня на день ждали, что в «Московских ведомостях» появится объявление о продаже его первой книги, которая в Петербурге уже продавалась. Москвичи прочли в «Отечественных записках» повести «Бэла», «Фаталист», «Тамань», теперь превратившиеся в главы книги, отчего интерес к этой книге еще более возрастал. Теперь это был роман, новое художественное целое, с новым сюжетом, с новым интригующим заглавием - «Герой нашего времени». Отдельные черты этого «героя» уже намечались в повестях, но порой казались противоречивы. Каким же представлял себе автор современного героя?
Приезд Лермонтова совпал с присутствием в Москве Гоголя, который долгое время жил за границей. Он увез с собой любовь к родине и замысел «Мертвых душ». Под прекрасным небом Италии Гоголь чувствовал себя «непреодолимой цепью прикованным» к родной стране: «Теперь передо мной чужбина, вокруг меня чужбина, но в сердце моем Русь, одна только Русь».
И вот Гоголь вернулся. Он приехал осенью 1839 года вместе с Погодиным и остановился у него на Девичьем поле. Жил у Погодина отшельником. Иногда заходил в кабинет к хозяину. Громадный кабинет историка был завален старинными книгами, рукописями, каменными глыбами с непонятными полустертыми надписями на разных языках. Если являлся кто-нибудь посторонний, Гоголь свертывался, как улитка, и упорно молчал. Его раздражало праздное любопытство. Это любопытство было особенно возбуждено неоднократным чтением «Мертвых душ». Читал - и все герои оживали…
Н. В. Гоголь.
Портрет работы художника Ф. Моллера. 1840.
9 мая николин день - именины Гоголя. Узнав о приезде Лермонтова, Гоголь пожелал его видеть и говорить с поэтом, с такой силой выразившим скорбь России о Пушкине и его собственную скорбь. Он пригласил молодого поэта на именины. Здесь перед Лермонтовым развернулась картина образованного общества Москвы рубежа 30 - 40-х годов. И он сам предстал на суд ее элиты.
Лермонтов познакомился с новой московской профессурой. Значение Московского университета, как научного и культурного центра, сильно возросло с тех пор, как его оставил поэт. С 1835 года начали возвращаться из-за границы молодые ученые, посланные туда для окончания образования. Они привезли с собой веру в науку и в человека. Эти молодые профессора не просто излагали факты, но преподносили с кафедры новые истины. В Германии многие из них слушали Гегеля и его учеников. Это был тот период, когда наука перестала считать себя противоположностью жизни. Ученик Гегеля профессор Ганс, читавший в Берлине философию права, приходил на лекции не с древним фолиантом, а с последним номером парижского или лондонского журнала.
Среди новой профессуры выделялся своей одаренностью знаток Гегеля, специалист по древней истории Крюков. На его лекциях перед студентами открывался мир, полный величия и героизма. Крюков был предшественником по кафедре истории знаменитого профессора Грановского, только осенью 1839 года вернувшегося из Германии. Перед самым приездом Лермонтова он закончил свой первый курс в Московском университете и прочитал цикл публичных лекций. О нем заговорила вся просвещенная Москва.
На именинах Гоголя Лермонтов впервые столкнулся с формировавшимся на рубеже тридцатых - сороковых годов славянофильством. Основоположниками славянофильства были Хомяков и Иван Киреевский. «Ты не можешь себе вообразить, какая у этих людей философия, - писал Грановский своему другу Станкевичу.
– Главные их положения: Запад сгнил и от него уже не может быть ничего; русская история испорчена Петром… вся мудрость человеческая изложена в творениях святых отцов… Их нужно только изучать: дополнять нечего: все сказано. Гегеля упрекают в неуважении к фактам. Киреевский говорит все эти вещи в прозе; Хомяков в стихах. Досадно то, что они портят студентов: вокруг них собирается много хорошей молодежи и впитывает эти «прекрасные» идеи». Мировоззрение славянофилов часто было противоречивым. Хомяков и Иван Киреевский увлекали молодежь речами о народе и его «жизненной силе». Не могла не вызывать сочувствия их вера в исключительную историческую миссию России. Привлекали они и своим резко отрицательным отношением к бюрократическому режиму Николая I.
Лермонтов ехал на именины Гоголя в приподнятом настроении. Накануне, в самый день его приезда, появилось наконец объявление о продаже «Героя нашего времени». Еще издали увидел стеклянный купол погодинского дома, возвышавшегося над зеленью садов. Под этим куполом в антресолях жил Гоголь.
Миновав длинную анфиладу парадных комнат, Лермонтов вышел на террасу. На лужайке, перед домом, в нарядном голубом фраке, слегка склонив голову набок, стоял Гоголь в толпе гостей.
Погодин, лекции которого Лермонтов когда-то с интересом слушал в университете, представил его. Поэт преподнес Гоголю свой роман. Книга была издана на веленевой бумаге, в красивой цветной обложке. Многие уже прочли объявление в «Московских ведомостях», но купить еще не успели, и книга, привезенная Лермонтовым, обратила на себя общее внимание. Но еще больший интерес вызвал сам автор. Все спешили с ним познакомиться, расспрашивали, выражали сочувствие, приглашали.