Лерой. Обещаю забыть

Гордеева Алиса

— Прости, — говорю, не отводя взгляда от её перепуганных глаз.

Рина мотает головой, но больше не отходит.

— Я хочу уйти, — бормочет сквозь слёзы, а затем неуверенно тыкает пальцем в сторону ванной комнаты. — Там… Там телефон… Он его разбил… Там запись… Её теперь тоже нет.

Не понимаю, о чём она, но покорно поднимаю с пола расколотый на части гаджет.

— Всё можно исправить, — говорю ей, совершенно не думая в эту минуту о телефоне.

Рина кивает и медленно начинает спускаться. Мне неистово хочется ей помочь. Взять

на руки. Прижать к себе. Забрать её боль.

Догоняю в три счёта, но натыкаюсь на безжизненный взгляд любимых глаз.

— Не трогай меня. Я сама. Я в порядке.

Молча иду следом, как покорный слуга, готовый в любую минуту подхватить, подставить своё плечо.

Рина спускается с лестницы, но при виде окровавленного тела Макеева замирает, наблюдая, как тот корчится на полу от боли.

— Довольна, дрянь? Ненавижу тебя! Отца твоего поганого! Нелюди! — срывается на девчонку Снежана, готовая разорвать падчерицу на мелкие кусочки.

Не выдерживаю и вопреки просьбе прижимаю Арину к себе, укрывая ту от нападок стервы.

— Сама ты дрянь! — орёт Миронов, оттаскивая Снежану с дороги. — Блядь, никаких поблажек! Пойдёшь вместе с любовником своим под следствие. Сука!

Чувствую, как дрожит тело Рины, ощущаю её дикую слабость и полнейшую дезориентацию. А потому подхватываю на руки и быстрым шагом выношу из квартиры. С неё хватит!

— Егор в вашем распоряжении, — доносится в спину голос Горского.

Киваю, мол, услышал, и захожу с мелкой в лифт, прижимая её к себе всё крепче.

— Отпусти, — бормочет одними губами, неловко пытаясь вырваться.

— Прости, — бросаю в ответ, утыкаясь носом в её взлохмаченные волосы. — Не могу. Не проси!

Но Рина не оставляет попыток освободиться: крутится, выгибается, продолжая повторять одно и то же. Не знаю, где она находит силы, вот только мириться с моим пленом не соглашается.

— Потерпи меня ещё немного. Позволь тебе помочь! — нашёптываю в пустоту. Рина меня не слышит.

Спустя пару минут выношу её на улицу и, пытаясь укрыть собой от промозглого проливного дождя, спешу к внедорожнику Горского. Ей нужен врач, отдых и покой, а потому продолжаю игнорировать её просьбы, все больше переходящие в истерику.

— Обещаю, что отпущу, как только посажу в машину, — еле удерживая мелкую, сквозь стену дождя пробираюсь к парковке.

— Отпусти! Не смей! Не прикасайся! — Рина дико орёт, безжалостно надрывая связки и извиваясь всем телом в моих руках. — Я тебя ненавижу, Лерой! Ненавижу! Слышишь меня?

— Тише, маленькая, тише! — держу ещё крепче, с силой сжимая в тисках.

— Ненавижу, — стучит кулаками в мою грудь, плечи, не оставляя надежды вырваться из капкана крепких рук.

— Знаю, — тихо шепчу в ответ, понимая, что это конец.

Рина бьётся в моих руках неистово, словно попавшая в клетку птица. Одежда насквозь промокла, тело пробивает озноб, ледяной ветер царапает кожу, но отпустить её я не в силах... Господи, сколько же времени мне понадобилось, чтобы это понять. Внутри всё сжимается от колкого холода и горького осознания, что эту маленькую, хрупкую, но такую сильную девочку я сломал своими руками.

Чувствую, как дрожит её тело, как изнывает оно от боли и унижения, и яростно хочу забрать её страдания себе. Я не лучше того урода! Я поступил с ней точно так же! Даже, наверно, хуже.

И как бы сейчас ни сжималось моё сердце, как бы дико ни изнывала душа, понимаю отчётливо и ясно, что обязан её отпустить. Она достойна настоящего счастья! Заслуживает, чтобы её любили преданно и беззаветно, чтобы не сравнивали с другими, не считали деньги отца, не заставляли задыхаться от удушливых, едких слёз. Чистая, светлая, ласковая и бесконечно добрая девочка с напрочь отбитым желанием жить, разучившаяся улыбаться и верить людям, уверен, ещё встретит на своём пути хорошего человека. Только это буду не я!

 Что это? Проклятье? Судьба? Я не знаю! Но, видно, мне написано на роду отдавать любимых другим.

— Я отвезу тебя домой, — шепчу в родную макушку, едва улавливая аромат её волос.

— Нет, — немного обмякнув в моих объятиях, отвечает Арина.— Отец всё равно не поверит. Он всегда выбирает её! Вы все всегда выбираете не меня!

— Моя глупая маленькая девочка, — перекладываю её в тёплый салон автомобиля, а сам сажусь рядом. — Мы поедем ко мне.

Глава 27. В безопасности

Арина.

— Мы поедем ко мне.

Ладонь Амирова сжимает мою, а его слова — моё сердце.

— Ни за что! — вновь пытаюсь вырваться, но силы не равны. — Лучше к отцу! В больницу! Куда угодно, только не к тебе!

На сегодня лимит боли исчерпан. Дом Лероя — рассадник разочарований и разрывающих душу воспоминаний — для меня закрыт навсегда. Видеть беззаботное лицо Горской, воскрешать в памяти мою постыдную ночь с Амировым не хочу! Ни сегодня, никогда больше!

Валера качает понимающе головой. Не спорит. Ничего не говорит. А потом и вовсе отпускает мою ладонь, разрывая последнюю ниточку между нами. Меня по новой начинает трясти: ненавижу его! И свою зависимость от него ненавижу! Отворачиваюсь к окну, но сквозь пелену дождя ничего не вижу. Да и, если честно, не пытаюсь разглядеть. Внутри всё выжжено, снаружи — искалечено.

Не успеваю прикрыть глаза, как что-то мягкое и тёплое касается моего тела. Его джемпер. Чумазый, перепачканный кровью Макеева и влажный от дождя, он всё ещё сохранил в себе нотки моего любимого запаха, который успокаивает лучше любого лекарства.