Лес пропавших дев
Шрифт:
Я отошла от двери, почистила зубы, умылась и придирчиво оглядела себя в зеркале. Хоть в этот раз я не была вся в слезах и крови. Потом я заплела густые черные волосы в косу, надела ханбок, хотела выйти гостю навстречу, но остановилась, вспомнив наставления тетушки Мин. «Неприлично выходить из дому одной, – часто пыталась вдолбить она мне, – а если все-таки выходишь, то прячь лицо».
Я достала из мешка шелковый чангот [21] цвета пурпурной азалии и накинула его на голову, как капюшон, спрятав таким образом лицо
21
Верхняя одежда, которую женщины периода династии Чосон носили в качестве вуали, чтобы скрыть лицо.
Старейшина уже ждал меня во дворе, когда я наконец вышла из дома.
– Доброе утро, юная госпожа, – торжественно и спокойно произнес он. – Я приехал, чтобы обсудить вчерашнее происшествие. Шаманка дома?
– Она спит, и сестра тоже еще не встала.
Неловкая пауза. На материке подобная ситуация казалась бы дикой и невозможной. Юная барышня не обязана отчитываться в своих поступках, хотя, с другой стороны, ни одна порядочная молодая девушка не покинула бы самовольно дом тети, которая приютила ее.
– Тогда мне придется побеседовать с тобой наедине. Можно войти?
– Конечно.
Я провела старейшину Муна на гостевую половину дома, и он сел на пол перед низким столиком. Его присутствие как будто все сразу изменило. Он не сказал ни слова об оберегах, статуэтках богов и благовониях, заполнявших комнату, но я догадывалась, о чем он думал. Как дочь просвещенного человека, лучшего детектива Чосона, оказалась в хижине, где промышляют обманом? Так мой отец когда-то отзывался о жилище шаманки.
Юбка вздулась вокруг меня, когда я села рядом со старейшиной. Я крепко придерживала чангот, словно боялась, что сильный порыв ветра унесет накидку, под которой я прятала лицо. Он достал из сумки блокнот, затем кисть и тушечницу.
– Вчера твоя сестра рассказала мне, что вы собирались поговорить со Ссыльным Пэком. Зачем?
– Мы считаем его виновным в похищении и убийстве девушек. Все считают его виновным.
– Все?
Он записал мои слова, а потом пробормотал:
– Вот уж не все. Я, например, так не считаю.
– Но… есть свидетели. Они видели, как он преследовал Хёнок. С одной из жертв он точно связан, ее семья должна ему денег.
– Это так, но вот ведь странно получается. – Старейшина перестал писать и взглянул на меня. – Ты пробыла здесь всего пару дней и уже нашла виновного. Почему же твоему отцу, который провел на Чеджу целую неделю, не пришел в голову такой простой вывод? Почему он не арестовал Пэка и даже не допрашивал его?
Все мои доводы разлетелись в пух и прах после этих слов. Честно признаться, я и сама думала, что отец бы во всем разобрался, но все вокруг были так уверены в виновности Пэка.
– Самый очевидный подозреваемый, – сказал старейшина Мун, – не всегда оказывается преступником.
– Но кто же тогда прячется под маской? Человека в маске видели и пять лет назад, во время гибели Сохён в лесу, и недавно, после исчезновений других девушек.
Я прижала пальцы к губам, попыталась вспомнить имена пропавших, записанные у меня в дневнике.
Старейшина Мун откашлялся.
– Я хотел обсудить еще кое-что по поводу вчерашнего, – проговорил он. – Похоже, вы с сестрой собирались не просто поговорить со Ссыльным Пэком: он уверяет, что вы тайком пробрались в его дом. Это правда?
Я опустила руки на колени, и шелковый чангот соскользнул с моей головы.
– Он толкнул меня, я ударилась головой о стол.
– Да, я вижу.
– Это неподобающее поведение, вы ведь понимаете?
– Ссыльный Пэк не будет заявлять в полицию о незаконном проникновении в его дом. Он сказал мне, что вчера я неправильно его понял, что на самом деле ничего не случилось. Но ты можешь обвинить его в нападении, и тогда, если он заявит, что вы с сестрой пробрались к нему в дом, скорее всего, тебе удастся выйти сухой из воды. Ты принадлежишь к правящему классу, Мин Хвани, и, к сожалению, а может, и к счастью – для тебя уж точно к счастью, – судья обычно решает дела в пользу тех, кто у власти. И вот еще что, – добавил он, многозначительно взглянув на меня, – я напишу твоей тете и расскажу ей обо всем, что здесь случилось.
– Но вы же мне обещали! Вы сказали, что не будете ей писать!
– Игра зашла слишком далеко, я не могу взять на себя такую ответственность…
– Но я почти раскрыла дело, старейшина Мун, – солгала я. Отчасти я говорила правду: я чувствовала, что нащупала нечто важное, но поможет ли новая информация найти убийцу или, наоборот, все запутается окончательно, было пока неясно. – Я нащупала верный путь, я чувствую это. Я не могу сейчас уехать.
Старейшина отложил кисть и внимательно взглянул на меня.
– Какой путь?
– Дочь Ссыльного Пэка сказала мне вчера, что убийца… – я понизила голос и огляделась, чтобы убедиться, что меня не слышит никто, кроме старейшины, – шаманка Ногён. Не хочется думать, что она… но вы правы, Ссыльный Пэк слишком очевидный подозреваемый, и его бы давно арестовали, если бы он был убийцей.
– Разве шаманка не заботится о твоей сестре, как о родной внучке?
Я почувствовала легкий укол совести.
– Да, это правда.
– И ты все равно ее подозреваешь? – удивился старейшина. В его голосе не было осуждения, только любопытство.
– Я руководствуюсь фактами, а не чувствами.
Старейшина задумчиво посмотрел на меня, потом сказал:
– Поговорим лучше на улице.
Я взглянула на дверь, ведущую в комнату сестры. Дважды она спасла мне жизнь, а я все равно решила обвинить шаманку Ногён, чтобы старейшина деревни позволил мне остаться на Чеджу. Она бы никогда не простила меня, если бы узнала об этом.
Как только мы вышли из дома, он спросил:
– Почему ты подозреваешь шаманку?
– Кахи сказала, что кто-то видел, как шаманка Ногён разговаривала с Сохён перед ее смертью. Это правда?