Лес пропавших дев
Шрифт:
– Отец заплатил ему кругленькую сумму, чтобы он никому об этом не рассказывал. Это мне ученый Ю сказал, когда я прибежала на постоялый двор в поисках старейшины Муна.
– Подожди, – мне показалось, что я ослышалась, – ученый Ю, пьяница?
– Да, он видел их вместе, отца и торговца Ри, они о чем-то шептались. Ему стало любопытно, и он напоил торговца, чтобы выведать у него тайну. Ри быстро раскололся и рассказал, что Поксун живет недалеко от водопада Чонбан.
– Это в Согвипхо, – прошептала я.
Мэволь кивнула.
– Ю и не догадывался, что это важно, пока мы не начали расспрашивать
Я взглянула на карту. Ее создатель не обладал талантами живописца, но все же легко было представить предстоящий нам маршрут. Холмы орымы, деревья, мощные склоны, на которых пасутся дикие пони, лавовые пещеры с потайными, скрытыми от праздного взгляда входами, трава, пригибающаяся от ветра… По этому пути шел когда-то мой отец. Я отбросила камни, сдерживавшие уголки карты, свернула ее и поднялась на ноги.
– Куда мы теперь? – спросила Мэволь.
– Мы?
– Да, мы.
– Искать Поксун.
Глава одиннадцатая
Холодный ветер бил в лицо. Вдвоем с сестрой мы скакали вперед. Маршрут выверили по карте. Мэволь была одета как шаманка: в длинное белое одеяние с ярко-красным поясом. Лицо она прятала в тени белой конусообразной шляпы. Она захватила с собой специальный веер и трещалку-погремушку, какие шаманы обычно используют, чтобы вызывать духов.
– Вдруг нам придется призывать богов, – объяснила она мне, а потом тихо добавила: – И пусть все нас боятся, со мной шутки плохи.
Что до меня, то я постаралась придать себе кроткий вид: облачилась в ханбок, а голову прикрыла чанготом в надежде, что правила приличия и обычная вежливость помогут мне разведывать тайны и раскрывать секреты.
Мы ехали вот уже несколько часов, и ни одной живой души не попалось нам по пути. Не у кого было спросить дорогу, только ветер сопровождал нас. Настырный ветер гнал по небу облака, пригибал траву к земле и пихал нас в спину, будто хотел, чтобы мы поскорей добрались до цели путешествия.
Карта билась и трепыхалась у меня в руках, я вглядывалась в нее, пыталась понять, где мы находимся, в какую сторону ехать. Пейзаж вокруг казался скучным и однообразным. И вдруг я заметила высокий холм, древний потухший вулкан, ныне покрытый густой травой, кустарниками и деревьями. Я поскакала прямо к этому холму, вверх, на его вершину.
– Куда ты? – окликнула меня Мэволь.
Но я ей не ответила.
«Сколько ни вглядывайся в кусты и деревья рядом с тобой, – говорил мне отец, – никогда не поймешь, как найти верный путь».
Отцу много раз приходилось отыскивать путь в незнакомых полях, среди кустарников и холмов. Он шел по следу, разыскивал преступников, и потому ему довелось много где побывать. Ночью он ориентировался по звездам, а днем – по солнцу. А когда ни по солнцу, ни по звездам нельзя было найти дорогу, тогда он забирался на самый высокий холм поблизости.
«Найди точку, с которой открывается общий обзор, и тогда ты поймешь, как добраться домой».
Мы доскакали до вершины, и я увидела глубокую впадину, кратер, заросший травой и деревьями. Внизу пони щипали травку. В каждом таком холме орыме существуют тайные ходы, которые ведут или в разветвленную систему лавовых трубок, или к пропасти, или в необыкновенно длинную лавовую пещеру с потолком из известняка. А случается, в потухших вулканах, где-то глубоко под землей, прячутся таинственные озера. Но все это не имело никакого отношения к тому, что мы искали. А возможно, вообще не существовало ни пещер, ни озер, и все это плод безумной фантазии какого-то фантазера. Я постаралась не думать об этом и смотреть вперед. Лишь то имеет значение, что я смогу разглядеть невооруженным взглядом. Перед нами расстилалась холмистая земля, земля потухших вулканов, по которой гулял ветер, а где-то вдалеке голубой полоской виднелось побережье. Туда мы и направлялись.
– Как далеко еще до побережья. – Я пришпорила пони, и мы снова пустились в путь. – Что ты сказала шаманке? Она наверняка заметила, что нас нет.
Мэволь потрепала гриву своего пони.
– Я оставила ей записку. Написала, что мы уедем ненадолго, вернемся дня через два.
– Она будет волноваться… – Я помолчала немного. – Ты для нее как дочь.
– Мы как родные друг другу.
– У нее ведь, кажется, была дочь?
– Она умерла.
– Как это случилось? Она рассказывала тебе?
– Нет. – Мэволь медленно покачала головой. – Она никогда об этом не говорит. Ей часто снятся кошмары, бывает, она просыпается и плачет так горько, что я пугаюсь. Вдруг у нее разорвется сердце?
– От ночных кошмаров сердце не разрывается, – пробормотала я в ответ.
Интересно, что же мучает шаманку Ногён: горе или чувство вины?
– Ты бы слышала, как она плачет, – вздохнула Мэволь. – Невозможно удержаться, самой хочется разрыдаться.
Я уставилась в карту, испугавшись, что сестра заметит мой виноватый взгляд. Старушка, за которую так переживала Мэволь, была первой в моем списке подозреваемых. Когда-нибудь мне придется рассказать сестре о том, что шаманка как-то связана с похищением девушек. Я внимательно разглядывала карту, будто увидела там что-то новое.
Неожиданно кролик выскочил из-под копыт пони, тот шарахнулся, и я покачнулась, но сумела удержаться в седле, не выпустив карту из рук.
– Что ты там выискиваешь?
Мэволь выхватила у меня смятый свиток так резко, что я вздрогнула.
– Отдай! Быстро!
– Поезжай за мной, старшая сестра! – Мэволь пустила пони в галоп. – Я знаю, как добраться до побережья.
Я поскакала вслед за ней, что еще мне оставалось. Глупая девчонка! Мое лицо пылало от гнева, даже мочки ушей. Я спустилась по склону к подножию холма. Тропинка вилась дальше среди травы, но Мэволь свернула с нее и исчезла в зарослях тростника.
– Мэволь-а! – Я рассердилась всерьез. – Нельзя сходить с тропинки!
В ответ тишина.
Тяжело вздохнув, я нырнула за ней в тростник. Над моей головой колыхались белые серебристые метелки. Налетел ветер, все вокруг зашелестело, зашуршало, будто гулкие хрустящие волны плескались где-то рядом.
– Мэволь-а! – снова крикнула я, постаралась, чтобы голос звучал не так сердито. – Ты ошиблась, нам не сюда.
– Сюда-сюда!
Я бросилась на голос сестры. Перед глазами вдруг мелькнули прядь черных волос и развевающаяся юбка. Она обернулась, и две черные жемчужины – ее глаза – сверкнули из-под густых бровей.