Лес пропавших дев

Хёр Джун

– Так быстрее. Срежем путь и снова выйдем на тропинку.

Я ехала за сестрой и уговаривала себя, что ничего страшного не происходит, в любой момент можно повернуть назад и вернуться к дороге. Но Мэволь не останавливалась, и тростниковые заросли никак не кончались. Когда мы наконец выбрались из тростника, я выхватила карту у Мэволь и внимательно изучила нарисованный маршрут. Ни одного ориентира поблизости, на который можно было бы опереться.

– Ну, – спросила я, – и где мы?

Мэволь пожала плечами.

– Понятия

не имею.

– Мы все делали по плану, – взорвалась я. – Пять часов подряд ехали по карте! – Я тряхнула свитком. – Нельзя было сходить с дороги. Теперь кучу времени потеряем, пока найдем нужную нам тропинку.

– Найдем мы твой водопад Чонбан. Что ты так волнуешься?

Ее невозмутимость бесила меня больше всего.

– Если брести наугад, никогда не доберешься туда, куда тебе нужно.

– Правда? А у меня обычно получается.

Сестра убрала волосы с лица, заправила их за ухо и снова пришпорила пони.

– Тайну не разгадать, если все время пялиться в книги или в карту.

– Мэволь, запомни: когда едешь по намеченному маршруту, надо хоть иногда заглядывать в карту.

– Неправда, в карту смотрят, только если заблудились, а мы не заблудились.

Мэволь скакала вперед, я скакала за ней. Мы спорили и спорили. Я уверяла ее, что мы заблудились, она же не сомневалась, что мы просто немного отъехали от тропинки и скоро вернемся к ней.

Я мотнула головой, еле сдержалась, чтобы не заорать.

– Нам нужно повернуть назад. Если ты меня не послушаешься, я…

Но тут я вдруг услышала какой-то странный тихий звук. Все мысли из моей головы мгновенно улетучились.

Я нахмурилась, и мы с Мэволь переглянулись.

– Не может быть…

Я пустила пони галопом и чуть не растоптала кальмаров, разложенных в рядок сушиться на солнце. Трава неожиданно превратилась в песок, а песок – в бурлящие волны, которые словно бросались ко мне, а потом отступали обратно в бескрайний простор бушующего моря. Справа и слева от меня высились каменные столбы. Они поднимались прямо из воды, словно клыки, обнаженные в предупреждении.

Чем дальше вглубь скользил мой взгляд, тем темней становилась вода, бирюзовая у самого берега. Я снова услышала этот необычный звук – легкий свист, с каким выныривали из воды хэнё. Техника дыхания, передававшаяся от женщины к женщине через много поколений. Как еще могли выжить несчастные люди на этом проклятом острове, куда король ссылал неугодных ему подданных?

Несколько ныряльщиц сидели неподалеку. На них были только белые хлопковые костюмы для плавания, оставлявшие открытой большую часть тела. Крестьянок из прибрежных деревень очень возмущал этот наряд, но мне было все равно. Меня восхищало их бесстрашие, то, с какой легкостью они погружались в неизведанные морские глубины.

Нервно натянув на голову шелковый чангот, я спрыгнула с пони и пошла прямо к ним, в надежде, что ныряльщицы подскажут, как доехать до водопада.

– Простите? – Я подошла к одной из женщин. – Не подскажете, как добраться до водопада Чонбан?

Она будто не услышала меня – должно быть, море слишком шумело, – даже не подняла головы от бамбуковой корзины. В корзинке лежал свежий улов: морские ушки, морские ежи, морские улитки – скользкие извивающиеся твари. Рядом с ней лежала деревянная трость для ходьбы.

Я заговорила погромче:

– Мы с сестрой заблудились.

– Идите в ту сторону. – Она махнула куда-то на юг, будто ей было недосуг объяснять подробнее. – Выйдете прямо на него.

– Аджиман! – Мэволь неожиданно оказалась рядом со мной. Женщина подняла голову, и мы увидели квадратное лицо с волевым подбородком и еще более волевым и упрямым взглядом. – Вы не знаете никого по имени Поксун?

Аджиман больше не копалась в корзинке.

– А зачем вам?

Она будто увидела что-то за нашими спинами.

Я оглянулась на бушующее море; к берегу кто-то плыл. Сначала я подумала, что это молодая женщина – так быстро она плыла, такие сильные гребки делала, но из воды вышла старуха с мокрыми седыми волосами, собранными в пучок на макушке.

Ныряльщица, около которой я стояла, крикнула:

– Сейчас иду, Хальман Сунджа!

Бабушка Сунджа шла, чуть покачиваясь, с бамбуковой корзиной, полной улова. Она была не единственной, кто нырял в таком возрасте. Я слышала, что многие хэнё работают и после восьмидесяти. В море они ощущают себя по-прежнему молодыми и сильными, не чувствуют в воде ни боли, ни усталости. С годами к ним приходит лишь мудрость и житейский опыт. Хальман Сунджа на суше выглядела хрупкой старушкой, но среди хэнё она, вероятно, была самой опытной. Таких называют сан-гун – хэнё высшего ранга.

Может быть, она даже знает, кто такая Поксун.

Я с нетерпением наблюдала, как ныряльщица, с которой я говорила, дошла до берега, передала бабушке Сунджа трость, а взамен забрала у нее бамбуковую корзину. Потом обе они развернулись и пошли обратно, к нам. Когда они подошли достаточно близко, я разглядела, что все лицо у Хальман Сунджа испещрено морщинами.

– Нуге-кква? – спросила она.

Островной акцент у нее был такой, что я не сразу сообразила, что она спрашивает, кто я такая. Я не успела ответить, потому что вторая ныряльщица объяснила старшей:

– Они заблудились, ищут водопад Чонбан. И еще спрашивают про Поксун. Странное совпадение.

Совпадение? Что она имеет в виду? Ныряльщицы удивленно переглядывались, с недоверием разглядывая нас.

Я сбросила с головы чангот – пусть они увидят мое лицо, узнают вдумчивый взгляд глубоких черных глаз, которые я унаследовала от отца.

– Меня зовут Мин Хвани. Я дочь детектива Мин Джиу. – Я указала глазами на Мэволь. – А это моя сестра Мэволь. Отец пропал в прошлом году, мы ищем его.