Леший выходит на связь

Чмыхало Анатолий

Спал Сыхда крепко и долго. Когда же открыл глаза, то почувствовал, что не может пошевельнуться: весь как бы одубел, боль и ломота угнездились в пояснице. Попробовал было встать; ноги что вата — совсем не слушаются. Кое-как перевернулся на живот и развел под березой костер. Бросал в него завитую в кольца бересту, пожухлую траву, сухие ветки и с беспокойством думал: «Золы бы нажечь побольше, лечь на нее спиной — и отойдут ноги», — а боль становилась все забористей, все нестерпимей.

Где же взять столько дров? Вокруг голым-голо — на обширную, с гектар, поляну лишь одна береза. А мелкий кустарник, росший здесь,

не в счет — что от него проку?

Но вверху, на самом бугре, березняк и осинник были погуще, там можно было что-то найти для костра. И, опираясь на локти и понемногу подтягивая свое, ставшее вдруг тяжелым, тело, Сыхда пополз к лесу. Ползти было бесконечно трудно и больно, нога нечаянно зацепилась за пенек — и Сыхду пронзило острым прострелом. Он замер и застонал мучительно и протяжно.

— Кто тут? — вдруг послышался позади тонкий, вроде бы мальчишеский голос.

Сыхда с трудом повернул тяжелую голову и удивился: перед ним стояла девушка с охотничьим ружьем наизготовку. Ей было не более восемнадцати. Лицо круглое, румяное, с необычно большими для хакасок черными, как уголь, глазами. На ней была изрядно заношенная нагольная шуба, отороченная снизу мерлушкой.

— Кто ты? — испуганно спросила она.

— Охотник Сыхда. Разве не видишь?

Она не спускала с него тревожных, внимательных глаз. Тогда он вяло улыбнулся ей и попросил:

— Помоги встать.

Девушка прислонила ружье к березе. Подошла к Сыхде, и на его груди сомкнулись две гибкие, тоненькие руки, они напружинились, но не смогли оторвать от земли непосильный груз. Девушка распрямилась, решая, что же ей теперь делать.

— А ты кто? — спросил Сыхда.

— Я Тайка, я живу в Кискаче. Ты обо мне не слышал?

— Нет, — искренне признался он.

У Тайки были чуть припухшие губы и ровный, слегка вздернутый нос. Она сразу поразила Сыхду своей красотой. И теперь чем больше он глядел на нее, тем легче и радостнее становилось ему.

— Ты хороший человек или плохой? — спросила она.

— Наверное, хороший.

— Тогда зачем у тебя короткое ружье? — она кивнула на маузер, выглядывавший у него из-за пазухи.

— Такие ружья сейчас у всех.

— Ты врешь! Может быть, это ты и убил моего брата? Ты?

— Я недавно в этих местах. Разве я похож на бандита?

Она еще пристальнее оглядела Сыхду, и, не доверяя ему, взялась за свое ружье:

— Попробуй обидеть меня!

— Что ж, стреляй, Тайка, — все еще любуясь ею, сказал он.

— Ты не боишься умереть?

— Не боюсь. Только ты, когда убьешь, похорони меня вот под этой березой. И приходи на могилу, да почаще, — снова чуть усмехнулся он.

— Зачем это?

— Мне хорошо, когда ты рядом.

— Я убивать тебя не стану, — решила она, поправляя висевшую у нее на ремне холщевую сумку с дичью. — Я позову людей, и они разберутся, кто ты такой.

Он ничему не противился, ни о чем не просил ее. Он только проводил Тайку долгим и теплым взглядом. Но когда, спустя несколько часов, к березе пришли посланные Тайкой охотники, они никого здесь уже не нашли.

19

Вскоре пришла зима. Снега выпали пухлые, сразу укрыли все дорожки и тропки. В глухом распадке совсем потерялась крохотная избушка: из сугроба торчал лишь один ее угол, а в отдушину клубами

выходил негустой горьковатый дымок.

Сыхда и Аднак теперь редко выходили из своего жилья, а когда выходили, то недалеко, боясь, чтобы кто-нибудь не напал на их след. Иногда, заподозрив неладное, они проверяли, нет ли кого поблизости. Снежный покров рассказывал им обо всем. Однажды Сыхда, много думавший о Тайке, направился к той одинокой березе. Он с привычной ловкостью бежал по белой, податливой целине на своих самодельных, подбитых маральей кожей лыжах. День был ясный, ослепительно блестел хрупкий снег.

«Наверно, Тайка тоже вспоминает березу», — думал Сыхда, обегая трухлявые колоды, лежавшие на пути. Он свернул цигарку, закурил и снова подумал о Тайке, что хорошо бы иметь жену. Но разве Тайка согласится жить с ним в таежной избушке? Разве ей понравится жизнь с отверженным несчастным человеком. А жалко, что так. В улусах давно правит Советская власть, за которую воевал Сыхда еще у Щетинкина. Так почему же он, честный перед людьми и властью, должен скрываться?!

— Не забывай меня, Тайка, — вслух подумал он, и очевидно, услышав его голос, гукнули и снялись с кустов красногрудые снегири. Сдвинув на затылок шапку, он остановился на краю заветной поляны. И снова увидел березу: она стояла раздетая, еле приметная на снегу, свесив долу длинные тонкие ветви. И еще увидел Сыхда лыжный след, который стремился сюда со стороны степи и делал петли вокруг березы, след подходил и к самой березе, и там, где снег истолчен в пыль, на обледенелой ветке дерева подрагивал на легком ветру кусочек красного ситца. Сыхда осторожно дотронулся до него и понял, что здесь была Тайка, что она хочет новых встреч и в залог своей верности дарила ему этот талисман, что должен охранять Сыхду в тайге от лютого зверя, а еще больше — от людей.

И у Сыхды загорелись глаза, впервые за многие годы они засияли счастьем, и это было наградой за всю его прошлую совсем не радостную жизнь. И он сбросил в снег слезы, вдруг набежавшие на глаза, и размашисто зашагал назад, к Аднаку. Но, пройдя почти полпути до избушки, остановился, постоял с минуту в раздумье и решительно повернул к березе. Он забрал тот кусочек ситца и сунул его к себе за пазуху, к сердцу, которое то замирало, то гулко билось, стоило Сыхде лишь подумать о Тайке.

Синие тени в тайге стали гуще и заметно удлинились. Аднак встретил своего друга у лаза в избушку. В отсутствие Сыхды он не беспокоился — знал, что тот не собьется с пути, не растеряется при встрече со зверем, не ввяжется ни в какую сомнительную историю. Правда, Аднаку сейчас приходила мысль: не заболела ли снова у Сыхды поясница, как тогда, осенью, когда Аднаку пришлось тащить его на себе много километров.

— Где был, сюдак? — безо всякого интереса, просто для того, чтобы заговорить, спросил Аднак.

— Рябчиков попугал мал-мало, — улыбчиво ответил Сыхда.

— Хитер ты, как лиса. Почему же я не слышал выстрела?

— Я далеко ходил.

— Почему же у тебя шаг твердый?

Все понимал Аднак, и утаить от него что-нибудь было не так просто. Но Сыхда все-таки утаил талисман. Этот дорогой ему красный клочок он доставал из-за пазухи лишь по ночам, когда Аднак спал, доставал и прижимал его к своим пылающим обветренным губам.