Лесной исчезнувший мир. Очерки петербургского предместья
Шрифт:
Концом нелегальной жизни Василия Брусянина и его семьи в Финляндии стала амнистия 1913 года в честь 300-летия царствования дома Романовых, прощавшая в числе прочих и «литературные преступления». Осенью семейство Брусяниных вернулось в Петербург.
«Мы решили поселиться в Лесном, считая, что нашим детям, привыкшим быть на свежем воздухе, будет трудно привыкать в жизни в душном городе, – вспоминала Мария Ивановна Брусянина. – В квартире, снятой нами на Английском проспекте[54], мы прожили спокойно, без каких бы то ни было событий, больше года. Только одно я здесь могу отметить: здесь мужу пришла мысль использовать наш большой запас книг и открыть „Библиотеку новых книг и журналов“. Это было в конце года нашей жизни на этой квартире.
За дело мы с мужем принялись с жаром. Заказали полки, составили карточный каталог, а впоследствии отпечатали на машинке настоящий каталог. Достали разрешение на открытие библиотеки, но на мое имя, так как на имя мужа не разрешили. Отпечатали в типографии объявления. Одни, отпечатанные крупным шрифтом, подобно афишам, расклеили по улицам Лесного, другие, более подробные, извещения, напечатанные обыкновенным шрифтом, разослали по адресам, взятым из адресной книги.
Я села в библиотеке и с трепетом ждала, не откликнется ли кто-либо на объявление. Первыми абонентами были наши знакомые Классен. По разосланным же объявлениям явилась одна интеллигентная дама, которая захотела просмотреть каталог и спросила, есть ли журналы. Журналы, разумеется, были выписаны. Просмотром каталога она, по-видимому, осталась довольна, так как подписалась. Второй пришла некая Серова. Об этой даме мне рассказывали, что она была дочерью генерала (кажется, жандармского) и вышла замуж за рабочего завода „Айваз“, находившегося в Лесном. Необычность этого случая заинтересовала меня. После революции, когда в руках революционеров очутились документы из участков, Серова оказалась в списках служащих охранного отделения…
Время шло. Библиотека начинала завоевывать все большее количество абонентов, которые частью переходили из имевшейся в Лесном общественной библиотеки, в которой из-за многолюдства было трудно достать нужную книгу. Помещение было тесно. Как раз в это время семья одного из моих абонентов переезжала в Сибирь и передавала свою квартиру, которую мы и сняли. Квартира помещалась на Малой Объездной, в одном из домов Данилевского. Ему принадлежали два красиво оштукатуренных дома в два этажа. Один дом занимал он сам с семьей, в другом первый этаж занимал пансион Лидии Карловны Лабза, а второй – мы[55].
В этих домах были всевозможные удобства. Так, например, вода для ванной нагревалась не в колонке, а в трубах находящегося в плите змеевика, которые нагревались во время топки. В квартире, которую занимал сам Данилевский, в плите было устроено приспособление, сжигавшее мусор. На парадной лестнице зажигалась электрическая лампочка, горевшая столько времени, сколько нужно было, чтобы спуститься вниз, и автоматически гасла.
Из семи комнат мы две сдавали, одну отвели под библиотеку, а четыре занимали сами. Для прислуги была отдельная комната. Квартира стоила 100 рублей в месяц. Одну комнату мы сдавали за 60 рублей, а другую за 30, с отоплением и освещением. Дров выходило зимой 7 сажень в месяц. Так как большая квартира потребовала и большее количество мебели, то мы купили у прежних квартирантов часть мебели.
Дом А.И. Данилевского возле Серебряного пруда на бывшей Малой Объездной улице (современный адрес – Институтский пр., 22) . Фото С. Глезерова, март 2006 г.
Объявление об открытии библиотеки М.И. Брусяниной. Конец 1913 – начало 1914 гг. Из архива В. О. Брусянина
Страницы из каталога общедоступной библиотеки М.И. Брусяниной. Из архива В.О. Брусянина
Страницы из каталога общедоступной библиотеки М.И. Брусяниной. Из архива В.О. Брусянина
Дарственная фотография Л. Андреева с надписью: „Василию Васильевичу Брусянину с искренней приязнью. Леонид Андреев. 1910 г.“. Из архива В.О. Брусянина
При переезде на новую квартиру пришлось, как это ни было грустно, расстаться с нашим сенбернаром Грумом, так как при доме не было отдельного сада, где можно было бы держать собаку, а был один большой сад, окружавший оба дома. Грум был злой собакой, которую нельзя было выпускать без намордника, и я опасалась, что он своим поведением разгонит всех абонентов, что действительно могло случиться, так как на незнакомых он кидался. Когда его куда-то отдали, он пришел назад и так делал два раза, пока его не отдали такому хозяину, который его посадил на цепь. Я теперь удивляюсь, как мне было не жаль расстаться с этой угрюмой, но умной и преданной собакой…»
Мария Брусянина признавалась впоследствии, что жизнь в доме на Малой Объездной улице в Лесном явилась одним из счастливейших периодов в ее жизни. Мария Ивановна была настоящей хранительницей семейного очага. Кроме того, она обладала и литературными способностями. Об одном из своих литературных опытов, связанном с всеобщим патриотическим подъемом в начале Первой мировой войны, она не без улыбки рассказывала в своих воспоминаниях. Всплеск национальных чувств отразился в литературе и в поэзии.
М.И. Брусянина. Фото середины 1910-х гг. В 1917 г., судя по оборотной стороне, фотокарточка по каким-то причинам использовалась «Комиссариатом 2-го Лесного подрайона» как удостоверение личности. Из архива В.О. Брусянина
«Я тоже заплатила дань этому поветрию, – вспоминала Мария Ивановна. – Как-то раз, увидя в окне магазина портрет короля Альберта, тогда чрезвычайно популярного, я купила его и, придя домой, повесила на стене своей комнаты… Было что-то в этом лице, что вызвало во мне какое-то особое состояние. В уме сами собой стали складываться размеренные рифмованные строчки и, наконец, вылились в стихотворение. Я прочитала его мужу, он одобрил и отнес в журнал, который редактировал тогда поэт Леонид Галич, где оно и было вскоре напечатано вместе со стихотворением Георгия Иванова, тоже посвященным королю Альберту. Вскоре появилось второе, но неудачное, на ту же тему, которое было напечатано в журнале „Пробуждение“. Там же было напечатано и стихотворение „Павшим в бою“, которое Федор Федорович Фидлер счел достойным перевода на немецкий язык, что он и сделал. Последнее мне было чрезвычайно приятно, так как он сказал мужу, что это единственное, найденное им в военной литературе стихотворение, чуждое шовинизму и выражавшее общечеловеческие чувства».
История имела продолжение. Под влиянием встречи с поэтессой и драматургом Людмилой Николаевной Рыжовой-Герст Мария Брусянина отправила свое стихотворение, посвященное королю Альберту, в бельгийское посольство. «Я еще не забыла учебника Иловайского, по которому мы изучали историю, и у меня в памяти сохранилась фраза: „Лавры Мильтиада не давали спать Фемистоклю“. Я почувствовала себя этим Фемистоклом и твердо решилась добиться мильтиадовых лавров…».