Лесные твари
Шрифт:
– Я бы, пожалуй, и сам поверил в вашу теорию, – произнес Демид. – Она очень убедительна. Но вы, Ольга Игоревна, сами все испортили. Вы совершили поступок, который никак не укладывается в этот логический ряд. Зачем вы пытались меня застрелить?
– Я? Вас? Застрелить?! – Брови Фоминых поднялись домиком. – Что вы за чушь несете?
– Да! Вы стреляли в меня, а не в Ивана! Там, на хате, когда мы склад кокаина брали! И собака… Мастино породистый – откуда у пьяниц такая собака? Вы плакали, когда я ее застрелил. Это ваша собака была! И она, кстати, тоже предназначалась для того, чтобы убить
– Склад кокаина? – Фоминых хрипло хохотнула. – Вы слышали, ребята, кто у нас здесь? Танго и Кэш! Он склад кокаина брал! Да еще и вместе со мной. Послушайте, Коробов, вы уже психэкспертизу прошли, доказано, что вы вменяемы. Так что не морочьте мне голову, не изображайте из себя шизофреника, у вас это плохо получается.
– Ольга Игоревна, – неуверенно произнес один из охранников, – а ведь вашего Цезаря, мастино-неаполитано, и вправду недавно убили?
Демид дернулся, словно током его ударило.
– Убили. – В холодном тоне Фоминых появилась ненависть. – И если я найду того, кто его убил, я ему яйца оторву.
Все. Демид больше не мог такого слушать. Слишком много было для одного раза.
– Значит, все? – спросил он. – Обвинение мне предъявили?
– Если вы сейчас же напишете добровольное признание, тогда да. А если нет… Время у нас еще есть. И у вас время есть – чтобы все хорошенько обдумать.
– Знаю. Восемь дней. Потерплю как-нибудь.
– Гораздо больше. – Фоминых улыбнулась, словно разговаривала с дебильным ребенком, и все вокруг глумливо заулыбались. – Гораздо больше, гражданин Коробов. И сделать это совсем нетрудно. Вы лучше не считайте дни, Коробов, а то со счета собьетесь.
– Я ни в чем не виноват. – Демид распрямил плечи, может быть, даже ногу на ногу закинул бы, если бы не боялся получить дубинкой за такое своевольство. – Не виноват. Я, может, и сознался бы, да не в чем. Ничего такого я не совершал.
– Тогда добро пожаловать обратно в ИВС. – Фоминых захлопнула папку. – Только предупреждаю, что теперь он вам курортом не покажется.
Когда Демида увели, Фоминых взяла трубку черного телефона и набрала номер.
– Ринат? – сказала она. – Это ты? Слушай, говорят, у вас Парикмахер снова гостит? Да? Отлично! Слушай, Коробова сейчас обратно привезут. Да, наркотики у него в крови обнаружили. Ты этого Коробова в камеру к Парикмахеру помести. Да. И сильно за Коробова не заступайся – не заслужил. Пускай Парикмахер над ним сперва поработает. Думаю, пары дней достаточно будет.
ГЛАВА 16
Снова Демид оказался в ИВС. На этот раз – в другой камере. Это даже обрадовало его – не хотелось ему еще раз видеть разукрашенные рожи Митяя и его гоп-компании. Хотя, впрочем, какая разница? В новой камере найдутся свои Митяи, а может, и кто похуже. На свободу ему хотелось. И он совершенно не видел способа, как на свободу вырваться.
Камера эта была совсем другой – чище и богаче. Было здесь несколько одеял на нарах, и даже вентилятор, не так воняло. Чувствовалось, что обитатели этой камеры – рангом повыше. И народу было меньше – всего
– Добрый день, – сказал он. – Дема меня зовут. Демид. По сто пятой иду. И по сто шестьдесят четвертой. Так, по-моему. Обвинение пока не предъявили.
Все четверо валялись на шконках, на появление Демида отреагировали довольно безразлично. Судя по запаху перегара, отходили от пьянки. Лишь один мужичонка, лет сорока, с физиономией, помятой настолько, словно попал башкой в картофелечистку, вяло поднял голову.
– Динамит? – промямлил он. – Ты чего там бучу устроил, на братву попер? На отрицаловку косишь? Молод еще – характер показывать.
– Нас-то не побьешь? – поинтересовался второй, человек средних лет, с седой благородной прической, неожиданно культурной внешности, в золотых очках, в стерильно белой футболке, черных лаковых туфлях на босу ногу. – Говорят, Динамит, ты горячий очень. А мы здесь – народ тихий, ласковый. Мы шума не любим.
– Я не горячий, – сказал Демид. – Я – чуть живой. Колбасят меня второй день подряд мусора, уже живого места не осталось. Мне бы полежать, отдохнуть – куда мне еще кулаками махать? Пока Федосеич с Коляном в камере были, никакого гнилого базара не было. Они ко мне с уважением. А как с номера сошли, так один бычок и начал стрелки наводить. Только он лажу гонит – никогда я с мусорами не контачил. У меня от них одни неприятности были. Обознался он.
– Крота заложил именно ты, – сказал седой. – Есть такая информация. Информацию нужно проверить. А пока живи.
Дема молча полез на верхние нары. Лежал, смотрел в потолок. Мысли его одолевали. Может быть, он и в самом деле ТОГДА заложил Крота? Крот, каким помнил его Демид, был редкостной гадиной. Гадиной с претензиями на справедливость. Хотя вряд ли Демид его заложил ментам. Если так, то получается, то это и не Демид тогда был. Потому что Демид, каким бы разным он не был, определенным своим принципам не изменял.
"Эй, – тихо позвал он. – Ты не спишь?"
нет
"Что тогда было? Это я сдал стрелку ментам?"
нет. у милиции и без тебя осведомителей хватает
"Ну слава Богу… Если меня зарежут, по крайней мере, буду знать, что пострадал невинно. Место в раю, как мученику, мне обеспечено".
кимвер не может попасть в рай
"Тьфу ты!" – Дема отвернулся лицом к стене и попытался заснуть.
Честно говоря, не больно-то и хотелось ему в рай. Куда больше хотелось жить.
Ужин все не несли. Демид вертелся на нарах, не находил себе места от голода, а трое мужичков степенно кушали внизу, разложив газету на столе, и разговаривали вполголоса. Четвертый жилец камеры так и не просыпался – сопел, свернувшись в калачик. Дему никто и не думал приглашать.
– Приятного аппетита, – сказал он наконец, не выдержав. – А ужин еще не приносили?
– И не принесут, – чавкая набитым ртом, ответил человек с помятой физиономией. – Мы здесь того, голодовку объявили. Отказалися от баланды мусоровской. Теперя нам ужин не положено. Видишь, с голоду пухнем.