Лесные твари
Шрифт:
– Подождите! – Дема начал приходить в себя, соображать. – Там кто-то был… А может, и сейчас есть. Дверь открыта. А я ее запирал. Я всегда ее запираю…
– Коробов, кончайте свои фокусы, – в руках у Фоминых появилась видеокамера, она уже снимала Демида и все, что его окружало. – Показывайте свою лабораторию. Идет съемка.
– Слышь, браток, – сказал Дема вполголоса одному из ментов. – Она не понимает. Я говорю, лазил сюда кто-то. А тут замок – высшего класса! Чтоб так его открыть, не сломав ничего – это каким специалистом быть нужно? Ты это, браток, иди первым. Я боюсь. Пистолетик вперед выстави. Вдруг там сидит кто? Выключатель справа.
Парень,
Люминесцентный синий свет вспыхнул и осветил лабораторию. Дема даже зажмурился. Не от света зажмурился, а от ужаса. Никогда не видел он такогов своей лаборатории, в святилище, куда вход посторонним был строго запрещен.
Кто-то похозяйничал здесь. Причем похозяйничал со знанием дела. Инкубационная линия, отключенная Демидом много месяцев назад, теперь работала на всю катушку. Только производила она совсем не то, что Демид ожидал увидеть.
Огонечки на пульте горели ровно – красные, синие, желтые. Осциллограф вычерчивал зеленую кривую с наглой самоуверенностью. Голубоватая жидкость пульсировала туда-сюда по прозрачным трубкам, черная гофрированная гармошка сдувалась и раздувалась как живая – дышала, нагнетала кислород. На стеллаже стояло пять стеклянных резервуаров. Пять больших банок-аквариумов с наглухо закрытыми черными крышками, к которым было подведено все, что требовалось для выращивания эмбрионов. И эмбрион был в каждой банке. В каждом резервуаре плавал маленький зародыш, длиной с палец, живой, шевелящий крохотными лапками, покрытый мокрой шерсткой, соединенный пуповиной с подобием плаценты, уже почти готовый родиться на свет, вдохнуть воздух, пискнуть и стать маленькой, но вполне настоящей собакой.
Все пять эмбрионов были собачьими.
– Так-так, – произнесла Фоминых. – Значит, законсервирована ваша линия? И не может она производить собак-мутантов? Понятно, понятно…
– Господи! Да что ж это такое!!! – взвыл Демид отчаянно. – Да кто ж, етить твою мать, подставляет меня так, по всем статьям?! Кто мне кутят сюда понапихал, черт возьми! У меня и не было никогда собачьих клонов! На кой мне собаки-то, их же не едят! Я ведь выключил здесь все к чертовой матери, даже предохранители унес…
Он бросился к стеллажу, но конвойный перехватил его, заломил руку за спину, притиснул к стене. Фоминых припала глазом к камере, снимала все подряд. Вид у нее был такой торжествующий, словно она выиграла в лотерею машину, дачу и поездку на Марс одновременно.
– Я хочу сделать заявление! – Демид сделал попытку вырваться, но парень заломил руку еще сильнее. – Это все не мое! Я не знаю, откуда взялись эти щенки в банках! Не знаю, кто тут был в мое отсутствие, но кто-то был. Он взломал мою лабораторию, каким-то непостижимым образом сумел запустить инкубационную линию, и запихнул в инкубаторы эмбрионов собаки. Очевидно, с целью дискредитировать меня. Совершенно очевидно. Эй, товарищ следователь, вы что там снимаете? Вы меня снимайте. Это официальное мое заявление! Я для кого говорю-то?
– Для себя, – бросила Фоминых, не оборачиваясь. – Вы говорите, говорите, Коробов. Может, полегче станет.
– Эх, мать!.. – Демид резко присел, вывернулся, перекинул через себя конвойного. – А ну, разойдись! Крысенята
Конвойные уже гнались за ним, но он был проворнее, петлял по комнате, бросался из стороны в сторону. Где чертов огнетушитель? Тот, кто хозяйничал здесь без него, словно нарочно убрал из комнаты все тяжелое. Ага, вот это подойдет! Дема схватил увесистый квадратный дисплей, поднял его над головой, выдернул провода из гнезд и с ревом метнул в инкубатор. Банка разлетелась – взорвалась фонтаном, выплеснула все свое содержимое на пол. Двое уже навалились на Демида, связали его узлом, обездвижили, обезножили. Профессионалы, мать их…
Фоминых сидела на корточках, держала на ладошке неродившегося щеночка. Тот еще двигался, дергал мордочкой, но жить ему оставалось не больше минуты. Фоминых медленно повернула голову к Демиду. Он узнал этот взгляд – боль потери и ненависть. Ненависть к нему, Демиду, убийце. Так смотрела она, когда он убил ЕЕ пса-мастино. Так смотрела, когда он убил Короля Крыс.
ЕЕ Короля Крыс?
– Ты ответишь за это, сволочь, – сказала она. И заплакала. И эти двое, которые держали Демида, засопели носами, тоже расчувствовались. В самом деле, зрелище трагическое было – маленький, трогательный, беззащитный мертвый щеночек с розовой мордочкой, розовой, начинающей подсыхать шерсткой. Слишком розовой для собаки. Он был мутантом, этот ублюдок-щеночек. И маленькие шпоры у него уже были на ножках, и ушки круглые и морщинистые, совсем не собачьи, и даже зубки торчали из ротика. Не бывает таких зубок у новорожденных кутят. Этот маленький монстрик не был создан для того, чтобы сосать молоко матери. Ему сразу нужно было мясо.
Это был карх. Только очень маленький.
Кто-то выращивал кархов здесь, в заброшенной им лаборатории. В последний раз Демид входил в этот подвал четыре месяца назад. И это значит, что ни один из эмбрионов кархов еще не успел дозреть. Демид попал сюда вовремя. Если только ему удастся что-нибудь сделать, чтобы истребить эту заразу.
– Связать, – сказала Фоминых.
Наручники снова щелкнули у Демида за спиной. И ремень обвился вокруг ног – теперь он был скручен по всем правилам. Демид мог только стоять и стараться не дышать, потому что, стоило ему сделать малейшее движение, и он свалился бы мордой на пол.
– Я тебя убью, – сказала Фоминых. – Сейчас.
Никто не услышал этих слов. Она сказала их беззвучно, бессловесно. Сказала глазами. Но Демид понял. Понял, что она готова переступить через жизнь Демида, а, может быть, и через жизни двух ни о чем не подозревающих конвойных – ненужных свидетелей. Пистолет Фоминых начал медленно подниматься по траектории, которая должна была перерасти в траекторию пули, заканчивающуюся во лбу Демида. Демид не мог даже присесть. Завалился набок – это было все же лучше, чем хряснуться носом или затылком. И когда он катился по полу, с опозданием на долю секунды шарахнул выстрел. Первый выстрел.
Фоминых уже вела стволом вниз – ловила Демида на мушку и должна была поймать его. Куда он мог деться? Охранники замерли с закрытыми ртами.
Дверь распахнулась и в комнату влетел какой-то предмет. Закрутилась по полу зеленая железка. Граната. Демид зажмурил глаза.
Хлопок – и всю комнату заволокло белой удушливой вонью. Демид попытался вдохнуть, но воздух кончился. Не было больше воздуха в этой комнате. Демид захрипел, и, теряя сознание, почувствовал, что кто-то тащит его за ноги.