Лесные твари
Шрифт:
Здесь даже был свет – тусклая лампочка, показавшаяся после едва светящегося фонарика ослепительной. Бункер – вот как можно было назвать это помещение. Не слишком просторное, квадрат со стороной метров в пять. На полу валялись знакомые уже обрывки и ошметки, бывшие когда-то частями человеческих тел. И скромная горка всяких золотых украшений. Карх был верен своей традиции.
Вонь стояла жуткая. Задыхаясь, Демид натянул на свою физиономию респиратор. Кикиморе было все до лампочки.
– Великий Король Крыс свалил отсюда неделю назад, – сказал Кикимора. – Он не любит сидеть на месте – рвет когти,
– А тебя?
– А меня-то чего? – Кикимора удивился. – Он, чай, и не знает, что я такой есть. Мы для него кто? Так, стадо людишек лапшевых. Он человеку в лицо смотрит, только когда хавать его собирается. Такой вот наш Король Крыс. Любит похавать.
– Что ж ты ему молишься, если не уважаешь?
– Не все так просто, погодь. – Кикимора вдруг посерьезнел. – Сейчас я тебе один фокус покажу, Дема. Вот, иди-ка сюда. Он подошел к стене. Стены здесь были странно сухие для подземелья, даже не покрытые плесенью. Только размалеваны они были отвратительно – бурой запекшейся кровью на сером бетоне были нарисованы пауки с треугольными телами. Шесть штук всего.
– Кто их рисовал? – спросил Демид. – Карх?
– Нет, он не может. Лапы у него, сам понимаешь, под хрен заточены. Это людишки мазюкали. Те, кто приволок Королю хавку.
– Зачем?
– Сейчас узнаешь. Может быть. Если ОН с тобой разговаривать будет.
– Кто – ОН?
– Вот сюда руку положь. – Кикимора ткнул пальцем в круглую растрескавшуюся выпуклость на стене, прямо под одним из пауков. Выпуклость выглядела так, словно кто-то пытался вылезти изнутри стены, проткнуть своей головой камень, и твердый монолитный бетон непостижимым образом выгнулся, натянулся, но не пустил это наружу.
Демид сглотнул слюну, сдерживая отвращение, и положил ладонь на выпуклость.
Сначала ничего не было. Тишина… Потом едва заметная вибрация пробежала мурашками по пальцам, усилилась, наросла. Демид попытался убрать руку, но она намертво приросла к камню. Коробова уже трясло, колошматило с ног до головы. Он попытался крикнуть что-то Кикиморе, но только хриплый клекот вырвался из горла его. Он услышал голоса. Сперва это был тихий шепот, странный шепот, бормотание и далекий отзвук смеха разбуженных обитателей потустороннего мира, но вал голосов покатился на него с ревом, как поезд, и скоро превратился в невыносимо голосящий, визжащий, стонущий, рыдающий нестройный хор, облепивший голову его, как рой разъяренных шершней, жалящий его барабанные перепонки. Он даже смог различить отдельные слова, бессмысленные в своем нагромождении. И только два слова повторялись с четкостью метронома, глухим стуком колес – "ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ. ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ. ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ. ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ".
– Заткнитесь!!! – заорал Демид. – Заткнитесь, сволочи!!!
И вдруг все стихло.
– Человек. Живой. – неуверенно произнес тихий голос.
– Кто вы? – спросил Демид, вовсе не будучи уверен, что его услышат.
– Души. Мы души. – Голос перемещался в пространстве, метался, как футбольный мяч, пинаемый ногами. – Души тех, кто не может уйти отсюда.
– Души людей?
– Да. Мы в плену здесь, Живой Человек. Почему ты живой здесь? Почему карх не сожрал тебя?
– Он ушел. – Демид
– Да, убил нас. Сожрал наши тела. А мы оказались здесь, в ловушке камня.
– Зачем тут нарисованы пауки?
– Это магия. Ритуал, чтобы закрепостить наши души. Каждый знак удерживает одну душу. Так делал еще Гоор-Гота. Он придумал знак паука.
– Вы не можете уйти?
– Не можем. Не можем. Карх сожрал нашу плоть, а души отдал.
– Кому отдал? Гоор-Готе?
– Гоор-Готы нет. Он изгнан. Но есть Карлик. Он придет за нами.
– Карлик? Кто это? Где он находится?
– Никто не знает. Никто. Но он придет. Карлик растет. Он стал сильнее. Он питается нашими душами.
– Что он хочет, этот Карлик?
– Он набирает силу. Он хочет убить Бессмертного.
– Почему?
– Когда будет убит Бессмертный, срок человеков закончится. Люди станут беззащитны и он сможет забирать их души сколько хочет. Он очень голоден, этот Карлик. Он сожрет души всех людей.
– Откуда вы это знаете?
– Отсюда виднее. Видно многое. Как ты проник сюда, Живой Человек? Как ты сумел? Может быть, ты – кимвер, Бессмертный?..
Руку Демида пронзила резкая ледяная боль, пальцы с хрустящим звуком углубились в бетон на полсантиметра. Круглая каменная голова едва заметно зашевелилась и новые трещины змейками поползли от нее в стороны.
– Ну все, баста! – Кикимора рванулся к Демиду, размахнулся киркой. Дема аж зажмурился – уверен был, что воткнется сейчас острие ему в череп. Но кирка с тупым звуком ударила в каменный желвак, к которому приросла его рука. Камень шевельнулся снова, хватка вдруг ослабла, Демид с криком оторвал руку и шлепнулся на пол, не удержавшись на ногах.
– А, черт! – Демид дул на ладонь, горящую огнем. Кожа на ней покраснела и вздулась пузырями. Посередине ладони шли две кровоточащие ссадины – словно кто-то полоснул клыками, острыми, как бритвы.
– Хорошо он тебя приложил! – Кикимора выглядел довольным, стервец этакий. – Вовремя мы, значит, оторвалися. Это уж так заведено – как он жевать руку начнет, значиться, пора сваливать. Тут и бей его по маковке…
– Он – это кто?
– Кровохлеб, – сказал Кикимора. – Кровохлеб это, крутить его мать. Ишь, какой большой вымахал! Я таких здоровенных лет двести не видывал. Обнакновенные кровохлебы-то, которые спят, они, значится, чуток поменьше твоего кулака будут.
– Кровохлеб?.. – Демид растерянно озирался. – Где – кровохлеб?
– А вот это. – Кикимора ткнул киркой в бетонную "макушку". – Кровохлеб – это камень такой, с виду обычный. Только он это, вроде как живой бывает – временами. Лежит себе на земле, никого не трогает. Спит. Только вдруг наступит на него какой-нибудь зверь или птица, а еще лучше сядет. И энтот-то кровохлеб и просыпается. И начинает эту животную в себя внутрь вбирать. Медленно, пока всю не проглотит. Кровохлеб тогда и увеличивается. Наелся, вроде как. А потом снова засыпает, лет на сто. А пока спит, снова маленьким становится. Я думаю, этот кровохлеб сюда в бетон вместе с другими камнями по нечаянности замешали. Кто его знает-то? Булыжник как булыжник…