Лестница грез
Шрифт:
Как говорят, грузчики работали без пыли и шума. Удивительно, но без начальства даже лучше, ни тебе ругани, мата, спокойно. Крик подняли водители, некому было подписать накладные. Эдельман как сквозь землю провалился. Взяв ответственность на себя, я позвонила секретарше Женьке:
– Эдельман нужен, где он, никто не знает, шоферня скандалит! Пошёл в туалет и пропал.
– Так пусть твоя начальница за него распишется.
Не продавать же мне единственную опору и защитницу.
– Так она вроде отпросилась на часок к зубному, и её пока нет.
– Какой зубной, где она?
– не унималась Женька.
– Ты же такая догадливая, знаешь же, она без этого не может. Только меня по
– Тогда позови Артёма к телефону, я ему пару советов дам.
Артём на ее советы реагировал по-своему:
– От даёт обрезанный! Думал, у него всё вырезали вместе с бейцами, а они, смотри, ещё пухнут. Ага, жди, как узнаю, так и расскажу, куда это наш сопливый почесал.
Он противно скривил рожу и, подмигивая мне, быстро пробежался по списку телефонов, висящему на стене, и стал набирать какой-то номер:
– Если Эдельман у вас, пусть дует огородами на склад, здесь машин до х... под разгрузку, Лейбзон уже бежит разбираться.
Заведующий влетел, как ошпаренный. Без головного убора, весь расхристанный, с таким молодецким румянцем на щеках. Быстро пересмотрел накладные, подписал и опять убежал. Решил, очевидно, что машин на сегодня хватит, а они, как назло, разъездились, все везли с Михайловской эти банки.
Артём под смех водителей в очередной раз набирал известный номер. На мой вопрос, отчего они так веселятся, получила краткий ответ: так дед бегает с открытым магазином. Только на следующий день узнала, куда заладился шастать старичок, Анна Павловна намекнула.
– Ты не смотри, что седой, еще тот ходок, весь дрожит, как бабу узреет. А хохочут потому, что по территории с незастёгнутой ширинкой бегает, забывает застегнуть. Я тебе как-нибудь покажу его зазнобу, обосрёшься на месте. А вот и наш Идальго явился, не запылился. Довольный. Сделал дело - гуляй смело.
И трудная же работа на этом складе, всю дорогу только и делают, что пьют, жрут и ещё кое-чем занимаются. Для здоровья. С такой нагрузкой нелегко совладать. А если серьезно, я так понимала, что дел здесь было поменьше, чем на остальных складах. Ничего не портится, не гниёт, магазинам в начале месяца выделенные фонды раздадут и отдыхают. Это тебе не овощи с фруктами, где весь день все кипит, по нескольку раз склад полностью наполняется и разгружается. Ассортимент громадный, по партиям учёт вести надо, с ума сойти. Горы актов, приходные и расходные накладные, потом ведомости. Учётчицы, тётки серьёзные, строчат, не поднимая головы, пописать, извините, некогда сходить. Как хорошо, что меня сюда направили, а не в те склады.
Последний день октября, от меня ждут отчеты. Не дожидаясь начальства, всё по всем карточкам складского учёта разнесла: приход, расход и остатки на конец месяца. Затем оперативно передала сведения в плановый отдел, как Лилия Иосифовна просила. С чувством выполненного долга пристроила голову на руки и развалилась на своих транзитных ведомостях.
Прикурнуть не удалось. Каждый раз какая-нибудь зараза открывала дверь и задавала одни и те же вопросы: Эдельман где? Твоя начальница где? Так и подмывало выругаться в рифму. Отделывалась другим кратким ответом: на совещании.
Уже темно, а начальства всё нет и нет. Покурить охота. Вышла на улицу. Как же хорошо! Небо чистое, воздух свежий, влажный, мягкий, как росой умывает лицо. Даже отходы не воняют. Кошки орут где-то на крыше, напоминают, что наступает их время гулять, любить. Я тихонечко в кулачок покуриваю, спрятавшись за складскими воротами. Хоть бы выходной уже дали. С подружками даже времени нет пообщаться. Они ещё все по институтам учатся, не подозревают даже, какое это счастье быть студентом. Чему я радовалась, что учиться в нархозе только четыре года. Слава богу, что замуж не выскочила. Любовь, любовь. Вот в этом свинарнике любви хоть отбавляй. Они же все чьи-то жёны, мужья, родители, даже дедушки и бабки. Я ведь жизни совсем не знала. Всегда думала: как живёт наша семья, так живут и все остальные. А может, я идеализирую свою семью и она вовсе не такая, какой я себе её представляю. Нет, не верю, с нашей бабкой ничего такого быть не может. Мои размышления прервала появившаяся на пороге Анна Павловна. Чуть позже из темноты выплыли Эдельман и Артем.
– Ты, малая, что куришь? Всё расскажем твоим родителям, какая у них дочь.
– Они не удивятся, знают об этом.
– Знают?- она выпучила глаза.- Я б своей дочке таких пи.. .ей навешала, по сраке так надавала, чтобы сесть на жопу неделю не могла. И что, разрешают?
– Разрешают. Моя мама считает, что лучше я буду дома курить, чем где-то под забором.
– Ты видишь, как молодёжь рассуждает, - Анна Павловна толкнула Эдельмана в бок.
– Разве в наше время мы могли позволить себе такое распутство?
Эдельман забубнил: я б своей такое сделал, на всю жизнь запомнила бы.
Артём подмигнул мне заговорщицки: они бы сделали, тоже мне порядочные. У Эдельмана дочка в пятнадцать в подоле принесла, замуж брать никто не хотел, за такие бабки еле спихнул, сидел у себя в конторе и плакал от жадности. Так зятек от той доченьки всё равно сбежал. А Анюта? Чья бы корова мычала, а она уж помолчала бы. Еще та блядь. Ой, что я говорю, распутница.
Я злилась сама на себя: и все это мне надо выслушивать, неделю будешь мыться - все равно не отмоешься от всей этой грязи. Вздохнув, молча отдала своей начальнице копию отчета. Она косо взглянула на неё, нахмурилась и подняла на меня глаза:
– А ну дай мне карточки по томатному соку. Откуда у нас такое количество? Дай сюда накладные. Это какой сок? Яблочный. А у тебя какой?
Комок от волнения застрял в горле. Я перепутала яблочный сок с томатным, и тот, и другой были по одной цене. В спешке в карточку с томатным впёрла яблочный. И в плановый отдел неправильно продиктовала.
– Звони этой толстухе Лильке, сейчас получишь, а за тебя и мы, - Анна Павловна пододвинула ко мне поближе телефон.
Только я заикнулась об ошибке, как из трубки понёсся ураган ругани. Досталось всем. Разъяренный Лейбзон почти тут же примчался и, весь красный от злости, крепко отматерил. Так громко орал, что слышно было и за забором, на маслозаводе. Ты в уме, Анюта, ты что эту красавицу недоученную защищаешь, какая разница, томатный или яблочный, они же по одной цене. Объяснить тебе, какая разница? Один е..., а другой дразнится. С плановым теперь разбирайтесь. Наверняка эта фурия уже к вам мчится.
Фурия влетела на склад, как бешеная, и залилась отнюдь не соловьем. Огромная ее грудь ходила ходуном. Из ее глубины вырывались грозные трели. Понять с первого раза, о чём она говорит, было невозможно. Анна Павловна пыталась успокоить ее: Лиля, Лиля, не горячись так, побереги сердце, перепутала девчонка, так что ее казнить за это? Цена же одинаковая.
Но Лилия Иосифовна была непреклонна и смахивала на лектора из районного кабинета партполитпросвещения, который раз в квартал обязательно приезжал на базу, и тогда всех сгоняли в красный уголок послушать умного человека. На этот раз ликбез касался не только меня. Я никогда не задумывалась, уплетая свои любимые розовые помидоры, особенно фаршированные по бабкиному рецепту, что они - стратегический товар. А тут выяснилось, что вся томатная продукция, паста, пюре, соки - неприкосновенный госзапас и подлежит строжайшей отчётности, за которую она несёт персональную ответственность. Мы, получается, не выполнили план, а обманом отчитались, и сведения уже ушли в Киев. Скандал.