Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
Он безропотно отстраняется. Я протираю иглу и зашиваю его по всем правилам искусства. Он терпелив, держится хорошо - только сбивает дыхание и зрачки, как блюдца. Я с ним разговариваю, чтобы отвлечь.
– Как зовут?
– Ри-Ё из Семьи Най, - говорит он, стараясь не заорать.
– Ишь ты, Имя Семьи... Дворянин, что ли?
– Нет... Отец был цеховой мастер, глава гильдии стеклодувов. Он недавно умер.
– Стеклодув, ага... Хорошие легкие, долгое дыхание... Где так драться навострился, Ри-Ё? Ты - отличный боец.
– В детстве хотел в Армию Государя. Сосед - Господин
– Не позволили в Армию?
Вздыхает, кусает губы.
– Отец умер, Мать болеет... Братья - ещё дети. Пришлось остаться дома, продолжать традицию... но я тренировался. А потом... грязная история вышла.
– Тебя подставили?
Снова вздыхает, со всхлипом.
– Прости, Господин. Не хочу говорить.
– Ну и ладно. Верю... не вертись, скоро закончим. Молодчина, хорошо владеешь собой... сейчас будет легче, у меня бальзам хороший, лучше здешней отравы...
Заглядывает в лицо больными глазами.
– Господин... не тяни, а? Ждать невыносимо, и метаморфоза легче, говорят, если - сразу после боя...
Здорово меня смущает.
– Слушай... Ри-Ё... я, вообще-то, резать тебя... не буду, наверное. Не собирался.
Ожидаю, что он обрадуется - а у него такой вид, будто я плюнул ему в лицо: он даже отшатнулся и уставился дико.
– Да что ты, малыш, - говорю. Испытанным горским тоном.
– Что ж мы, не обойдёмся...
И как раз вовремя перехватываю его руку, которой он собирается совершенно недвусмысленно влепить мне затрещину.
– Оэ, - говорю.
– Ты всё правильно понял?
– Я всё правильно понял, Господин-Меч-Гвоздями-Приколочен, - говорит Ри-Ё сквозь зубы.
– Тебе надо было дать меня убить. Провались ты в преисподнюю, грязная скотина!
Рывком отворачивается от меня и прячет лицо в ладонях. Я сижу рядом, как последний дурак, пытаясь сообразить, что именно сделал не так.
Стоит этнографу вообразить, что он уже всё узнал и освоился, как тут же подворачиваются грабли, на которые его нога ещё не ступала.
Я придвигаюсь ближе, дотрагиваюсь - Ри-Ё шарахается, как от прокажённого. Н-да...
– Мне кажется, - говорю как можно спокойнее, - что ты, всё-таки, в чём-то ошибаешься. Давай разберёмся. Тебе хотелось быть женщиной, Ри-Ё?
– Отвали, - огрызается он глухо, но после полуминутного раздумья, не поворачиваясь, отвечает-таки.
– Нет.
– Чудесно, - говорю я.
– У тебя был Официальный Партнёр?
– Не твоё дело, - режет он сходу, но после паузы снова отвечает.
– Был. После суда расторгли договор.
– Жаль, - говорю я проникновенно, сколь возможно.
– Но ничего, не стоит совсем уж убиваться. Может, Небеса ещё пошлют тебе другую судьбу, малыш... Я-то хотел взять тебя на службу, а не в наложницы.
Ри-Ё поворачивается, встряхивает головой, смотрит, как оглушённый - и кидается мне в ноги, обнимает колени, прижимается лицом:
– Уважаемый Господин, - вперемежку с рыданиями, - простите меня! Я - неблагодарный идиот, но я же не знал, что вы - святой! Честное слово! Клянусь Небом, мне и в голову бы не пришло, что в таком месте... Ох, я не достоин вашего внимания, Учитель...
Ага. Истерика от переутомления, боли и стресса - плюс с гормонами надо что-то делать. На него сегодня многовато обрушилось - а он слишком молод, всё же, и нервы не канаты. Я снова укутываю его плащом, снова поднимаю, обнимаю, глажу по голове - он цепляется за мои руки, как маленький, умоляет, просит прощения снова и снова.
– Ри-Ё, - говорю я, - всё хорошо. Ты устал, ты ошибся. Я всё понимаю. Я, конечно, не святой, но мучить тебя совершенно не собирался. И ты мне не раб. Будем считать, что я дал тебе денег взаймы, чтобы ты мог заплатить за себя... Я знаю, что тебе нельзя - но будем считать, что как будто можно, хорошо? Я поговорю с Государыней - надеюсь, что тебя помилуют. Всё устроится. Всё пройдёт.
Мало-помалу Ри-Ё успокаивается - и начинает действовать земная анестезия. Он постепенно погружается в нервную полудрёму, всхлипывает, дёргается от шорохов, но дышит всё ровнее. Я шугаю старух - в конце концов, я отдал достаточно денег, чтобы нас некоторое время не трогали.
Ри-Ё удаётся подремать минут сорок и, я надеюсь, хоть отчасти восстановиться, перед тем, как в занавеску из шариков просовывается голова выездного лакея Ар-Неля.
– Уважаемый Господин Э-Тк, - говорит он мне благоговейно, - Господин Ча прислал свой экипаж для вас и чистое бельё для вашей рабыни.
Ри-Ё с трудом разлепляет веки. Я улыбаюсь лакею.
– Твой Господин предусмотрителен и мил, как всегда... Ри-Ё, давай попробуем надеть на тебя рубашку... осторожно, чтобы шов не разошёлся.
Кажется, местные обитатели изрядно удивились, видя, что моё приобретение покинуло этот кров, уйдя своими ногами.
***
Ра наблюдала за чужаками, стоя на открытой террасе.
Рассматривать людей в упор было бы чрезвычайно невежливо, но террасу окружали широкие плоские каменные чаши с кустами хин-г - спрятавшись за их мохнатыми ветвями, голубовато-седыми от холода, легко сделать вид, что беседуешь с придворными дамами. Дамы - Сестричка Лью и Госпожа Ит-Ор - усердно создавали видимость светской беседы, обсуждая тонкие оттенки зимнего неба.
Но их тоже меньше всего занимала игра красок на солнечном небосводе Предвесенней Луны. Они, как и их Государыня, впервые видели чужих.
Кавалькада въехала в Дворцовый Сад по главной аллее. Впереди, на необрезанных вороных жеребцах, косматых и приземистых, в проклёпанной шипами сбруе, ехали послы, молодой и постарше, тоже чёрные и косматые в своих шубах из козьих шкур - длинная шерсть торчит и свисает прядями - и в высоких тяжёлых сапогах, упёртых в жутковатого вида кованые стремена с заостренным краем... Тёмные лица послов выражали одновременно безразличие и неприязнь; Ра перевела для себя эту мину как: "Здесь противно, но меня это не касается". Послы стригли свои чёрные, масляно блестящие волосы коротко, как плебеи, даже ещё короче; когда они проехали мимо, Сестричка Лью хихикнула и шепнула: "Они хотят показать, что готовы слушать, открывая уши - но для пущей убедительности им надо было бы закрыть лица!" Ра кивнула: послы выглядели так, будто готовились сражаться, а не беседовать. Их кривые мечи без крестовин казались орудиями убийства, слабо подходящими для поединков с возлюбленными и друзьями.