Летаргия 2. Уснувший мир
Шрифт:
– Паразиты. В многообразии живых организмов они всегда занимали громадную нишу. Существа, которые не желают добывать ресурсы самостоятельно и предпочитают использовать энергию хозяина.
– Не понимаю, – нервно моргнул Вешников.
– Среди выживших есть те, кто спит сном Белоснежки, их аккумуляторные батареи приближаются к нулю. Есть бродяги вроде нас. Они влачат своё жалкое существование и никак не могут понять, для чего избраны. И наконец, есть те, кто питается бодрствующими и спящими, подсасывают жизненные силы, вроде энергетических вампиров,
– По-вашему, это они контролируют работу атомных станций?
– Я сказал: возможно. Они могут проявлять заботу о нас, как муравьи, доящие тлю.
– Кто они? – не выдержала Кира. – Бездушные зомби? Каннибалы? Нетопыри с кожаными крыльями?
– Наркоманы, – оборвал её монах, и все повернули головы на звук его голоса. Ануфрий неловко потупился: – Вы единственная, Кира, кто с ними ещё не встречался лично. Да, вы и ещё наш друг сомнолог.
– Наркоманы? – рассеянно повторила девушка.
– Да. Только их наркотик – не героин и ему подобные вещества, а наша с вами жизненная энергия. Ибрагим прав: они вроде вампиров, сосут её из нас. И для этого им не требуется делать проколов на шее.
– Откуда вы это знаете?
Отец Ануфрий через силу улыбнулся, кривая морщинка изрезала ровный лоб.
– Рыбак рыбака видит издалека. Между жизнью пилота и жизнью монаха была ещё одна жизнь, которую я плохо помню. В ней было маловато смысла, но кое-что полезное я вынес: научился отличать людей, зависимых от дозы, от всех остальных. Под дозой я разумею и такие наркотики, как власть и сила.
– Значит, по-вашему, они всё-таки люди?
– Больные люди, жестоко страдающие от своей зависимости.
Проходя через стойки паспортного контроля, их группа разделилась, затем поспешно собралась воедино.
– Здесь я не соглашусь с нашим великим молитвенником, – объявил Логарифм, косясь на отца Ануфрия. – Наши нетопыри вполне разумны, они осознанно причиняют вред другим, но остановиться, увы, не могут. Слишком велик соблазн.
– Это и есть зависимость, – пожал плечами монах.
– К какому терминалу пойдём? – перебил их Вешников.
– Без разницы.
– Хорошо бы посмотреть в окно и выбрать подходящий самолётик…
Коридор резко повернул. Сомнолог запнулся.
Кира вскрикнула и зажала ладонью рот.
Посреди прохода, прислонившись спиной к колонне, сидела стюардесса. Её голова лежала на груди, пилотка едва держалась на макушке, ноги в остроносых красных туфельках разъехались.
– Она мёртвая или спит? – выдавил из себя Вешников.
Никто ему не ответил. Потому что вопрос относился к риторическим. В воздухе уже чувствовался сладковатый запах перегнивших листьев и железа. Ладони несчастной скрутила посмертная судорога. Окоченевшие пальцы сложились в чаши, словно умирающая в последние минуты жизни просила милостыню сразу двумя руками.
Вид неподвижного женского тела в униформе заставил всех надолго замолчать, жёстко оборвал поток рассуждений и заумных гипотез. Вид смерти ураганом ворвался в неторопливый ритм жизни, в котором вся компания существовала последнюю неделю.
В новом мире, где для горстки выживших всегда полно пищи и тёплой одежды, всегда есть где лечь спать и чем себя развлечь, труп молодой стюардессы казался чужим, лишним. Особенно здесь, в аэропорту, вдали от города-фантома, который на расстоянии воспринимался как нечто фантастическое – гигантское чистилище, усыпальница для жителей, застрявших между жизнью и смертью.
Тым подошёл к покойнице, под ногами захрустели осколки стёкол, сел на корточки, изучил цепкими глазками сведённые руки, заглянул в опущенное лицо.
– Много-много боролась. Не хотела умирать.
Кира почувствовала, как сжимается желудок. Перед глазами запестрили мошки.
– Она умерла во сне?
Тымнэвакат пожал плечами:
– Этого тело не говорит. Тело говорит, что из него забирали силу. Оно сопротивлялось, не хотело сдаваться. Видишь, кожа как у мумия? На холоде так не умирают, даже на таком слабом, как здесь.
Кира бросила короткий взгляд на стюардессу. Кожа на запястьях и ладонях обтянула бугры на костях, словно высохла под солнцем. Белая перчатка была только на одной руке.
– Эта не похожа на других мёртвых, – продолжил Тым, хмурясь. – Эта умерла иначе. Её выпили. Нисего не оставили.
Ануфрий вздохнул, закрыл глаза и начал что-то шептать про себя. Янтарные чётки в его руках монотонно бряцали.
– Молитесь-молитесь, – пробормотал Логарифм. – Но лучше о тех, кто остался. О нас.
Монах открыл глаза, удивлённо поглядел на доцента.
– Всё верно, – кивнул учёный. – Она из нашей когорты – выживших и одарённых. И за ней охотились.
– Она не успела с нами встретиться, – пробормотала Кира. – Возможно, подумала, что осталась одна на целом свете. Если бы мы пришли сюда на пару дней раньше…
– Нас могло бы уже не быть, – оборвал её Логарифм. – Для одиночки она неплохо справилась. К тому же в отличие от нас успела обнаружить у себя дар и воспользоваться им.
С этими словами он махнул рукой в сторону выключенного кофейного автомата.
Только теперь Кира разглядела за будкой очертание какого-то тёмного округлого предмета, который она по ошибке приняла за мусорный мешок. Пожалуй, такой большой, литров на двести с лишним, годился для строительного хлама. Но что мусорному мешку делать в коридоре аэропорта, где строго следят за каждой урной? И какому психу приспичило убираться в момент, когда должен произойти всемирный коллапс?
Кира сощурилась, шагнула вперёд. Пухлый бок мусорного мешка приобрёл облик мужской спины. Блеснул холмик бритого затылка. Взгляд скользнул ниже, различил высокий ботинок. Неестественно скрученные ноги толстяка выглядели так, словно он погиб выполняя хитрую асану из йоги.