Летающая Тэкла
Шрифт:
Вскоре в церковь пришли еще мутанты – человек тридцать или сорок. Они все время пересаживались с места на место, то подходили к статуе святого и целовали «черепа», то возвращались на скамьи. Из-за алтарной перегородки иногда показывался отец Юнгерикс и что-то провозглашал. А иногда все вставали и довольно стройно пели. Тэкла не понимала ни слова, но честно вставала и даже пела вместе с остальными. Правда, только «а-а-а», но старательно и от всей души.
Потом старичок священник заговорил. Он обращался к собравшимся с речью, в которой Тэкла, не на шутку разволновавшись, несколько раз уловила имена Метробиуса, Антонина
Девушка ожидала, что вот сейчас к ней подойдут все эти мутанты, познакомятся, начнут расспрашивать; однако ничего подобного не произошло. Выслушав речь старичка, все, мирно болтая, направились к выходу.
Тэкла уже готова была расплакаться, но тут ее позвали, и она увидела рядом с отцом Юнгериксом еще одного мутанта, закутанного в длинный просторный плащ с капюшоном, закрывающим лицо. Но даже это одеяние не могло сделать полностью незаметными горб и разные плечи.
– Это брат Тимрия, – представил его отец Юнгерикс. – Он проводит тебя до штаб-квартир братства. Там ты еще раз с полный доверий и полнота факт расскажешь абсолютно все.
Тэкла склонила голову и прижалась на миг щекой к плечу отца Юнгерикса, а затем приветливо кивнула кривобокому брату Тимрии и вместе с ним покинула базилику.
Брат Тимрия хорошо знал ромарикское наречие, однако поначалу вовсе не спешил воспользоваться этим знанием, а просто шел себе да шел – или, лучше сказать, ковылял себе да ковылял, подпрыгивая при каждом третьем шаге, – по длинным скучным улицам Августы Винделиков, пока наконец они с Тэклой не оказались перед высоким домом из огромных черных бревен. На фасад выходили четыре окна, а над входной дверью висело большое тележное колесо. Что колесо было настоящее, а не декоративное, бросалось в глаза сразу. Оно выглядело так, что каждая преодоленная им миля словно бы вопияла ко входящему: «Вот – старое, заслуженное, много потрудившееся колесо; а ты кто такой? Бездельный мутант? Оно и видно!».
Входя, Тэкла совершенно не представляла себе, чего ожидать. После того, как девушка покинула свою родную деревню, ей уже столько всего невероятного повстречалось! Однако ничего необычного она на этот раз не увидела. Перед ней оказалась большая комната с каменным полом – как будто мостовая, не желая более оставаться без крыши над головой, перебралась сюда, под защиту братства. Посреди находился круглый каменный стол; вокруг – длинные скамьи, поставленные относительно окружности стола как касательные отрезки. На столе в полном беспорядке валялись палочки для письма, обрывки белой коры, исчирканные значками, чистые восковые таблички и вороха толстой бумаги, сделанной из болотных растений.
Брат Тимрия усадил Тэклу на одну из скамей и принес ей в глиняной плошке корнеплодовую кашу с остро пахнущим маслом. Пока девушка с благодарностью отпивала через край маленькими глоточками, в комнате один за другим появлялись мутанты. Все они, как и брат Тимрия, носили длинные просторные плащи, позволяющие скрыть плачевное несовершенство их плоти.
Наконец места за столом заполнились, а плошка с кашей опустела. Внесли горящие свечи, которые придали просторному залу довольно нарядный вид, и все началось. Брат Тимрия поведал всем прочим членам братства о поручении многочтимого отца Юнгерикса – оказывать всяческое покровительство этой прекрасной чужеземке. Затем он обратился к Тэкле и в кратких, но сильных выражениях описал причину возникновения
На протяжении столетий летальные мутанты составляли наименее социально защищенную часть населения. Проще говоря, их считали отбросами общества. Кое-где – например, в Арке Кесарийской – общий референдум признал летальных мутантов существами, которые не являются людьми в полном смысле этого слова и приравниваются к домашним животным. В других местах религиозные фанатики объявили их отторгнутыми от цельного мира Творения и безжалостно истребляли. Однако Кафолическая Церковь Готфского Обряда взяла этих несчастных под свое покровительство и освятила братство во имя святых короля Боадуэна Прокаженного и чистейшей девы Евангелины Бастарды Комниной (впоследствии они сочетались браком и претерпели еще немало скорбей – особенно она). Имея таких небесных предстателей, орден объединяет летальных мутантов обоего пола.
Поскольку же сии несчастные лишены отрады иметь детей, потомство заменяют им добрые и славные дела. Следовательно, появление девицы Тэклы Аврелии Долабеллы с ее мольбою о помощи принимается братством как великое благодеяние святых короля и королевы, которые не хотят оставить своих почитателей без награды.
Когда Тэкла узнала все, что надлежало ей узнать об этой чудесной чете прокаженных супругов и о братстве, она перешла к сути своего дела. Ее рассказ чрезвычайно воодушевил братию. Изловить банду Метробиуса – такое деяние заменит рождение десятка детей, а то и полутора десятков!
Тэкла охотно нарисовала план латифундии, пометив крестиком здание, где, как ей думалось, содержат Антонина.
В послеобеденный, располагающий к философствованию час зеркало в потолке отражало две макушки – Альбина Антонина и Гнея Корнелия Суллы. Макушки были обе светлые, только у Суллы – золотая, а у Альбина – тускло-серая. (А локоны, а помада для укладки волос! Нет, никакого сравнения даже быть не может.)
Сулле удалось вовлечь Альбина в разговор. Тот чересчур соскучился глядеть на сатиресс, хоть и голых, да голографических (ха-ха-ха!); а кроме того невовремя вспомнилась проклятая политкорректность; вот и позволил клону запросто сидеть рядом и болтать. Кроме того, Альбин допустил это потому, что понадеялся разузнать что-нибудь важное о латифундии и, главное, о судьбе своих карликов.
О карликах Сулла охотно сообщил, что все четверо («Четверо!» – Альбин вздрогнул от радости) содержатся под стражей в соседнем доме – через перистиль. И если Альбин проявит благоразумие и добрую волю, это благотворным образом скажется и на судьбе его рабов.
Альбина, кроме всего прочего, раздражала необходимость разговаривать с посетителем, сидя на том самом ложе, где он только что спал. Да и гость устроился там же, поскольку никакой другой приличной для сидения мебели в комнате не имелось.
Сулла вкрадчиво тянул:
– Представьте себе только, дорогой Антонин, каковы могут оказаться плоды скрещения наших генов!
При этом он многозначительным жестом накрыл руку Альбина своей. Альбин залился томатным румянцем и выдернул руку.
– На что вы изволите намекать? – спросил он, стараясь говорить спокойно. Ему постоянно казалось, что его оскорбляют, только он никак не мог уловить – каким именно образом.
Сулла тихонько и, как послышалось Альбину, зловеще рассмеялся.