Летчицы. Люди в погонах
Шрифт:
– Вечно ты с выдумками! – обиделась Аня.
– Что кому судьбой намечено, того, видимо, не миновать, – потянулась на койке Вера, укрываясь одеялом.
Полк получил задание нанести бомбовый удар по немецкой танковой дивизии, которая перебрасывалась из Крыма для усиления Кубанской группировки. Наша разведка установила точный маршрут движения, хотя дивизия двигалась только ночью.
– Хорошо бы ударить по ним на рассвете, – рассматривая карту, говорил Макаров.
– Это самый лучший вариант.
– Я думаю, генерал одобрит такое решение. И они не ошиблись. Комдив поддержал их.
Один за другим выруливали самолеты на старт, уходили в воздух.
Экипажи Басовой и Голубкиной в общем вылете полка не участвовали. Они получили другие задания.
Подозвав Надю и Веру к столу, Макаров развернул карту.
– Взлетаете вы, товарищ Басова, вслед за группой. После линии фронта идете вот в этот квадрат, – указал он карандашом на карте. – Надо разведать и сфотографировать все, что там сосредоточил противник. При возвращении пройдете через район, где будут действовать наши самолеты, и сфотографируйте результат удара полка по танковой дивизии. Все ясно?
Надя подобралась, подтянулась.
– Все ясно, товарищ майор.
– Разведданные срочно нужны командованию армии, – добавил он.
– Задание будет выполнено, – заверила она.
– Верю… – мягко и как-то сочувственно произнес Макаров.
Ему нравилась эта кареглазая бойкая летчица, не раз удивлявшая его своей смелостью, решительностью, тактической грамотностью при выполнении полетных заданий.
Он хотел их отпустить, но что-то вспомнил, торопливо проговорил:
– Соседкий полк тоже прошу не тревожить.
Надя вскинула на него удивленные глаза, лицо ее зарделось.
– Товарищ майор, о чем вы?
– Знаешь, знаешь, о чем я говорю. Еще раз доложат – накажу.
Взяв свое снаряжение, они заспешили к самолету.
«Все-таки сообщили!» – возмущалась по дороге Надя.
Возвращаясь однажды с боевого задания, Надя решила пройти над аэродромом соседнего полка, в котором служил Костенко, и на виду летчиков выполнить полет на малой высоте. Надя знала, что некоторые из них немного задавались, к летчицам относились с высокомерием. Аэродром их находился рядом, времени требовалось немного, и она повела туда свою «пешку».
Снизившись до десяти метров, Надя прошла вдоль стоянки, видела, как разбегались и прятались в укрытия люди, приняв их ПЕ-2 за самолет противника, а потом сделала крутую горку, положила «пешечку» с крыла на крыло, послав на землю «воздушный привет». Они запомнили хвостовой номер самолета и по нему определили виновницу вызванной на аэродроме суматохи. Она потом подтрунивала над Костенко, рассказывая ему, как некоторые «храбрецы», завидев ПЕ-2, метались по стоянке, прячась в укрытия. Она уже и забыла об этом случае, а Макаров, оказывается, помнил, хотя почему-то ей не говорил и не упрекал за нарушение летной дисциплины.
Отпустив Басову, Макаров вызвал экипаж Голубкиной. Перед ним лежала на столе все та же карта.
Указав на обведенный синим карандашом кружок, он сказал:
– Вот здесь находится железнодорожный мост. Видите?
– Вижу, – ответила Ольга, посмотрев на карту.
– Приказано его уничтожить.
– Уничтожим…
– Это нелегко, товарищ Голубкина, – медленно, с растяжкой, произнес Макаров. – Это мост. В него попасть трудно. К тому же его прикрывают зенитки, истребители. Из других полков летали. И не раз… А мост стоит. Через него противник перебрасывает к фронту войска.
Макаров замолчал, постоял, видимо, ждал, что скажет Ольга.
«По интонации голоса можно узнать – робеет человек идти на такое задание или нет», – думал он.
Макаров понимал, насколько сложна и опасна обстановка в том районе, куда они полетят. Длительный полет над местностью, где противник сосредоточивает свои силы и которую он усиленно прикрывает с воздуха, связан с большим риском. К тому же за одиночным самолетом всегда охотятся истребители, так как знают, что это, как правило, разведчик, и, чтобы разведданные не попали в руки противоборствующей стороны, преследуют его до тех пор, пока не собьют.
Макаров в экипаж верил. И все же в глубине души он чувствовал щемящую боль от того, что приходится посылать их на такое трудное задание. Он уже не раз замечал за собой подобное состояние: и жалость, и грусть, и боль, когда девушки уходили в полет, будто он, Макаров, был повинен в том, что им, женщинам, приходится выполнять эту тяжелую работу. И когда однажды с задания не вернулся экипаж, он не находил себе места. Что ни говори, а служить ему в мужском полку, где он был заместителем командира, было гораздо легче. Война все-таки, считал Макаров, не женское дело.
Он тепло посмотрел на Ольгу, опустил глаза. Ольга по-своему поняла и эту длительную паузу, и этот его взгляд, лишь спросила:
– Полетим одни?
– Одни… Больше шансов проскочить незамеченными. А вы что предлагаете?
– Действительно, одним лучше. Я тоже хотела вас об этом просить. – Немного подумав, предложила: – Хорошо бы, конечно, ударить на зорьке. Взлететь ночью, выйти к мосту на рассвете…
– А что? Пожалуй, верно, – одобрительно проговорил Макаров. – Принимается. Готовьтесь.
Макаров ушел на КП, а девушки, развернув карту, стали прокладывать маршрут полета. Они имели уже не один десяток боевых вылетов, но такую задачу получили впервые. Ольга ясно представляла себе трудности, связанные с выполнением этого задания, и обеспокоенно посмотрела на Аню.
– Справимся, штурман?
– Да я теперь, если что, сама вместо бомбы на мост выпрыгну, – заявила Аня, улыбаясь чуть подкрашенными губами.
«И тебя, милая, к косметике потянуло, – отметила про себя Ольга. – Запал все-таки в твою душу лейтенант…» А вслух сказала: