Лето, бабушка и я
Шрифт:
И правда, хотя Бимка любил всех домашних, хозяина он определил с самого начала и безошибочно. Дядя приезжал нечасто — из-за работы, и, когда они с собакой встречались, нежность переполняла собой округу.
— Надо же, — умилялась бабушка, — мой сын только детей до сих пор так привечал, а теперь еще и Бима.
Дядя и Бим вдвоем уходили в сад и пропадали там часами.
Я подсмотрела — дядя перочинным ножиком чистил груши и давал собаке, и та съедала все с величайшей скромностью. Они рассматривали деревья и тихо беседовали.
Как-то
— Схожу с автобуса, уже поздно, темень, а до дома идти одной километр. Да еще через кладбище! Через пригорки! Ну, иду, а куда деваться, и вдруг слышу в темноте — что-то топочет! Я обмерла — с перепугу подумала, или волк, или шакал, да мало ли что, и вдруг вижу — из темноты Бимкина морда вынырнула! Умница моя, это не пес, а человек, разве что разговаривать не умеет! И так мне стало спокойно и хорошо, дошли вдвоем, как друзья-товарищи, он вокруг меня носится, радуется, прыгает. Представляете — как он с такого далека понял, что я приехала?!
Охотился Бим отлично. Папа одобрительно рассказывал, как он делает стойку — гениальный пес! К тому времени Найду пришлось передарить — она стала драть кур, в том числе и соседских, и никакие меры не помогали научить ее уму-разуму.
— Жалко, па, она же наша старая собака, — со слезами просила я папу. — Они уже и с Бимом подружились!
У папы нашлась куча аргументов: две собаки, соседи, бить ее нельзя. Бим остался один.
Я вообще всегда была уверена, что мы самые лучшие в мире, и Бим только подтверждал эту теорию: такая удивительная собака могла и должна была попасть именно к нам. Ее бурая с проседью шерсть, улыбчивая морда и абсолютно человеческие глаза — все это стало символом настоящей собачьей красоты.
— У нас — дратхаар, — важно говорила я друзьям, и они замолкали, раздавленные недосягаемостью идеала.
Как-то раз мама поехала в деревню — там была бабушка с маленькой Маей, — с ней вызвался поехать и дядя.
Обратно их ждали к воскресному вечеру — завтра же на работу. Они не приехали, и мы встревожились.
— Куда звонить, что делать, — ломала руки тетя, — как трудно без телефона! Что думать — не представляю. А вдруг Шукри сел за руль?! Сто раз ему говорила — не рискуй! А вдруг с бабушкой что-то?
Гадая и нервничая, мы решили подождать, а потом ехать самим.
Утром машина заехала во двор.
— Наконец-то, — выдохнула тетя, — но как-то странно они идут… Точно что-то стряслось!
Входные двери распахнулись. На пороге стояли заплаканные мама и дядя Шукри.
— С бабушкой что-то?! — схватилась за сердце тетя.
В панике я онемела и во все глаза смотрела на маму. Не может быть, не может быть.
— Бимка, — еле выдавила мама.
— Фу-у-ух, чтобы собаки вам в душу налаяли! — в сердцах крикнула тетя.
Дядя посмотрел на нее и прошел мимо.
— Ну разве можно так из-за собаки убиваться! — вслед ему сказала тетя.
И тут же залилась слезами.
Тут засмеялась мама.
— Разве это была собака? Это был человек.
Мы сидели все вместе, мокрые по пояс, извергая потоки соленой жидкости, и слушали, как неожиданно и глупо погиб наш умница пес: съел крысиного яда в соседском дворе.
— Мучился, хороший, так смотрел — спасите меня. — Мама сморкалась в насквозь мокрый платочек. Тетя всхлипывала, а я, глядя на них, подвывала пуще прежнего.
— Я его в одеяло завернул и так похоронил, — коротко сказал дядя. — На работу надо идти.
Вытащил из шкафа рюмочку.
— Ннннне-е-е…не надо, — заикнулась тетя и умолкла под его взглядом.
Дядя налил себе из графина, опрокинул рюмочку и вышел.
Рыбалка
Папа рассказывал мне про свое детство — как он вместо школы один год помогал отцу в поле, как плавал в страшенных речных водоворотах и как ловил форель в самодельные садки из ивовых прутьев.
— Что тебе мешает сейчас рыбачить? — задала я законный вопрос.
Папа почесал лысину.
— Да ничего вроде, — вздохнул он. — Только сейчас у меня на садки нервов не хватит, а леску закинуть можно.
Все оказалось гораздо прозаичнее: мы с папой отправились повыше по руслу реки, где вода чище и рыбы больше, папа там закинул и закрепил десяток лесок с крючками и сказал, что мы за ними придем утром.
— И все? — разочарованно протянула я. — И это вся рыбалка?
— Зато утром рано пришел, а тебя рыба ждет, — ободрил меня папа.
Бабушке я строго-настрого наказала разбудить меня точно в то же время, когда проснется папа.
— Честное слово? — железно уточнила я перед сном.
— Обижаешь, — пообещала бабушка.
Однако, открыв глаза, я увидела, что раннее утро уже давным-давно прошло, солнце вовсю шпарит над деревней, и от возмущения немедленно пошла разбираться с обманщицей.
Бабушку я нашла, как всегда, не дома, а на грядках.
— Слова не говори, — мирно предупредила бабушка. — Мы с твоим отцом тебя полчаса не могли разбудить!
— Не может такого быть! — выпучив глаза, заорала я.
— Очень даже может, — спокойно отбила удар бабушка, — я что, на старости лет аферисткой стала?
— Ну и как вы меня будили? — иронически сложив руки на груди, спросила я.
— Руки так не складывай, — вскользь указала бабушка, — сто раз тебе сказано — это поза скорби.
— Так я же скорблю! — На всякий случай руки я просто уперла в бока. — Ну так как же вы меня будили? Небось тихо позвали, я не услышала, и всё — прощай, рыбалка!