Лето на чужой планете
Шрифт:
Он покачал седой головой.
— Все куда-то торопятся! У всех дела, заботы. А я вот никуда не спешу. Куда можно спешить на этой чёртовой деревяшке, пропади она пропадом? — горько сказал он и со злостью топнул протезом.
Ну, что тут скажешь? Если у человека несчастье — он часто злится на весь белый свет. Только вот облегчение от такой злости временное, толку от него никакого.
Я вздохнул и поставил свои корзины.
— Дядька Томаш! Давайте, я помогу вам набрать улиток, а вы не станете больше пить? А то тётя Джуди сильно расстроится!
Понятно, что пьёт он не для удовольствия. Он как-то приходил к папаше и жаловался, что отрезанная нога по ночам болит и мешает спать. А перед дождём ноет, словно больной зуб. Да ещё и протез натирает культю, сколько ни подкладывай туда мягкие тряпки.
Я почти силой отобрал у него бутылку, и мы принялись наполнять его корзину. Провозились почти час, дядька Томаш больше мешал, чем помогал. Хорошо, хоть корзину ему тётя Джуди дала небольшую.
Дядька Томаш предложил меня проводить, но тут уж я сумел отказаться — скорость у него не та, что мне сейчас требовалась. Взвалил свою поклажу на плечи и боком, словно рак, потрусил по дороге. Пока добрался до дома, плечи свело так, что не разогнёшься. Я кое-как опустил тяжеленные корзины на крыльцо. Что характерно, папаша даже не вышел на них взглянуть. Но я этого ожидал, и ничуть не расстроился.
Я расправил спину и с наслаждением вылил на себя ведро воды возле колодца. Не холодной, конечно. Что я, дурак, что ли? Ведро с водой всегда стояло рядом и успевало нагреться на солнце. Потом я снова наполнил ведро и забежал домой перекусить и переодеться. Ещё пришлось ждать, пока мама погладит рубашку и штаны. А когда я, наконец, вышел на крыльцо, возле калитки стояла Лина.
На ней было лёгкое светлое платье в цветочек. Выгоревшие волосы рассыпались по коричневым от загара плечам. Длинные пальцы беспокойно мяли холщовую сумку.
— Привет, Ал! — сказала Лина и смущённо улыбнулась. — Я не опоздала?
Я так оторопел, что слова сказать не мог. А Лина пальцами босой ноги нарисовала кружок в дорожной пыли и продолжила:
— Родители решили, что мне тоже надо учиться.
Вот тебе раз! Я тут смертным боем бьюсь с папашей, а у неё всё так просто. Родители решили! Везёт же некоторым!
Тут я вспомнил, что если женюсь на Лине, то и буду жить с её родителями. И хотя они любят дочек, это сразу видно — неизвестно ещё, как они отнесутся ко мне.
И чего Лина смотрит на меня так внимательно, как будто чего-то ждёт? Прямо в краску вгоняет!
Я подобрал отвисшую челюсть и буркнул:
— Ну, пойдём, что ли.
Оказалось, что и спешить-то особо некуда. Утром я так старался закончить работу побыстрее, что даже дядька Томаш не сумел меня задержать. Вот что значит целеустремлённость.
Мы с Линой шли по улице. Она молчала, а я тоже не знал, о чём говорить. Спросить у неё как дела? Так на Местрии дела у всех идут одинаково. Свиньи толстеют, козы доятся, кукуруза поспевает.
Сильно саднило плечо, натёртое палкой с корзинами. Я досадливо поморщился. Если папаша не прекратит свои происки — за лето на мне живого места не останется. Может, ему надоест? Хотя, сомневаюсь, если честно.
Лина осторожно взяла меня за руку. Это было неожиданно. И, честно говоря, приятно. Я не стал выдёргивать руку, но и ладонь её не сжимал. Так мы и шли по улице — держались за руки и молчали.
Возле моста Лина остановилась. Отпустила мою руку и повернулась ко мне. Я понял, что от разговора всё-таки не отвертеться.
Глядя мне прямо в глаза, Лина сказала:
— Я знаю, что не нравлюсь тебе, Ал. Но не понимаю — почему. Я симпатичная, это все говорят. И совсем не дура, что бы ты об этом ни думал.
Вот уж точно — не дура. И что я должен ей ответить? А Лина продолжала:
— У моего отца большая ферма. Они с мамой хорошо к тебе относятся. Так в чём дело? Почему ты от меня бегаешь?
Вот именно — ферма! Свиньи, виноград и кукуруза. Да я сейчас-то не знаю, как избавиться от такого счастья. Вот только как объяснить это Лине? Но и врать тоже нехорошо. Она-то со мной по-честному, напрямую.
Я собрался с духом:
— Дело вовсе не в тебе, Лина. Просто я не хочу становиться фермером. Я хочу учиться, понимаешь?
Лина наморщила лоб.
— Учиться? А потом? — спросила она.
Тут я призадумался. Действительно, а что потом? После того, как я выучусь, свиньи мне милее не станут. Скорее уж, наоборот. А чем тогда заниматься, как зарабатывать на жизнь?
— Может быть, я сам стану учителем.
Эта мысль как-то впервые пришла мне в голову. И сразу показалась правильной. Ну, конечно — именно такой и должна быть моя будущая жизнь! Письменный стол, удобное кресло и книги. Много-много книг.
— Понятно, — задумчиво протянула Лина. — Слушай, а что у тебя с рукой? Можно, я посмотрю? Отец мне рассказал, что ты подрался с Брэндонами.
Не успел я ответить, как Лина сама шагнула ко мне и взяла за левое запястье. Я чуть не заорал от неожиданности. Но было совсем не больно — Лина держала руку осторожно.
Не выпуская её, Лина сделала ещё шаг и прижала мою ладонь к своей груди. И так ловко это проделала, что мои пальцы сами собой сжались.
Я почувствовал, как Лина прижимается ко мне широкими, горячими бёдрами. У меня даже голова пошла кругом.
— Ой!
Лина заинтересованно смотрела куда-то вниз. Рот её приоткрылся, зрачки расширились.
— Значит, я тебе всё-таки нравлюсь, Ал. Ты меня не обманываешь насчёт фермы.
Надо было воспользоваться моментом и вырваться! Но Лина крепко держала меня за руку. Чёрт, теперь я и вовсе от неё не избавлюсь!
Эх, родители! Нет, я понимаю, что вы хотели мне только хорошего. Но откуда эта дурацкая привычка причинять человеку добро без спроса?
Тем временем Лина обняла меня за шею и поцеловала. Да так, что я чуть не задохнулся! Пришлось изо всех сил дышать носом. И тут я почувствовал на щеке что-то влажное и горячее.