Лето пахнет солью
Шрифт:
Но мы на такси домчались до дома, схватили мой паспорт и успели-таки на вокзал… Примчались к самому отправлению. Стоим, тяжело дышим, билеты с моим паспортом вместе проводнику суем…
Видели бы вы, как на нас смотрел проводник!
То есть он смотрел то на наши билеты, то в мой паспорт, то на нас. Видит, значит, что никакая я не Евдокия, и в паспорте моем сплошное вранье!
Но проводник отвел взгляд в сторону, куда-то в район дальних столбов, и сказал скучным голосом:
– На завтра билеты.
– Что? – спросил
Он всегда, когда волнуется, очки поправляет. И мама, когда волнуется, тоже очки поправляет. Здорово, что у меня зрение нормальное, а то бы я тоже поправляла очки, когда волнуюсь, – я очень легко перенимаю чужие дурные привычки. Думаю, привычку называть детей глупыми именами я тоже перейму. Я уже даже имя придумала, для мальчика. Не скажу какое, потому что оно переделывается совсем неприлично.
И вот стоим мы с сумками, смотрим на проводника, а тот смотрит то на фонари, то на провода. И папа безнадежно спрашивает:
– Так мы не едем, что ли?
– Завтра едете, – сказал проводник. – Можете даже не уходить никуда, подождать тут.
– Ну уж нет, – ответила мама и поправила очки. И говорит мне: – Пойдем, девочка наша, мы возвращаемся.
С некоторых пор родители вообще боятся называть меня по имени, как будто я их укушу. В общем, вместо того чтобы нюхать, какую еду едят в вагоне, мы на автобусе поехали домой. Ехали молча, даже я молчала. Приехали домой, а там бабушка цветы поливает. Мы ей ключ дали, чтобы она раз в несколько дней за цветами ухаживала. В общем, смотрим мы на нее, она тоже смотрит на нас и льет в цветы воду. Как-то совершенно не жалея воды. Еще бы жалеть – ведь мы на море поехали, и, если вдруг бабушка всю воду в цветы выльет, то мы с моря еще привезем.
Бабушка решила, что лучше маме сейчас ничего не говорить, и обращается ко мне:
– Дусенька! Вы уже вернулись?
– Да, бабушка, – сказала я. – Только мы цветы уже сегодня поливали. А я Тамара.
– Это ничего, – кивнула бабушка. Видимо, ничего страшного, что меня зовут Тамарой, Дуся из меня все равно куда лучше.
Я решила, пусть мама сама рассказывает бабушке, как меня на самом деле зовут, и ушла в свою комнату.
А я решила позвонить Кузнецовой. Это моя одноклассница. Честно говоря, не знаю, зачем я с ней все время разговариваю, но такая уж у меня привычка. Это доставляет мне какое-то непонятное удовольствие.
Я подумала, что за эти полдня Кузнецовой без меня слишком хорошо жилось. А людям нельзя расслабляться. И, хоть я и забыла сегодня паспорт, и мы за ним возвращались домой; хоть мы и перепутали числа и никуда не уехали; хоть бабушка явилась поливать цветы сразу же после нашего исчезновения… Все равно, все равно, разговор с Кузнецовой стал главным событием сегодняшнего дня. Потому я его перескажу полностью, от и до. Чтобы ясно было, что за человек Кузнецова. Я набрала номер и сказала:
– Привет, Кузнецова.
А она мне:
–
Я ей говорю:
– Вообще-то мы уже на море. Нечего ездить подолгу. Приехали, свалились на пляж, купаемся.
Тут Кузнецова ненадолго замолчала. Видимо, думает. А потом спрашивает:
– Это вы так быстро приехали?
– Ну да, – отвечаю я. – Одна нога здесь, вторая – в море.
Кузнецова опять замолчала. Ну и я ничего не говорила, чтобы она подумала как следует – это ей полезно. Думала она минуты три. А затем выдает:
– А вы на поезде ехали?
Я ей говорю:
– Ты совсем рехнулась, что ли? Как бы мы успели на поезде? За пару часов-то?
– Не знаю, – говорит Кузнецова. – На скоростном.
Я ей:
– Ты где ж видела такие скоростные поезда?
А она их видела, оказывается, по телевизору, в Японии. И тогда я спрашиваю:
– Но мы же не из Японии ехали, правда?
Она совсем грустно, чуть не плачет:
– Не знаю…
Мне ее жалко стало, что я над ней издеваюсь, она ведь такая бестолковая. Папа частенько говорит, что человек я вредный и недобрый. А я вот, оказывается, добрая и пушистая. В общем, успокаиваю ее:
– На самолете мы, на самолете! Билеты сдали на поезд, и вперед, вверх, в небо, к морю!
Кузнецова расцвела:
– И ты уже купалась?
Я ей:
– Да вот сейчас в море. Далеко не захожу, чтобы телефон не замочить.
Кузнецова прямо представила, как я там на море с телефоном. Даже я не могу этого представить, а она запросто. И говорит с придыханием:
– Ух ты…
А я:
– Это не ух ты, тут и утонуть можно.
И она так заботливо:
– Ну ты далеко не заходи тогда.
Я говорю:
– С телефоном не буду далеко заходить.
– А у вас там жарко? – поинтересовалась Кузнецова.
– Вообще, – говорю, – жарища. На мне можно яичницу жарить, так жарко тут у нас, на море.
Тут Кузнецова решила меня успокоить:
– У нас тут тоже жарко.
Я посмотрела в окно. Очень кстати подул ветер и сгустились тучи к дождю. Надо же, не ожидала, что Кузнецова сможет мне соврать. Оказывается, на это фантазии у нее хватает.
Я ей сказала:
– А мне кажется, что у вас там собирается дождь. Слишком уж тут жарко. Не бывает так, чтобы сразу в двух местах жарко было.
Кузнецова засомневалась:
– Правда? – но тут же решила сменить тему: – А парни там есть? Красивые?
– Полно, – заверила я. – Хоть отбавляй. И все в квадратиках.
– Каких еще квадратиках? – спросила Кузнецова.
– Коричневых, – сказала я ей. – Которые на пузе. Накачанные которые. Пресс. И все квадратики лоснятся, блестят, ну просто глаз не оторвать.
Кузнецова прочно замолчала. Только дышала в трубку. А потом попросила:
– Ты мне пофотаешь?
– Пофотаю, пофотаю, – благосклонно пообещала я ей.