Лето с капитаном Грантом
Шрифт:
Но ведь конспирация — вовсе не то, что представляют себе некоторые. Это ведь не обязательно прятаться. Главное, делать так, чтоб противник ни о чем не догадался.
А о чем, собственно говоря, могли бы догадаться браконьеры, если б за ними на расстоянии шла Ветка? Да ни о чем.
Она выбралась на тропинку и смело пошла за взрослым браконьером и браконьером-мальчишкой. Она употребила все свои артистические способности и, однако, дрожала как осиновый лист. Если бы браконьеры хоть разок обернулись, они бы многое поняли.
«Узнаю, где они живут, — в душе
Они друг за другом прошли по переплюйскому мостику, который когда-то чинил Михаил Сергеевич Зотов, прошли мимо сада «Зябрик», прошли еще немного. И оказались на окраине безымянного военного городка. То есть это так только называется — городок. На самом деле там мало чего было городского. Особенно на окраине. А браконьеры жили именно здесь. Они открыли калитку высокого дощатого забора, да и были таковы.
«Отлично, — подумала Ветка, — попались, голубчики!» Она подбежала к самому забору, чтобы прочитать название улицы и номер участка. Ведь одно дело, когда ты влетаешь и дурным голосом кричишь: «Идемте, я дом браконьерский заметила!..» Тебя спрашивают: «А какой адрес?» И в ответ ты лишь понуро хлопаешь ушами. Но совсем другое дело объявить: «Нарушители проживают — улица такая-то, дом номер такой-то!»
На браконьерском доме, как, собственно говоря, и положено, никаких опознавательных знаков не было. Только висела небольшая табличка в траурной рамке: «Осторожно! Во дворе злая собака!»
Едва Ветка прочитала это зловещее объявление, ей в голову пришла очень простая, но столь же и ужасная при ее положении мысль. Но вот пришла, что ты поделаешь! И надо было как-то реагировать. Совесть внимательно ждала.
А мысль была такая: пока Ветка пробегает до «Маяка» и обратно, время уйдет, браконьеры выберут из мешка муравьиные яички, а труху с несчастными муравьями выкинут… «Что-что? — скажут. — Какие муравьи? Просто у вашей пионерки слишком хорошее воображение».
Значит… Значит, надо идти туда и ловить их с поличным.
Отчаяние снедало Ветку. Она стояла перед вооруженной крепостью своих врагов, перед забором, который в два раза был ее выше. Она мечтала уйти домой… что уж там — мечтала! Но ужас ее положения был в том, что она не могла уйти. Она просто не представляла себе такой возможности — уйти. Но и ступить на собачью территорию она не могла, согласитесь! Это было выше человеческих сил.
А время шло. Браконьеры уже, наверное… Ветка подняла сжатый кулак, замахнулась на калитку, но не стукнула. А вдруг калитка не заперта, откроется от удара и оттуда выскочит огромная серая овчарка?!
Она ударила кулаком в забор. Стук получился тихий, мертвый, словно бы она била в огромный камень-валун или в подножие какого-нибудь памятника.
Тогда Ветка стала бить каблуком. Получалось, конечно, громче. И все равно это было не то. Кстати, уж на что собаки чутки, но даже собака не откликнулась.
Ветка снова посмотрела на траурное объявление, мысленно попрощалась со всем миром… И заплакала: она не могла туда войти!
Проклятый
И вот когда она посмотрела вверх, намереваясь… уж не знаю — взлететь на этот совершенно гладкий забор, что ли… она увидела кнопку звонка. И, еще ревя, она рассмеялась от злости и радости.
Поднялась на мысочки. До звонка не хватало нескольких сантиметров… Подпрыгнула и вонзила палец в кнопку — словно хотела продавить эту кнопку насквозь. Оба сигнала ее должны были получиться хоть и недлинные, но такие… в общем, надо идти открывать.
Однако опять ни звука. Ветка вновь пришла в отчаяние: звонок, видимо, не работал. Эх!.. Со злости она ударила каблуком по калитке — брякнула щеколда.
Потом щеколда брякнула еще раз!
Калитка отворилась, и Ветка увидела браконьера-мальчишку. Некоторое время они смотрели друг на друга. Мальчишка — удивленно, а Ветка — затаившись.
— Мне нужно к твоему отцу, — сказала она наконец. Мальчишка был или одногодок, или немного старше ее.
Юный браконьер молча пропустил Ветку вперед. Он не испугался, не почувствовал никакой опасности. А какая может быть опасность от симпатичной девчонки — так он рассуждал несколько на старомодный лад. Может быть, еще и познакомимся… Жилось ему за этим забором довольно одиноко.
— А ты собаку?.. — спросила Ветка, оборачиваясь. Мальчишка улыбнулся, не отводя взгляда от Веткиного лица:
— Нету никакой собаки. Издохла. А это… оставили, чтобы лишнего народу не ходило.
«Лишнего народу… Надо же, какие замминистры!»
Они шли по дорожке к дому, и Ветка даже сквозь свою злость, даже если б очень хотела, не могла не оглядываться. Такой участок, наверно, и самому Мичурину не стыдно было бы показать. Все здесь росло, зеленело, тянулось по струнке, словно на параде. Среди этой образцовой жизни стоял дом. Весь крепкий, до последнего бревна. Такой еще лет сто простоит, не охнет. Стены матово отливали темно-коричневой масляной краской, а наличники были голубые. В этом диковатом сочетании тоже была какая-то своя особая добротность. Сверху шиферная крыша и кирпично-красная труба, из которой должна была выйти дымом стоящая в лесу береза с крестом…
В принципе здесь ничего плохого нет, что люди живут хорошо, — так объяснила себе Ветка. А сама не могла остановить злость. И мальчишке этому, браконьеру, нечего на нее смотреть столь выразительными глазами.
Между тем юный браконьер подвел ее к лавочке и довольно приветливо, хоть и не очень уклюже, предложил сесть. Лавочка, надо признать, было чудо как хороша. Ее обнимал огромный куст сирени. На таких лавочках особенно спокойно сидеть по вечерам, при закате солнца. А сейчас именно то самое время и наступало.