Лето в большом городе
Шрифт:
Все же, Саманты здесь нет. Вместо нее я вижу прелестную женщину средних лет, сидящую неподвижно на бархатном диване, скромно скрестив лодыжки. У нее на голове идеально гладкий начес. Это, должно быть, мать Чарли, Гленн.
Рядом сидит еще одна женщина, которую можно назвать полной противоположностью Гленн.Ей около двадцати пяти, одета она в какой— то комковатый синий костюм, без макияжа. На самом деле она не выглядит отталкивающе, но учитывая ее грязные волосы и выражение на лице, будто она достойна лучшего, скорее всего, она сознательно хочет выглядеть
– Я Гленн, — говорит первая женщина, протягивая длинную костистую руку со сдержанными платиновыми часиками на ее тонком запястье. Наверное, она левша. Поскольку левши всегда носят часы на правой руке, чтобы все заметили, что они левши и сочли их особенными. Она представляет молодую женщину, сидящую рядом.
— Это моя дочь Эрика.
Эрика твердо и без излишеств пожимает мне руку. В ней есть что-то отрезвляющее, как будто она понимает, насколько нелепа ее мать и насколько вся эта ситуация глупа в целом.
– Привет, — отвечаю я тепло и присаживаюсь на краешек маленького декоративного стула.
Саманта рассказывала мне, что Гленн сделала подтяжку лица. Поэтому пока она поправляет прическу, а Эрика ест печенье, я тайком изучаю лицо Гленн, пытаясь найти признаки хирургического вмешательства. Вблизи их не так уж трудно обнаружить. Рот Гленн растянут и натянут вверх как оскал Джокера, хотя она и не улыбается. Ее брови опасно приблизились к линии роста волос. Я пялюсь на нее так пристально, что она не может этого не заметить. Она поворачивается ко мне, и легонько взмахнув рукой, говорит.
– Вы носите довольно интересный наряд.
—Спасибо, — отвечаю я. — Мне его дали бесплатно!
– Я надеюсь!
Глядя на нее, я не могу понять что это — намеренная грубость или нормальное для нее поведение. Я беру печенью, чувствую себя несколько грустно. Не могу понять, зачем Саманта настаивает на моем присутствии. Конечно, она планирует включать меня в свою дальнейшую жизнь. Я не могу представить, чтобы мне нашлось в ней место.
Гленн поворачивает руку и смотрит на часы.
— Где Саманта? — говорит она с едва уловимыми нотками раздражения.
– Наверное, застряла в пробке, — предполагаю я.
— Это вопиющая грубость: опаздывать на примерку собственного платья, — мурлыкает Гленн теплым низким голосом, призванным сгладить яд оскорбления. В дверь стучат, и я вскакиваю, чтобы открыть.
– Вот и она, — щебечу я, но вместо Саманты нахожу там Донну ЛаДонну и ее мать.
И никаких признаков Саманты. Тем не менее, я так обрадована, что мне не придется оставаться наедине с Гленн и ее дочерью, что захожу слишком далеко.
— Донна! — кричу я.
Донна вырядилась — сексуально— : в объемный топ с подплечниками и леггинсами. На ее матери печальная копия настоящего костюма от Chanel, который носит Гленн. Что подумает Гленн о Донне и ее матери? Я уверена, что даже обо мне у нее сложилось не очень хорошее впечатление. Внезапно мне становится неловко за Кастлберри.
Донна, конечно, ничего не замечает.
— Привет, Кэрри, —
Они с матерью подходят к Гленн, которая дружелюбно пожимает им руки, делая вид, что в восторге от встречи с ними.
Пока Донна с мамой воркуют об убранстве комнаты, костюме Гленн и дальнейших свадебных планах, я сложа руки, наблюдаю. Я всегда находила Донну одной из самых загадочных девушек нашей школы. Но увидев ее в Нью-Йорке, я уже не могу понять, что же в ней интриговало меня раньше. Она, конечно, красивая, но не так хороша, как Саманта. И она выглядит совсем не стильно в этом дискотечномприкиде. Мне даже неинтересно слушать ее лепет о том, как они с мамой сделали себе маникюр, и ее хвастовство о шоппинге в Macy's. Боже. Даже я знаю, что только туристы делают покупки в Macy's.
И затем Донна выбалтывает очень захватывающую новость. Она тоже выходит замуж. Она протягивает мне руку, демонстрируя кольцо с осколками бриллиантов.
Я склоняюсь над ним, хотя, честно говоря, понадобится увеличительное стекло, чтобы разглядеть эту чертову штучку.
— Кто этот счастливчик?
Она одаривает меня сдержанной улыбкой, как будто удивлена, что мне еще ничего не известно.
– Томми.
— Томми? Томми Брюстер? Тот самый Томми Брюстер, который превратил мою жизнь в ад только потому, что я имела несчастье сидеть с ним за одной партой четыре года в старей школе? Большой немой спортсмен, который так серьезно встречался с Синтией Вианде?
Очевидно, вопрос читается у меня на лице, потому что Донна немедленно объясняет, что Синтия порвала с ним.
– Она отправляется в Бостонский университет и не хотела брать Томми с собой. Она думала, что так будет лучше, — ухмыляется Донна.
Не издевайся, хочется сказать мне.
— Томми будет военным. Он собирается стать пилотом, — хвастливо прибавляет Донна. — Он будет много путешествовать, и будет легче, если мы поженимся.
— Вау.- Донна обручена с Томми Брюстером?
Как такое могло случиться? Если бы в старей школе делали ставки, я бы побилась об заклад, что Донна ЛаДонна будет стремиться к лучшему и большему. Она последняя девушка, на которую бы я подумала, что она первой выскочит замуж и станет домохозяйкой.
Выложив эту информацию, Донна переходит на тему детишек.
— Я всегда была мамой— наседкой, — кивая, подключается Гленн.
– Я кормила Чарли грудью около года. Конечно, я практически не выходила из дома. Но каждая минута того стоила. Запах его маленькой головки...
– Запах его обкаканных штанишек... — бормочет Эрика. Я с благодарностью смотрю на нее. Она сидела так тихо, что я забыла о ее присутствии.
— Я думаю, что это одна из причин, почему Чарли вырос таким хорошим— , — продолжает Гленн, игнорируя выпад дочери, и будто бы обращаясь только к Донне, — — Знаю, что грудное вскармливание не очень популярно, но я нахожу его жутко полезным.—