Летопись смерти
Шрифт:
– Поймал, поймал!
Едва не уронив ёмкость в траву, гонец поперхнулся:
– Гхм, гхм. Я так испугался!
– Не ожидал, не ожидал же?!
– (намокшими глазами, обращаясь себе под нос) Чуть не пролил… – после чего он вылил последние глотки в раскрытое горло.
Недоумевший полевик нахмурился. Разжав худенькие ручки, он сполз по спине. Надувшийся от обиды, Лисик плюхнулся рядом с гонцом.
– Хорошо под небом Кивских земель, да?
Лисик фыркнул.
– И небо как-будто голубее.
Полевик нахмурился сильнее.
– И трава зеленее.
Малыш задрал подбородок.
– И мёд здесь золотистее…
Казалось, полевик уже готов замолчать навеки, закрыть рот на засов, но нагло используемая слабость снова дала знать. Не поворачиваясь, всё ещё пытаясь держать мину обиды, он нащупал горшочек левой рукой, завернул правую руку с ложкой за спину и зачерпнул сладость.
– Полегче? – спросил гонец, слыша достаточно громкое жевание.
– Ещё.
– Да, пожалуйста!
Лисик снова наполнил ложку мёдом.
– А теперь? Лучше?
Лисик расслабился, но не остановился:
– Наверное ещё.
– Конечно, конечно.
Третья ложка окончательно погубила театральную обиду, и полевик обернулся:
– Да.
– Что значит да?
– И небо голубее, и трава зеленее, и мёд… Ааа, как мёд?
– Золотистее.
– Верно-верно. Куда сейчас?
– За горизонт.
– За что?
– Не за что, но куда. Это далёкий путь. Знаешь, к ночи я окажусь на переправе, где нам придётся расстаться до моего возвращения.
– А как же я?
– А ты, мой друг, должен дожидаться.
– А ты мой друг? – спросил надломленным голосом полевик.
– Самый близкий, – тепло ответил Лексан.
– Самый близкий… Оставишь меня?
– Я должен. Слишком далёкий путь не по силу даже моему коню, а он вон какой большой и сильный, – продолжал Лексан указывая пальцем на гнедого.
– Я тоже сильный, – загорелся полевик, напрягая свою тонкую ручку.
– И правда, вон какие мускулы. Но дорога оговорена на одного. Более того, вдали от родной земли тебе будет непросто. – Лексан говорил это не просто так. Дело в том, что в бестиарии камнеземного края, полевик – существо с крайне осёдлым образом жизни. Для них покинуть родное поле – это самый крайний случай, покинуть же родную область является немыслимым поступком. Сейчас же Лисик пытается уйти в края, совершенно не похожие на родные, такой поход может закончится, просто закончится гибелью.
– Значит до переправы? – спросил Лисик, нахмурившись.
– Да, до переправы, – ответил Лексан, снова протягивая горшочек.
– Ну, до переправы, значит до переправы. – На удивление задорно сказал полевик, зачёрпывая мёд с горкой.
Вечерело достаточно быстро. Привал затягивался, а значит времени на дорогу к переправе оставалось меньше. Юноша поднялся на ноги, отряхнулся, затем отряхнул Лисика. Перед тем, как влезть в седло, Лексан поднял на него полевика. Лисик уселся на подстеленное полотно, мягко втираясь в своё гнездо. Затем на коня забрался Лексан. Похлопав гнедого по шее, он подтянул узду. Рысью направились трое к переправе. Лисик подскакивал на насиженном месте, на лад такта копыт. Лексан стал трезветь от ветерка, обдувающего его гладко выбритые щёки.
Привычным стали подобные выезды. Дело в том, что Лисик никуда не делся, после близкого знакомства по пути в Каргополь. Напротив, маленькое создание стало, пожалуй, причиной того, что гонец не выпил последние капли собственной жизни. Теперь, каждое выездное задание сопровождалось высоким голосом и смехом полевика. Видимо, Лексан не соврал, напомнив малышу, что тот его лучший друг.
Плеск и прохлада доносились от ночного течения реки. Здесь на переправе качались немые лодки, а в них располагались такие же немые капитаны. Сбавив ход, друзья добрались до побережья Пальенты вовремя.
Заметив на берегу будку с горящим светильником, Лексан направил вожжи к нему. Одиноким сычом сидел распределитель в будке. Хотя солнце закатилось за горизонт, очертания этого человека были вполне различимы – старый, весьма старый. Пожалуй это единственное, что могло охарактеризовать и его голос, и манеры, и характер поведения. Но, ещё одна деталь бросилась в глаза, когда он вышел из будки: внутри он не сидел, распределитель был горбат.
– До полуночи на плавь сойдёт лишь одна лодка, – послышался хриплый голос, – а потому, требуется доказательный документ.
Лексан, сошедший с коня, раскрыл суму и вынул знак царского двора. Едва завидев золотую нить, обвивающую грамоту, он тут же взял уздечку в руку и повёл коня за собой, а пальцами другой руки подал знак следовать за собой. Гнедой стал нервничать, потому Лексан пригладил его, а паромщика попросил не подходить слева. Столь же безучастно переправщик перехватил узду в другую руку и повёл гнедого к стойлу.
Конец ознакомительного фрагмента.