Летописец. Книга перемен. День ангела (сборник)

Вересов Дмитрий

...

«Не пора ли нам наведаться в Джиннистан, Сабина, любовь моя? Помнишь, я обещал тебе тихую идиллию? Выполняю свое обещание. Земной рай трепещет в ожидании нашего воссоединения, сама королева фей вьет нам гнездо. В аэропорту Буэнос-Айреса тебя в течение недели будет встречать некая дама Марисоль. Ей известны твои приметы. Это неправда, что в рай никогда не поздно. Смотри не опоздай, моя крошка Цахес!»

Моя крошка Цахес. Ах ты!.. Ну разве не негодяй? Она никогда не понимала его до конца, он всегда был загадочен и независим, он всегда переигрывал ее и подчинял себе,

он асоциален и преступен, только что он устроил ей дикую нервотрепку, и сейчас есть отличный шанс освободиться, выйти из-под его деспотического контроля и снова вести размеренную жизнь, радоваться и горевать по пустякам и принимать три раза в день очень хорошее лекарство. В каком таком раю она сможет найти хорошее лекарство? Она там пропадет, в этом, как его, Джиннистане. Но она… Она, черт побери все на свете, собирается к нему на край света и ревнует его к этой самой аргентинской даме Марисоль из Буэнос-Айреса.

Ну и отлично, думала фрау Шаде, уничтожая файл. Отлично. Все к лучшему. Она выведет на него полицию, так ему и надо. Их обоих арестуют, тем дело и кончится. Но она должна, обязательно должна еще раз взглянуть на этого негодяя, взглянуть гордо и с упреком. И… И – пропади все пропадом. Ей нужно его видеть и… осязать.

Фрау Шаде подхватила дорожную сумку, не имея понятия, что в ней оказалось в результате сумбурных сборов, заперла квартиру, не надеясь вернуться в нее когда-либо, не надеясь на собственную не совсем исправную машину, взяла такси и отправилась в аэропорт.

Глава 9

Во всем соблюдай золотую середину. Мой совет: не останавливай свой выбор ни на красавице, ни на некрасивой, ни на богатой, ни на бедной, ни на знатной, ни на худородной; выбирай себе ровню по рождению, и относительно всех прочих качеств тоже предпочтительно придерживаться золотой середины.

Э. Т. А. Гофман. Выбор невесты. Из книги «Серапионовы братья»

– Можно, Геннадий Кириллович? – робко приоткрыла дверь заведующего отделением Аврора.

– О, добрый день! Добрый день, Аврора Францевна! Присаживайтесь, я вас прошу. Лизонька, оставь нас на полчасика, не отсвечивай, звезда моя! У тебя там четыре капельницы, вот и проследи.

– Чем порадуете, Геннадий Кириллович? – грустно улыбнулась Аврора.

– Елизавета, уйдешь ли ты? – раздраженно фыркнул профессор, и медсестра, наконец, исчезла. – Рр-распустились, вертихвостки! Одни жалобы на них слышу. Нет, вы только подумайте, Аврора Францевна, эти девицы-медсестрицы, птицы-синицы…

– Геннадий Кириллович… – умоляюще сложила руки Аврора.

– Ммм? – собрал высокий лоб розовой гармошкой военно-медицинский профессор. – Что-с? Целую ручки, дорогая…

– Геннадий Кириллович!!! – В голосе Авроры прозвучали слезы.

– Хм. Да нет, я пока в своем уме, уверяю вас. Преждевременные травматические роды… Инкубатор… Искусственное вскармливание… Вот я тут, видите, как раз листаю историю его болезни. Историю болезни Лунина, Франца Михайловича. Вы никогда не пробовали читать абсурдистскую литературу, Аврора Францевна? А я пробовал. Теперь что угодно издают, а раньше осуждали, считали упадничеством. Произведение называлось, дай бог памяти, «Во всем виноват крот», и написал его некто Фабиан Шульце. Я думал, детектив, потому и купил, не прочитав аннотации. Взялся читать, но через три страницы начал раздражаться, через десять перестал что-либо понимать вообще. Я, однако, проявив упорство, долистал сей шедевр до конца и, представьте, не заметил никаких упоминаний о пресловутом кроте, который во всем виноват. Вы мою мысль улавливаете, Аврора Францевна?

– Н-не особенно, Геннадий Кириллович. Что с Францем?

– Крот,

понимаете. Крот виноват. А крота-то и нет никакого… В армию его, во всяком случае, точно не возьмут, с его-то диагнозом. Это, надо полагать, хорошая новость, а?

– Так что же, господи, за диагноз?! – затряслась Аврора. – Геннадий Кириллович, вы мне скажите, – перешла Аврора на сдавленный шепот, – его жизнь… в опасности?

– У всех жизнь в опасности, жить вообще смертельно, – утешил профессор. – А девиц-медсестриц надо гнать поганой метлой, чтоб хвостом не мели, профурсетки. Так-с, ладно. Понимаете, Аврора Францевна, диагноз, который мы поставили на консилиуме, у меня не выговаривается, потому что крота-то я не вижу никакого. А на него, беднягу, всех собак понавесили, на крота-то… Ну, вот вам, – показал бледно-восковые, насквозь промытые ладони профессор. – Диагноз абсурдный, родившийся в результате коллегиального решения, звучит: «гипофизарный нанизм». О как!

Аврора смотрела на гофрированный лоб профессора голубым своим взглядом и бледнела.

– Вам эти красивые слова что-нибудь говорят, Аврора Францевна? – осведомился профессор.

Аврора нашла в себе силы помотать головой, потому что, действительно, никогда не слышала такого словосочетания. Ужасающего своей непонятностью и неблагозвучием.

– Ну, так я переведу. Это, проще говоря, карликовость, причиной которой является недостаток гормона роста. А вырабатывает этот гормон гипофиз, железа такая маленькая в мозгу. Гипофиз много чего вырабатывает. Так вот, вы бледнеть-то перестаньте и сосредоточьтесь, потому что я вам, фрау-мадам, буду сейчас описывать внешние признаки данной болезни, а вы себе отмечайте, совпадают они с картиной, которую демонстрирует нам пациент, али нет.

Значит, первое. Маленький рост. У мужчин верхний предел сто тридцать сантиметров. Есть такое? Что вы киваете? У Франца – сто тридцать пять. Ну, пусть. Это, в конце концов, тоже возможно. Мало ли… И призывная комиссия направила его к нам именно по причине аномально малого роста. Пятиклассник, да и только. Далее. Далее – пропорции. Пропорции в классическом варианте гипофизарного нанизма соответствуют сложению трехлетнего малыша, как-то: большая голова, короткие конечности и… прочее. У нас это имеется, Аврора Францевна? Вот именно, ничего подобного. Маленький, но хорошо сложенный юноша, этакий Питер Пэн, летающий мальчик. Характерной мышечной слабости и в помине нет, наоборот, кошачья гибкость и сила. Что еще? По идее, лицо у него должно быть этаким… морщинистым. Что видим мы? Ничего подобного не видим. Черты суховатые, тонкие, не без приятности, как говорили лет сто назад. Голос? Высокий, специфического тембра. Ну и что? Это, на мой взгляд, не слишком показательно. Всякие голоса бывают.

Далее. Половое развитие. Вы сами-то, фрау-мадам, замечали какие-нибудь отклонения? Нет? Вот именно. А у карликов половая система развита весьма и весьма слабо, полового влечения они практически не испытывают, к половому контакту не способны, вторичные половые признаки отсутствуют, репродуктивные органы у мужчин детские. Что наблюдаем мы? А, Аврора Францевна?

– Я, Геннадий Кириллович, лет шесть уже ничего такого не наблюдаю, мне ничего такого… не показывают. И я нахожу это вполне естественным, – смущенно сообщила Аврора.

– Вот-вот! Естественным! И правильно. Потому что юноша в этом смысле вполне нормален, не особенно, полагаю, горяч, но нормален и даже нравится девушкам. М-да… Птицы-синицы… Поганой метлой… – забурчал профессор, играя гофрированным лбом. – А где я других-то возьму? Да! Так вы уяснили, Аврора Францевна, как обычно выглядят больные гипофизарным нанизмом? Это те самые карлики и карлицы, которых так любили держать при себе европейские монархи. А на каком, спрашивается, основании мы, высоколобые, поставили диагноз?