Летучий голландец
Шрифт:
Они покинули хижину на следующий день рано утром. Шел дождь – как, похоже, всегда по утрам в этих местах. Отчасти их защищал от дождя навес, образованный листвой деревьев. Никто в деревне хупу не проснулся, только где-то лаяли собаки. Они пошли дальше, и Томаса Вандерлиндена так замучила жажда, что он решил было попить воды из коричневого потока, который бежал вдоль тропинки.
– Не надо, – сказал Макфи и вынул бутылку спиртного из своего рюкзака. – Лучше выпейте вот это.
– Мне же нужна именно вода, – ответил Томас, соблазненный ручьем, несмотря на его отталкивающий
Макфи покачал головой.
– Пальмовое вино лишило вас рассудка, – сказал он. – Поверьте мне, при любых обстоятельствах лучше похмелье, чем гвинейский червь.
Ужасный образ оказался самым лучшим аргументом, и Томас смирился со своей жаждой.
Через час ходьбы земля постепенно стала ровнее. Как Макфи и обещал, москиты совершенно ими не интересовались после ночи, проведенной под вонючим деревом, и от этого было намного легче. Потом они набрели на кокосовую рощу. Макфи показал Томасу, как расколоть кокос так, чтобы добраться до молока.
Ближе к вечеру джунгли стали более редкими, и в конце концов путешественники совсем вышли из них на равнину, которую, похоже, когда-то возделывали, хотя сейчас эти поля заросли высокой дикой травой. Теперь они шли по открытому пространству, и по-прежнему лил сильный дождь.
– Потерпите, уже недолго, – сказал Макфи.
Вскоре они пошли по протоптанной дорожке из красной земли, а еще через некоторое время – по дороге из битого камня. Потом обогнули низкий холм, и в ста ярдах Томас увидел дом, который выглядел вполне современно.
– Пришли, – сказал Макфи. – Здесь живет Роуленд. Раньше это был медицинский центр.
То было деревянное бунгало с дощатой крышей, окруженное изящной верандой в колониальном стиле. Лаяли собаки. Три человека сидели на веранде в ожидании гостей.
8
Томас Вандерлинден подходил к бунгало, и его очень интересовало, каким окажется человек, которого он сейчас увидит. Однако он заставлял себя идти медленно, немного отстав от Макфи.
Две тощие коричневые собаки спрыгнули и побежали через колючую лужайку встречать их; они лаяли, но при этом виляли хвостами совсем не грозно. Обнюхали каждого из посетителей, потом проводили их вверх по трем ступенькам на веранду, где мужчина и две женщины сидели на ротанговых стульях с высокими спинками. Мужчина, который в этот момент читал, положил книжку на пол и встал, чтобы поздороваться с пришедшими. Он мягко спустил вниз черную кошку, которая лежала, свернувшись клубочком, у него на плечах.
Томас узнал того самого Роуленда Вандерлиндена, которого видел на старой фотографии. Короткая борода и длинные волосы теперь поседели, морщины на тонком лице стали глубже, хотя само лицо, казалось, изменилось не сильно. Глаза – голубые и слишком блестящие: возможно, от лихорадки. Одежда – белые рубашка и штаны, на ногах – сандалии. Кошка терлась о его ноги и разглядывала гостей; ее глаза были не по-кошачьи голубыми.
Роуленд Вандерлинден сначала протянул руку Макфи.
– Я рад видеть вас снова, – сказал он. У него был довольно низкий и слегка дрожащий голос. Лицо покрывали редкие оспины, а несколько передних зубов почернели.
–
– Значит, – сказал Роуленд, протягивая руку, – вы – сын Рейчел.
Он прищурился, будто пытался найти в нем черты матери. Рука у него была сухая и прохладная.
– Как поживает ваша мама?
Он спросил очень тихо, как будто это касалось только их двоих.
– С ней все в порядке, – сказал Томас.
– Хорошо, – сказал Роуленд. – Вы расскажете мне все о ней позже.
Потом он жестом показал на старшую из двух сидящих женщин.
– Моя супруга, – сказал он, подчеркивая это несколько позабытое слово.
Супруга была крепкой островитянкой, закутанной в простые зеленые одежды. У нее были мешки под глазами, а длинные черные волосы тронуты сединой.
– А это наша дочь, – сказал он, кивая в сторону молодой женщины с блестящими черными волосами и таким же крепким телом, как у матери. Она была одета в синие одежды, украшенные цветами. Роуленд что-то сказал им на их языке.
Глаза женщин на мгновение заблестели, когда они разглядывали Томаса.
Он заметил, что каждая над левым ухом носила белую орхидею и что из их одеяний, как раз между грудями, выступал край татуировки – лепестки красного цветка. Но его в первую очередь интересовал Роуленд; как невероятно, думал он, что этот вот человек, о котором он в первый раз услышал всего несколько недель назад, когда-то был мужем его матери. Он пытался представить их вместе много лет назад, но безуспешно.
Черная кошка теперь легко запрыгнула с пола на плечи Роуленду. Потянулась оттуда к его лицу и долго смотрела своими глубокими голубыми глазами в глаза Томасу, как бы оценивая его. Роуленд стоял спокойно, пока она изучала гостя. Обе женщины тоже смотрели; потом кошка вдруг потеряла к нему интерес и снова спрыгнула на пол. Роуленд что-то сказал, и женщины закивали. Он повернулся к Томасу.
– Здесь очень серьезно относятся к кошкам, – сказал он. – Похоже, вы прошли испытание.
На полу кошка вгрызлась в свой живот, пытаясь поймать блоху.
Томас Вандерлинден и Макфи все еще неловко стояли на веранде. Теперь супруга хозяина и его дочь встали со стульев. Роуленд отдал супруге книгу, которую читал. Обе женщины медленно отступили к дощатой двери и вошли в дом. Собаки и черная голубоглазая кошка побежали за ними.
– Женщины что-нибудь приготовят, – сказал Роуленд. – Вы оба наверняка хотите есть.
Томас сказал, что весь день его немножко подташнивает.
– Ах да, тошнота, – сказал Роуленд. – Местная болезнь. Со временем мы так привыкаем, что уже не замечаем ее.
Макфи кивнул и закурил.
– Надеюсь, – сказал Роуленд Томасу, – что вы не сочли невежливым то, что я не представил супругу и дочь по имени.
Томас действительно обратил на это внимание.
– Здесь, в горах, – сказал Роуленд, – люди открывают свои имена только тем, кого знают уже долгое время. Они всегда боятся, что чужой человек сможет использовать их имя в разных заклинаниях и проклятиях.