Летучий голландец
Шрифт:
Томас Вандерлинден оставался у себя, насколько это позволяли размеры «Иннисфри». Помимо капитана и шести матросов, которые по очереди стояли на вахте, на корабле было четыре пассажира. Томас решил, что подобные люди и отправляются в такие путешествия.
Сначала он познакомился с супругами Беркли – миссионером и его женой из Саскачевана; большую часть дня они просиживали на палубе. Они возвращались в Мотамуа после отпуска по болезни. Мистер Беркли был высоким худым мужчиной с выступающими скулами и крупными ушами. Ему было за сорок, хотя временами он выглядел лет на двадцать старше.
Его жена – маленькая полная женщина с короткими темными волосами, строгим лицом и прищуренными глазами. Она носила синее прямое платье – свою «сутану», как она его называла. Она объяснила Томасу, что «Его Преподобие» (как она величала своего мужа даже в его присутствии) только что провел месяц в больнице, где его лечили от тропического расстройства, которое она снова и снова называла «денге». Она сказала, что в этом виноват климат Мотамуа.
– Он убивает нас обоих, – сказала она.
– А что такое «денге»? – спросил Томас.
– А вы не слышали о ней? Болезнь, которая передается москитами, – сказала она. – В больнице никогда не видели такой тяжелой формы болезни, как у Его Преподобия.
И она с гордостью посмотрела на своего мужа. Мистер Беркли, который спокойно ел, посмотрел на нее так, будто он ее ненавидел, или будто ему было больно, или и то и другое. По его худому лицу было трудно ощутить разницу.
– Мы не запомнили ваше имя, – сказал мистер Беркли Томасу.
– Вандерлинден, – сказал он. – Томас Вандерлинден. Оба посмотрели на него с неожиданным интересом.
– Вандерлинден? – переспросил мистер Беркли. Неприязнь, с которой он произнес эту фамилию, усилилась от сурового выражения на его лице. – Мы знаем одного Вандерлиндена. Он живет в горах Ману. Вы его родственник?
– В некотором смысле, – сказал Томас.
– Потому вы туда и едете? К нему в гости? – спросила его жена.
– Да, – сказал Томас. – Это семейное дело. – Ему не нравился этот «священный трибунал».
Лицо мистера Беркли было суровым и фанатичным.
– Мне очень жаль, но должен сказать, этот тип – ваш родственник – усложняет нам работу, – сказал он. – Ничего не делает для того, чтобы освободить островитян от их суеверий. Более того, он их поощряет.
Томас ничего не сказал. Судя по всему, и сегодня Роуленд мало отличался от того, каким его помнила мать.
– Вы упомянули о семейном деле, – сказала миссис Беркли. – В чем оно состоит? – Она спросила об этом так дерзко, как будто имела право знать.
– Это личное дело, – сказал Томас столь же дерзко. Они обиделись. Он понадеялся, что теперь они оставят его в покое.
Он действительно предпочел бы все путешествие побыть один. Но на таком маленьком судне, как «Иннисфри», это было невозможно. Чуть позже два других пассажира, Шнайдер и Камерон, попытались тоже подружиться с ним. Эти коротко стриженные гладко выбритые молодые люди были одеты в новенькие тропические рубашки и брюки. Они были агентами дипломатической службы и направлялись в свою первую заграничную командировку.
Но они были разочарованы. Камерон сказал, что его коллеги в Министерстве внутренних дел называли Мотамуа «вонючей подмышкой планеты». В сущности, они были всем недовольны – начиная от размера шхуны («игрушечная лодка», сказал Шнайдер, темноволосый парень) и заканчивая тем, что единственной женщиной на корабле была полная миссионерка средних лет («Отче наш, не введи нас во искушение», – сказал рыжеволосый Камерон, возведя глаза к небу).
Скоро они стали недовольны и тем, что Томас явно не желает с ними общаться. В итоге они объединились с Беркли. Одним тихим днем, когда Томас собирался войти в столовую, он случайно услышал голоса своих товарищей по путешествию, звучавшие громче постоянного скрипа шпангоутов:
– Он – родственник самого большого выродка на всех островах, – говорил мистер Беркли. – Он едет туда к нему в гости.
– Правда? – сказал Камерон.
– Нам он ничего не говорил, – сказал Шнайдер. – Мы не смогли вытянуть из него ни слова.
Миссис Беркли подвела итог всего разговора.
– Такой вот он тип, – сказала она. – Никому ничего не расскажет о своих делах.
Томас вошел в столовую, и они сменили тему. Но по усмешке на лице Шнайдера он догадался, что им было наплевать, мог он их услышать или нет.
Две недели каждый день на «Иннисфри» был точной копией предыдущего, не считая редких визитов заблудших дельфинов или акул. Визиты эти заставляли Томаса осознавать, сколь непрочен корпус шхуны.
Капитан Бонни, который дал новое имя этой шхуне в честь своего дома в Ирландии, кажется, проводил большую часть дня, проверяя такелаж и помогая команде заделывать швы: такая работа, похоже, никогда не заканчивалась. Он разрешил пассажирам пользоваться своей личной библиотекой – в основном там были книги, оставленные предыдущими путешественниками; но предложение это заинтересовало лишь Томаса. Его Преподобие читал только Библию, а миссис Беркли сидела рядом с ним, преданно участвуя в процессе. Шнайдер и Камерон играли в шахматы и домино, а если что и читали, то руководства дипломатической службы.
Томас ознакомился с библиотекой в первый же день, как почувствовал себя лучше. Часть каюты Бонни была полностью занята полками с полусгнившими от сырости книгами. Расставлены они были безо всякого порядка. Некоторые оказались техническими справочниками по мореплаванию – возможно, они принадлежали самому Бонни. И во множестве – дешевые детективы и романы. В углу верхней полки стояли четыре самых заплесневевших тома, у которых был такой вид, будто их никогда не открывали. Они назывались: «Изучая ошибки»; «Отель „Паладин“», «Вистериум», «Первый звук корнета». Томас просмотрел первые страницы и понял, почему их никто не читал, – это был ужасный мусор.