Летучий голландец
Шрифт:
Встреча подошла к концу.
– Пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания доктору Вебберу, – сказал Джеггард на прощанье.
– Обязательно передам, – сказал Томас.
– Он многие годы передавал мне дела о медицинском страховании, – сказал Джеггард. – Он попросил меня приложить особые усилия в вашем деле.
Когда они пожимали друг другу руки, Джеггард на мгновение скосил глаза на Томаса.
– Когда мы получим подтверждение, мы с вами свяжемся, – сказал он.
3
Четыре часа спустя Томас Вандерлинден приехал к себе в Камберлоо. Он едва успел открыть дверь, как зазвонил телефон. То была жена Джеггарда.
– Все подтвердилось, – сказала она. Впечатление от ее милого голоса было теперь несколько испорчено воспоминанием о ее зобе. – Мистер Джеггард только что получил телеграмму из Мотамуа. Роуленд Вандерлинден жив и здоров, и его место жительства известно. Посылать ли нам своего агента, чтобы переговорить с ним?
– Сначала я должен спросить у матери. Я перезвоню вам позже, – сказал Томас.
– Мистер Джеггард говорит, что будет ждать ваших указаний, – сказала жена Джеггарда.
Томас сразу пошел домой к Рейчел.
Она сидела одна у камина в библиотеке. Ее длинные седые волосы были заплетены в косичку, лежавшую у нее на плече. Томас поцеловал ее в щеку. Ее зеленые глаза за очками в серебряной оправе сидели очень глубоко, из-за чего она казалась зорким зверьком, выглядывающим из недр своей пещеры.
– Да? – сказала она. – Что ты мне скажешь?
– Нашли Роуленда. Он в одном из самых отдаленных мест, которые можно только представить, – на острове в Тихом океане. Похоже, он живет там уже много лет, – сказал Томас.
Ее глаза превратились в маленькие точки.
– Хорошо, – сказала она. – Отправляйся и привези его сюда. Я хочу его видеть.
– Но у Джеггарда там есть человек, – сказал Томас. – Он может передать ему от тебя любое послание, какое пожелаешь.
– Ну нет, – сказала она. – Поезжай ты. Он не обратит внимания ни на кого другого. А если поедешь ты, он вернется вместе с тобой.
– Вернется вместе со мной? – спросил Томас. – Почему ты не можешь просто написать ему и спросить обо всем, что хочешь узнать? Совершенно ясно, что нет никакой необходимости заставлять его ехать в такую даль, только чтобы поговорить с тобой. Он же старый человек.
– Нет, – ответила она. – Мне нужно кое-что спросить у него, глядя ему в глаза. И если его придется уговаривать, ты сможешь его уговорить.
Томас снова попробовал возразить:
– А что если он не сможет приехать? Что если он уже не в состоянии путешествовать? В конце концов, он старик, а это место так далеко. – Ему казалось, что прозвучало очень убедительно.
Но Рейчел только покачала головой.
– Поезжай к нему, – сказала она. – Он однажды сказал мне, что, если будет мне нужен, он придет. Напомни ему об этом, если придется. Скажи ему, что сейчас он мне нужен.
Вот и все. Больше сказать было нечего.
Поэтому Томас еще раз посоветовался с Джеггардом, уладил все формальности и собрал чемодан. Через два дня он отправился в один из самых дальних уголков мира.
4
Томас Вандерлинден, который был страстным любителем ментальных путешествий, реальных путешествий не любил совсем. «Жизнь людей была бы намного проще, если бы они вовсе не покидали собственных домов», – писал один из его любимых авторов, и Томас был с ним согласен. И все же, несмотря ни на что, он отправился в путешествие на другой край земли.
В начале все шло совсем неплохо. Поезд на запад был достаточно удобен для путешествия в несколько дней, несмотря на стойкий запах табака в его маленьком купе. Великие Озера были прекрасны. Прерии – действительно однообразны. Горы, когда они явились взору, сначала впечатляли, но потом стали скучны, как череда книжных шкафов, полных одинаковых книг в аляповатых обложках. Они даже заставили Томаса пожалеть о прериях – те хотя бы вызывали ощущение, что за их однообразием кроется какое-то более глубокое значение, которое открылось бы, если бы у него хватило твердости ума в них проникнуть.
Наконец поезд пришел в Ванкувер. Из-за гнетущего горного массива этот город показался Томасу опасной грудой булыжников, готовых скатиться в пропасть. Постоянно лил дождь, и люди, снующие между домами, походили на жуков с панцирями-зонтиками.
Ему предстояло пробыть здесь три дня; он мало выходил на улицу. Почти весть день сидел в сыром номере своей маленькой гостиницы возле пристани. Оконная рама погнулась, и от нее отваливалась белая краска. Он то читал, то смотрел на ржавые грузовые суда, стоящие на якоре в гавани; от них, точно новорожденные детеныши, отплывали лодочки. С каждой ночью, казалось, дождь лил все сильнее. Он хлестал по стеклам так, что не давал Томасу спокойно спать. Старые часы в холле гостиницы били полночь будто из другого мира.
Дождь прекратился на третье утро, сразу после того, как он сел на корабль, отплывавший на Гавайи. Он нервничал, потому что раньше никогда не путешествовал по морю, а его предупредили, что сейчас сезон дождей. Но в течение всего путешествия по морю погода оставалась прекрасной: весь день светило солнце, ночью сияли звезды, пароход шел так же ровно, как ранее поезд.
Но удовольствие, как он знал, никогда не длится долго.
Корабль пришел в Гонолулу, и он предвкушал, как несколько дней будет привыкать к ходьбе по суше. Но обнаружил, что у него на это нет времени: он сразу должен ехать на другую пристань. Он поехал туда и сел на «Иннисфри» – шхуну, которая раз в месяц ходила в архипелаг Мотамуа. Ее капитан, нервный ирландец, ждал его. Томас пробыл на борту всего час, затем паруса подняли, и шхуна отправилась в плавание.
В крошечной каюте, лежа на узкой койке, к которой сбоку прибита дощечка, – явно для того, чтобы пассажир не выпал, – ему сразу стало не по себе. Будто он в животе у какого-то несчастного монстра – так громко скрипели шпангоуты. Шхуна столь сильно реагировала на ветры и волны, что ему и думать не хотелось о том, что же будет во время шторма.
Все эти мысли промелькнули в его голове, когда судно выходило в открытое море. Обычная океанская волна вызвала первый приступ морской болезни.