Летучий корабль
Шрифт:
– Ну, пробуйте, молодой человек. Буду рад, если мне посчастливится стать свидетелем чуда.
Она покоится на ложе из темно-зеленого бархата, неподвижная — и в то же время словно струится, извивается. Черная спираль, готовая распрямиться, стать одним чистым движением — только дотронься дрожащими пальцами до белой рукояти, только возьми ее в руки! Гладкая и опасная, словно змея. И я прикрываю глаза, тянусь к ней, а когда моя ладонь оказывается совсем рядом, мне кажется, будто кто-то невидимый сам вкладывает ее в мою руку. Я слышу ветер, он набирает силу, натягивает ткань парусов над моей головой, играет канатами.
– Нас сейчас сдует, — резонно замечает она.
Я ошарашено озираюсь, смутно понимая, что, видимо, вновь что-то натворил.
– Хорошо хоть, не горим, — откликается Северус, смахивая капли воды с моего лица.
– Невероятно, совершенно невероятно, — охает господин Бобан, откатившийся чуть ли не к самому камину. — Подходит! Она ему подходит!
– А почему бы и нет? — Северус смотрит на торговца палочками, не скрывая усмешки.
– Поймите, лорд Довилль! Эта палочка в моей семье давно стала легендой. Ее предлагали многим волшебникам, в том числе и самым могущественным, и происходило это в разные времена. Некоторые специально приезжали взглянуть на диковину, в тайной надежде, что она предназначена для них. И тут вдруг такое…мальчик, потерявший магию…
– Ну, раз мы все стали свидетелями чуда, предлагаю это отметить!
Северус поднимается с дивана, убедившись, что я очень даже неплохо устроен на больших подушках, и достает из шкафа три бокала и бутылку коньяка. Основному виновнику торжества, то есть мне, пить, видимо, не положено. Нет, для меня Твинки приносит чай… А необыкновенная черная палочка все еще у меня в руках, и я не знаю, что мне с ней делать, потому что все никак не могу поверить в то, что она теперь принадлежит мне. Вот так просто — ничья уже лет четыреста, а вот теперь — моя. Положить ее обратно в футляр? Стоит, наверное, целое состояние…Лакированное дерево блестит, словно крышка рояля.
– Господин Бобан, — спрашиваю я, — а она очень дорогая?
– Дорогая? — старик, уже устроившийся в кресле с бокалом, на дне которого плещется коньяк, распространяя по гостиной горьковато-фруктовый аромат с чуть заметной ноткой шоколада, смотрит на меня с некоторым непониманием. — Молодой человек, она бесценна!
– Значит, она не продается?
– С чего Вы взяли? Она не продается тем, кто пожелал бы иметь ее в качестве красивой безделки. Но она принадлежит своему владельцу, которого она сама избирает. То есть Вам. Я продам ее по стандартной цене — как любую другую палочку из своего магазина.
И пока они пьют за счастливую и долгую судьбу волшебного артефакта и его новоявленного владельца, я провожу подушечками пальцев вдоль волнистых изгибов дерева, глажу закручивающийся кончик, и ощущаю магию, словно бьющееся сердце.
– Господин Бобан, а для кого делали такие палочки? Я никогда не слышал, чтобы волоски из гривы келпи использовали в качестве сердцевины. Но если такие вещи изготавливали, на них должен был быть спрос. И что это за дерево?
– Ох, сколько вопросов, молодой человек! — старик подмигивает, делая небольшой глоток из своего бокала и салютуя мне. — Теперь уже никто не скажет, что это за дерево. Да и на остальные Ваши вопросы я не знаю ответа. Хотя я и сам не раз над этим раздумывал.
– То есть были маги, для раскрытия магической сущности которых подходил волос из гривы келпи?
– Да, а потом, уже в семнадцатом веке, палочек с такими сердцевинами больше никто не делал.
– Может быть, это какая-то темная магия?
Да, несмотря на все мои разговоры с сэром Энтони, на жизнь бок о бок с Северусом, который тот еще светлый маг, Темные Искусства продолжают меня пугать. Что и неудивительно, особенно если учесть мой последний опыт столкновения с ними, когда я сам себя чуть было не угробил.
– Темных магов, молодой человек, пропасть и по сей день.
– Скажите, мистер Бобан, — вмешивается Северус, — а Ваша семья всегда работала в Загребе?
Почему он спрашивает? Тоже не понимает, откуда здесь, в самом сердце Южной Европы, волосы из гривы шотландской призрачной лошади?
– В тот-то и дело, что нет, лорд Довилль! Именно в том самом шестнадцатом веке Бобаны перебрались сюда, в магический квартал сего славного города из Дубровника. Кажется, это было сразу после землетрясения.
– То есть покупатели подобных палочек могли быть именно там?
– Я тоже об этом думал. Волос келпи — что-то морское, ведь правда? Может быть, венецианцы? Но я никогда не слыхал о магах, связанных с мореходством…
Маргарет только кивает, подтверждая его слова. И я смутно припоминаю все, что нам рассказывали в школе о магических ремеслах — там точно не было ничего морского. И меня это даже и не удивляло — не было, и не надо. Ведь у магов вряд ли могла возникнуть нужда отправиться в морское путешествие: существовали и более быстрые и действенные способы передвижения, да и связи между магическими диаспорами, разбросанными по разным странам, насколько я понимаю, никогда не были тесными. Так что я никогда не слышал и не читал о магах, связанных с морем или его обитателями. Разве что Дамблдор… он умел разговаривать с русалками.
Посидев еще какое-то время и рассказав еще немало о своем ремесле, что, однако, нимало не смогло прояснить интересующий меня вопрос, господин Бобан все же покидает нас, желая мне напоследок немало чудесных приключений с моим приобретением. «Да, только приключений нам тут и не хватает», — ворчит Северус ему вслед, но я не думаю, что он это серьезно.
– Гарри, — предлагает мне Маргарет, — попробуйте какие-нибудь простые заклинания. Разрушительные, разумеется, исключаются. Никаких Диффиндо!
– Люмос, — послушно произношу я.
Мне кажется, на блестящем лакированном кончике моей палочки зажигается бенгальский огонь: кругом, весело шипя, разлетаются холодные белые искорки. Я успеваю сказать Фините Инкантатем прежде, чем Маргарет или Северус сделают это за меня. У меня такое чувство, будто в своих ослабевших руках я пытаюсь удержать брандспойт, из которого бьет струя воды диаметром, по меньшей мере, в руку. Но миссис Нотт почему-то не расстраивается, а предлагает попробовать еще что-нибудь простенькое. Северус кладет руку мне на плечо: