Летучий корабль
Шрифт:
– Гарри, Гарри, — я не сразу понимаю, в чем дело, и почему в этом страшном месте со мной говорит Джинни, но она упорно продолжает трясти меня за плечо, — Гарри, очнись же, наконец!
Она стоит надо мной, уже полностью одетая, смотрит на меня, как на безумца.
– Гарри, что тебе такое снится? Почему ты кричишь? — а потом продолжает уже совсем другим тоном, — Мне надо на работу, я будильник тебе на одиннадцать поставила. Ты же сказал, что тебе в Аврорат к двенадцати. Не проспи! И чем ты там только занимаешься?
Я бормочу что-то невнятное спросонья, а она накрывает меня одеялом — вот почему во сне мне было так холодно! И я, поплотнее закутавшись в уютное мягкое тепло, опять засыпаю. Мне больше ничего не снится.
Утренние газеты пишут только об ужасном убийстве Найджелуса Фейри, о его обстоятельствах
А жизнь постепенно вновь входит в обычную колею, мы по-прежнему усердно ходим по приемам и званным вечеринкам, с неподдельным интересом расспрашиваем хозяев обо всех безделушках, украшающих их дома, которыми так приятно похвастаться перед гостями. И наш собственный список растет день ото дня: в одном его столбце картины, магические артефакты, есть даже целая библиотека, а вот напротив, во втором столбце, имя настоящего владельца и инвентарный номер по регистрационной описи конфискованного имущества. Мы приятны и обходительны, просты и нечванливы — нас не стыдно позвать к себе в дом.
О наличии некой угрозы, все же нависшей над Магической Британией, говорит только одно обстоятельство — после убийства Найджелуса Фейри у всех враз пропала охота проводить время в загородных имениях, вся светская жизнь сосредоточилась в Лондоне. Дома стоят покинутыми, так что, когда зимой происходит следующее нападение на владения какого-то не очень значительного чиновника, нет даже пострадавших — только насмерть перепуганный старый сторож, который от ужаса не может сказать ни слова, а только показывает пальцем вверх и произносит при этом два слова — «дык» и «вот». Но делает это очень многозначительно. Зато имение обнесли полностью — на стенах только пятна невыгоревших обоев в местах, где некогда размещались ковры и картины, пусты все полочки и шкафчики. Слава Мерлину, хоть мебель не вынесена, иначе бы наша с Роном опись похищенного имущества грозила погрести нас под собой. Разумеется, в ближайшие дни наш список значительно разрастается — новоназначенный чиновник, похоже, полностью укомплектовал свое жилище награбленным, не имея даже прикроватного коврика, доставшегося ему от предков.
Кингсли день ото дня мрачнеет — теперь Министерство требует от него назначать авроров на охрану пустующих домов. Но возражения не принимаются, что Вы хотите, Кингсли, я так и слышу сладкий голос в полутемном министерском холле, люди хотят иметь возможность жить хорошо. В конце-концов, все мы пережили войну…
А в марте ОНИ нападают на летний дом той самой Эвелины Макферсон, да, той самой дамы, с посещения которой мы и начали свое вхождение в высший свет Магической Британии уже в качестве повзрослевших героев. В доме тоже никого не было, если не считать трех молодых авроров, прошлогодних выпускников, мальчишек, с которыми мы сидели за одним столом в курсантской столовой и курили на переменах между занятиями. И они даже не спали — все три тела были обнаружены на верхнем этаже, каждый сжимал в руках палочку. Мы относим их вниз, а мистер Макферсон уже мечется по комнатам, буквально выкрикивая Рону названия украденных артефактов и прочих ценностей. Кинжал с рубиновым лезвием! Тот мертвый аврор, что лежит сейчас внизу с самого краю, всегда стрелял у меня сигареты… Неотражающее зеркало с матовой поверхностью! А вон тот парень рядом с ним постоянно прогуливал Зелья у Брауна, потому что его тошнило от одного вида ингредиентов… Хроноворот 17 века! Подумать только! А вот тот, крайний, со светлыми волосами, он не очень любил меня и Рона и постоянно нас подкалывал, так что на первом курсе мы чуть было не подрались. Чтоб Вы, мистер Макферсон, шею себе сломали, падая с Вашей витой лесенки с ажурными перильцами!
И когда мы в ту ночь выходим к подъездным воротам имения, чтобы аппарировать домой, мы одновременно, не сговариваясь, поворачиваемся друг к другу и долго смотрим в глаза.
– Знаешь что, Рон, — говорю я, — может быть, хватит?
Мой друг улыбается:
— Я все думал, кто из
Наш план прост и абсолютно безумен, так что его реализация занимает у нас от силы пару недель. Мы без особого труда под каким-то пустячным предлогом выпрашиваем у Кингсли разрешение копировать бумаги в архиве, описи украденного хранятся в нашем с Роном кабинете в подлиннике. Прямо под рукой. Еще зимой, накануне Рождества, мы знакомимся на благотворительном приеме с неким Йозефом Блатом — редактором Магического Еженедельника, абсолютно нового издания Магической Британии, якобы неподконтрольного Министерству. Он мил, приятный собеседник, сыпет остротами, у него такое понимающее выражение лица… Он умен, не пытается лебезить перед прославленными героями, не лезет с расспросами о личной жизни, что нам тоже несказанно импонирует. В общем, он представляется нам превосходной кандидатурой для воплощения нашего плана в жизнь.
Так что теперь, когда мы только намекаем ему на то, что у нас есть документы, свидетельствующие о коррупции в Министерстве Магии, он приходит в восторг, едва почуяв перспективу сделать сенсационный разоблачительный материал, тем более, подкрепленный документальными свидетельствами. Мы не собираемся даже заикаться о корабле — на наш взгляд достаточно одного лишь факта, что все имущество, конфискованное у бывших Упивающихся, нашло себе прекрасное применение не в фонде помощи жертвам войны, а в домах и поместьях новых министерских сановников. Нашим женам мы, естественно, ничего не рассказываем…
Сейчас, вглядываясь в еще покрытую легкой утренней дымкой голубизну Дубровницкой бухты с крохотными, скользящими по ее глади белыми корабликами, я иногда задумываюсь о том, как мы могли быть столь наивны. Честно говоря, у меня есть ответ, и он меня вовсе не радует. Когда мы еще учились в Хогвартсе, я никогда не понимал, почему Снейп постоянно придирался к нам троим и утверждал, что мы, а особенно я, можем действовать в стенах школы совершенно безнаказанно. Мы же совершаем подвиги, думал я, какие тут могут быть школьные правила? Они писаны для тех, кто не убивает василисков, не сражается за философский камень. Это они должны ложиться в кроватки после отбоя, словно паиньки, это им не стоит опаздывать на занятия или прилетать в школу на летающем автомобиле. Но мы, мы же другие! Даже Дамблдор был в этом с нами солидарен. Как спасать мир по правилам? Никак не выходит! Волдеморт возрождается, а у тебя обед в Большом зале. Как быть? Упивающиеся напали на Отдел Тайн! Что, через пять минут начнется пара по Зельям? Плевать! Какая пара, профессор? Тролль в подземелье, а всем велено разойтись по факультетским гостиным? При чем тут мы? Нам следует быть совсем в другом месте! И нам никогда ничего за это не было! А Снейп был прав, хотя теперь он вовсе и не Снейп, а лорд Довилль. А моя последующая жизнь наглядно доказала, что правда вновь на его стороне… Что он выиграл, а я проиграл. Что я годен теперь только для мытья тарелок… Тот, кто ходит в Запретный лес, получает отработку. Или его съедают чудовища. Аксиома профессора Снейпа. Проверьте, она работает!
Вечером 15 апреля мы с Роном, договорившись о встрече с Блатом в небольшом маггловском кафе в центре Лондона, пакуем под мантии составленный нами список, описи похищенного имущества и скопированные в архиве выдержки из перечней конфискованного у бывших Упивающихся. Мы думаем, что завтра это будет опубликовано, как мое интервью в «Придире» на пятом курсе, взорвавшее магический мир. Но магический мир с тех пор, кажется, несколько изменился, и давно живет по иным, взрослым законам. Мы свято верим, что Фадж уйдет в отставку, по крайней мере, уволит часть своих зарвавшихся заместителей. Ведь я и Рон герои, у нас иначе не бывает, у нас все всегда получается, на нас волшебные доспехи, а наше оружие разит без пощады.
Мы закрываем двери кабинета, нам остается метров пятьдесят до выхода из здания Аврората, как вдруг мы видим летящего прямо на нас Кингсли в темно-бардовой мантии. Полы ее развеваются, он энергично загребает руками, словно рассекая воздух. Сейчас он похож на разгневанного африканского бога, насылающего засуху или моровую язву на племя, посмевшее отказать ему в положенной жертве в праздник. Его лицо словно застывшая маска из черного дерева. И мы останавливаемся, завороженные этим зрелищем, крепко сжимая папки с документами в складках наших мантий.