Летучий корабль
Шрифт:
Йозеф Блат, которого я до этого не заметил, привстает со своего места и раскланивается. Мы с Роном попались, как дети! Все было разыграно, как по нотам. И ведь скорее всего, целью этой дурацкой инсценировки для Блэкмора были вовсе не мы с моим рыжим приятелем, а Кингсли Шеклболт… Но он успел скрыться, а мы вот сейчас отправимся в тюрьму.
Дальше можно уже не слушать. Наша вина полностью доказана, мы, оказывается, отказались от дачи показаний, сотрудничества со следствием, выступления на суде и даже адвоката (наши письменные заявления прилагаются!), еще раз выразив подобным образом наше неуважение к властям нашей магической родины. За государственную измену (да-да, именно так квалифицируется у нас получение шкатулки на день рождения и вынос документов из Аврората), сотрудничество с бандитами и попытку оказания помощи врагам Магической Британии нас с Роном, бывших курсантов, бывших
Я вижу, как, расталкивая судей в бордовых и черных мантиях, к нам проталкивается Гермиона, заливается слезами, обнимает мужа, потом меня, успевает положить нам в карманы несколько пачек сигарет, шепчет: «Я узнавала, это можно проносить с собой. Я приду, как только получу разрешение, обязательно, только дождитесь меня!». Джордж Уизли, единственный из всего семейства, подходит проститься со мной и Роном, пожимает нам руку, не произнося ни слова.
– На выход, — слышу я позади нас голос сопровождающего нас аврора, и гул голосов, выкрики, звук множества шагов покидающих трибуны судей, остается позади. За нами закрывается дверь, через которую выводят осужденных, и тут же с нас обоих спадает заклятие молчания.
– Ну мы с тобой, Гарри, и… — начинает Рон.
– Можешь не продолжать, — прерываю я его. — Я и так знаю.
* * *
Знаешь, Драган, вот так я и был «копом». А потом, как это часто и бывает, злые копы подставляют хороших и те садятся в тюрьму. Обалдеть…
Я выбрасываю бычок в консервную банку, которую прячу от хозяйки под скамейкой, вдыхаю напоенный ночью морской воздух, и иду спать.
11. Гарри Поттер - узник Азкабана
Кофе в моей чашке, крепкий, с чуть заметными светло-коричневыми кружевами пенки по краям, медленно остывает, а я, на этот раз решив наплевать на увещевания моей хозяйки по поводу того, что курение в комнате может помешать соседям, не спеша выпускаю дым в открытое настежь окно моей маленькой комнаты под самой крышей. Я не знаю, почему я снял на лето именно это конуру, я вовсе не бедствую, поэтому вполне мог бы позволить себе и что-нибудь получше. Но я торопился, мне некогда было долго искать, надо было, как только мы с Драганом и Хеленой сошли с автобуса, немедленно куда-то вселяться, чтобы уже на следующий день начать работать в Luna e mare. И это было единственное место, где из окна было видно море. Дом стоит на горе, поэтому каждое утро (ночью, когда я возвращаюсь с работы, уже ничего не увидишь — только в окно струится медленно остывающий бархат южной ночи) я наслаждаюсь видом, как фотографией в рамке, сделанной словно специально для туристического путеводителя. Вода голубоватого и синеватого оттенка, Дубровницкая крепость, как на ладони, мачты лодок и катеров, сейчас, с опущенными парусами, похожие на смотрящие в небо белые карандаши. И все это великолепие обрамляют сосны и кипарисы. Люди, живущие с другой стороны от города на роскошных, утопающих в зелени белых виллах, думается мне, могут чувствовать себя небожителями…
Я неторопливо допиваю кофе и спускаюсь вниз, где, в нескольких шагах от крыльца, припаркована (ну, это громко сказано!) моя подержанная Веспа — небольшой желтый старомодный мопед, приобретенный уже здесь. Потому что на такой крохе так удобно нырять в узкие городские улочки, не вызывая возмущения любителей старины и не пугая мирные стада туристов, пасущиеся в центре города.
Сегодня я выезжаю рано, так что могу не торопиться, и медленно еду по небольшой извилистой улочке, в конце которой находится наш ресторан. А сейчас как раз миную небольшой магазинчик, где миловидная худенькая Ружица, такая же студентка, как и мы, приехавшая подработать на лето, уже выкатила на воздух стойку с разноцветными футболками с местной символикой, надписями типа «Привет из солнечной Хорватии» или схематическим изображением Минчеты — самой известной из крепостных башен. Правда, что меня удивляет, среди этой туристической ерунды есть и настоящие дизайнерские вещи. Вот, например, эта черная футболка без рукавов, с будто надорванным воротом и имитацией неаккуратных стежков…
Я хочу проехать мимо, но Ружица окликает меня — мы все здесь перезнакомились на этом крохотном пятачке, каждый квадратный метр которого летом должен прокормить осень, зиму и часть весны. Я притормаживаю, англичанин, разумеется, оборачивается, улыбается радостно и рассеянно, как обычно:
— А, это Вы, Юэн! Если не торопитесь, не поможете мне?
Разумеется, я не могу отказать в пустячной просьбе, так что слезаю с мопеда и иду к стойке с футболками. Наверняка ему надо, чтобы я померил что-нибудь для сына, внука или еще кого-нибудь, который ну совершенно такой же комплекции, как и я. А он почему-то указывает мне на ту самую черную футболку.
— Я ее мерил, она мне велика, — пытаюсь отговориться я.
— Очень хорошо, — радуется он непонятно чему, — я как раз присмотрел ее для одного своего знакомого, он немного выше Вас, а плечи чуть шире. Так что, если Вы не возражаете, я посмотрю, как она Вам.
И он, под одобрительным взглядом Ружицы, снимает футболку с вешалки и протягивает ее мне.
— Юэн, ты хоть майку-то сними, — смеется она, — кто же так меряет?
Я стаскиваю майку и тут же меняю ее на присмотренную англичанином вещь — ничего нового, она мне по-прежнему велика. И когда я вижу себя в зеркале — чуть висит на плечах, чуть ниже, чем нужно, спускается на бедрах, меня вдруг пронзает невыносимо мучительная мысль — я тоже знаю, кому она могла бы подойти. И я немедленно снимаю ее, аккуратно отдаю Ружице — англичанин смотрит на меня с некоторым недоумением.
— Извините, я опаздываю на работу, — бормочу я, заводя мопед.
— Что Вы, Юэн, Вы мне очень помогли! — говорит он мне в спину.
«Шел бы ты к чертям собачьим со своей благодарностью!», — думаю я и почему-то сворачиваю не в сторону ресторана, а к крепости. У меня есть еще двадцать минут в запасе.
Мимо меня, шаркая шлепками и сандалиями по камню, движется группа пожилых американских туристов, решивших до наступления жары подняться на городские стены. И в еще не успевшем нагреться утреннем воздухе гулко, отдаваясь от каменных стен, раздается голос экскурсовода:
— Дубровницкая крепость является одним из практически полностью сохранившихся оборонительных сооружений Европы. Высота стен, полностью окружающих старый город, достигает 25 метров, а общая их протяженность составляет два километра. Начало постройки относится к десятому веку.
Да, сейчас он начнет рассказывать про башни — Святого Иоанна, Минчету, Бокар, а потом поднимется с ними наверх — к Морскому музею и аквариуму, они будут безостановочно щелкать фотоаппаратами, увековечивая вид, открывающийся на порт, для семейных альбомов. А я, глядя на сложенные из светлого камня стены, в очередной раз буду вспоминать другую крепость — совсем не такую, в одной далекой северной стране, которую я некогда покинул. И мне кажется, что мой побег продолжается и сегодня…
Поэтому, чтобы не предаваться грустным мыслям, которые так неожиданно потревожила совершенно невинная просьба старого англичанина, я незамедлительно сворачиваю на улочку, ведущую к Luna e mare.
* * *
Да, крепость, в которой нам с Роном по решению Визенгамота предстояло доживать свои дни, располагалась вовсе не в столь любимом богами месте. Мы в сопровождении авроров аппарируем на мыс Рат — самую северную оконечность страны, а там, на небольшой каменной пристани, садимся в лодку. И это путешествие кажется мне нелепой пародией на то, как мы на первом курсе приближались в сверкающему огнями Хогвартсу по глади озера, держа в руках факелы и заворожено глядя на вырастающую перед нами громаду замка. Маленькие дети, приобщенные к Чуду… Да, наверное, это будет очень банально, если я скажу сейчас, что та волшебная поездка в итоге и обернулась для нас вот этой, по замыслу наших судей, самой последней в нашей еще только начавшейся жизни. Но так все и было, тогда я был уверен, что это не пара авроров, а сам Харон правит сейчас в сторону высоких каменных стен крепости, высящейся на одиноком острове посреди моря.