Летучий корабль
Шрифт:
— Знаешь, сынок, — произносит он наконец, — ты ведь дал мне надежду. Если бы у меня, грешного, была бы где-нибудь припрятана бутылочка, мы бы ее сейчас с тобой распили.
— Мне-то за что пить? На корабле Ваши, они, думаю, рано или поздно смогут освободить Вас. Для меня, сэр Энтони, они по-прежнему враги, как и я для них.
— Любишь все разложить по полочкам? Тут плохие, там хорошие?
— Наверное. Так что, если они прилетят за Вами, выпьете потом за мое здоровье. Ну, или упокоение.
— Дурак, — резюмирует мистер Энтони.
А потом проводит для меня краткий курс истории моей собственной жизни, обрисовывая
— Дамблдор позволил тебе вырасти среди магглов, в доме, где тебя терпеть не могли, держали чуть ли не в погребе.
— В чулане, — уточняю я. — Откуда Вы знаете?
— Мы про тебя, дорогой мой, знаем больше, чем ты сам. Потому что Темный Лорд был одержим идеей убить тебя, так что мы собирали о тебе все слухи, были и небылицы, какие только можно было раздобыть. Как знать, если бы он просто наплевал на это пророчество, оставил бы тебя в покое… может быть, ничего бы и не было.
— Мне иногда тоже так кажется…
— Так вот, я про Дамблдора. Когда ты дорос до школы, ты был готов есть у него из рук — так ты изголодался по нормальному дому. И ты все тут же получил — любовь, восхищение, заботу. Я прав?
Да, черт возьми, он тысячу раз прав! Я дрессированный волчонок, Маленький ручной герой Министерства. Когда подобные мысли приходили мне в голову раньше, я просто гнал их как неуместные, доставая откуда-то готовую фразу: Дамблдор — великий волшебник!
— Извини, что я так говорю, сынок, но тебя, такого, каким тебя сделали, было довольно просто направить в нужное русло. Там, где тебе было хорошо, была правильная сторона. Ты никогда не задавался вопросом о том, почему нельзя было отдать тебя в любую магическую семью, где тебя бы вырастили, как родного? Где ты бы не ходил в обносках и не питался объедками? На крайний случай, ведь можно было оставить тебя в Хогвартсе, где тебе было бы во сто крат лучше, чем у твоих так называемых родственников.
Я с тоской открываю последнюю сигаретную пачку. Плевать, что они скоро закончатся, на всю оставшуюся жизнь здесь все равно не хватит. То, что он сказал мне сейчас… это та правда, которую я сам не смел додумать. Даже если защита крови моей матери была так сильна, и все только и ссылались на нее, отправляя меня к ненавистным Дурслям, я ведь мог запросто оставаться в Хогвартсе — там-то мне ничто не угрожало. В замке летом всегда кто-то был… Меня прикармливали, звали в теплый дом, потом вновь запирали в клетку, совсем ненадолго, но так, чтоб я видел, как мне там голодно, плохо и одиноко. А потом опять гладили по головке, называли Золотым мальчиком, готовы были носить на руках. Такие вот качели. Чтобы в итоге выпустить на крупного зверя… А потом я сразу побежал к следующей кормушке, где тоже обещали гладить, кормить и расчесывать шерстку. Уизли.
Но, несмотря на все эти горькие мысли, Волдеморт мне милее и ближе не становится, о чем я и сообщаю сэру Энтони. И мне по-прежнему интересно, чем же Темный Лорд так полюбился представителям самых могущественных семей Магической Британии, что они ринулись за ним по первому зову, рискуя жизнью и добрым именем. Мой сосед некоторое время размышляет, а потом я слышу, как и он открывает последнюю пачку.
— Как тебе сказать? Вот ты пошел в авроры, как только окончил Хогвартс. Зачем? Что, ты видел так много зла в послевоенной жизни, что стоило посвящать себя
— Оказалось, вообще не видел. По крайней мере там, где оно реально было. Если честно, я почти не задумывался.
— Я вот тоже зачем-то пошел в авроры, а потом понял, что с тем же успехом мог пойти служить в маггловскую полицию. Столь же увлекательное занятие. Есть, сэр, да, сэр, как скажете, сэр. И это после всего того волшебства, что струится вокруг тебя, пока ты в Хогвартсе. Ты ощущаешь силу, которая тебя переполняет, ты понимаешь, что она имеет различные грани, да, ты называешь это стороны — темная, светлая. А тебе говорят, нет, дружок, вот это нельзя, и вот эти заклятия пробовать не стоит. И вообще будет лучше, если ты сядешь себе тихо перебирать бумажки в Министерстве, а колдовать будешь дома — не руками же картошку чистить! Это пропасть, парень, между тем, что ты реально можешь, и тем, что тебе позволено делать. Я выбрал сторону, где, как я думал, я смогу выпустить на волю ту силу, что мне дала сама жизнь.
— А оказалось тоже «да, сэр, как скажете, сэр»?
— Соображаешь!
— То есть любого сильного мага рано или поздно не могло не потянуть примкнуть к Темному Лорду?
— Вполне логично рассуждаешь. Среди нас было очень много магов, по силе равных твоему любимому Дамблдору. Люциус, например. Или Северус.
— А он-то что?
— А ты думаешь, он только черпаком горазд в котле мешать? А Люциус с его колоссальной магией всю жизнь мечтал хлопотать о чем-то в Министерстве и подкупать чиновников? Сам пойми, смешно. А потом, мы все были немного авантюристами.
— Немного?
— Хорошо, просто авантюристами. Вот тебе весело жилось в мирной Магической Британии?
— Мне да. Обхохочетесь. Хотя у меня просто не было времени как следует заскучать.
Я понимаю, что он имеет в виду. То, как жила семья моей бывшей жены — Перси и мистер Уизли работали в Министерстве, а для этого вовсе не обязательно быть волшебником. Билл — банковский служащий, хотя это и романтично называлось «ликвидатор заклятий». Джинни — частный тренер. Гермиона изучает магическое право. В мире магглов никто не мешал бы ей стать юристом…
— Почему полон Лютный переулок, Гарри? Почему там всегда толпятся те, кто хочет купить нечто запрещенное? Почему хорошо мыть посуду с помощью волшебной палочки, но плохо владеть легилименцией?
— Потому что, — тут я вспоминаю наши занятия со Снейпом на пятом курсе, — есть заклятия, причиняющие людям вред.
— Но есть и контр-заклятия, им же тоже можно учить! Почему ты, будучи сильным магом, а ты сильный маг, Гарри, совершенно не обучен определенным вещам? Почему кто-то ставит тебе ограничения? Почему верхом мечтаний для тебя становится работа в полиции, прости Мерлин, или сидение в конторе?
— Но почему у Вас все вылилось в убийства магглов?
На это у сэра Энтони нет ответа. Но он первый человек в моей жизни, с кем я говорю о добре и зле, говорю вовсе не так, как раньше, пытаюсь взглянуть на обе стороны немного отстраненно. Я понимаю, что он во многом прав, а в чем-то и нет, потому что, хоть он и не злодей, но он находится на стороне, которую я привык называть Тьмой. А себя я по-прежнему располагаю там, где Свет. Мир все еще остается для меня четко разделенным на черное и белое, или мне только так кажется, так как, если задуматься, а чем была моя дружба с сэром Энтони?