Летучий корабль
Шрифт:
– Видал? — говорит мне рыжий, когда она уходит. — А ты говоришь, мир да любовь!
– Да ничего я не говорю. Просто и среди них есть нормальные люди.
– Гарри, — Рон приподнимается на локте (он до сих пор практически не встает), — тебя не смущает, что на нас здесь все в лучшем случае будут смотреть, как в зоопарке. Так, как смотрела сейчас мышь эта белая! Как на ядовитых пауков в банке!
– Ну, давай считать, что нас с тобой за плохое поведение перевели на Слизерин! Нам по-любому стоит отдохнуть, Рон. Похоже, нас с этой целью здесь и заперли. Разумеется, это не может продолжаться вечно.
– Гарри! — Рон продолжает говорить со мной так, будто я слегка повредился рассудком, — Гарри, ау! Они — Упивающиеся, ближний круг, дальний круг — не важно. Ты — убийца Волдеморта.
– Рон, мы не можем отправиться отсюда вплавь. А других вариантов я пока не вижу.
Конечно, я далеко не так слеп, как кажется Рону. Во время наших прогулок с сэром Энтони, хотя он и старается уходить со мной вглубь острова подальше от чужих глаз, я ловлю на себе взгляды людей, суетящихся возле хижин — любопытные, испуганные, неприязненные. Им тоже интересно, а что же Поттер и Уизли станут делать теперь? Как будут выкручиваться в абсолютно чуждом им мире? Те, с кем мы вместе учились, с ними проще — они готовы воспринимать нас просто как людей, плохих ли, хороших ли, да, мы гриффиндорцы, бывшие соперники, но ничего больше. Потому что, как ни крути, но мы выросли вместе. А вот взрослые… с ними сложнее. Для них я — ожившее пугало. Поттер — убийца Волдеморта, враг и мишень номер один. А я теперь я так и мельтешу у них перед глазами живой мишенью. Мне кажется, многих из них пугали мною так же, как меня некогда пугали их хозяином. Когда я говорю об этом сэру Энтони, он лишь пожимает плечами.
– Думаю, многие тебя боятся, — когда он говорит это, мне кажется, я ослышался.
– Меня? Я убил Волдеморта Экспеллиармусом!
– Вот они и думают, какой же в твоем исполнении выйдет Авада.
Он невесело улыбается.
– Не обращай внимания. Привыкнут. И ты тоже привыкнешь.
– А Вы тоже боялись меня в тюрьме?
– Еще как! — сэр Энтони смеется. — Но мне пришлось побороть свой страх. У тебя были сигареты!
Если бы все было так легко, сэр Энтони! Если бы тех сигарет хватило на всех! Если бы я мог объяснить Рону, что не надо прятать голову в песок, услышав обидное слово или поймав на себе неприязненный взгляд! Но… что было, то было…
– В любом случае, — продолжает сэр Энтони, — пока вы с Уизли граждане острова, вас никто не имеет права и пальцем тронуть.
– Что значит «Граждане острова»?
И на следующий день Тео приносит нам с Роном образчик местного законодательства для ознакомления и даже усаживается в кресло у стола, чтобы дать нам необходимые разъяснения. Пухлая стопка пергаментов приводит нас в некоторое замешательство.
– Что, не всех на Гриффиндоре учили читать? — беззлобно замечает Тео.
– Мы бы удовлетворились кратким обзором, Тео, — миролюбиво говорю я. — Судя по стилю и объему, это плод нескольких бессонных ночей твоего бывшего декана.
– Капитана Довилля, Поттер, — привычно поправляет меня Нотт-младший.
Но Тео не отказывается изложить нам многомудрый свод законов в кратком виде. И так мы узнаем, что любой, ступивший на землю Вольного острова (хотя назвать его Вольным, глядя на этот свод предписаний и запретов, не поворачивается язык), считается его гражданином, если не совершит преступления, которое может быть квалифицировано как измена. По отношению к гражданам запрещено любое насилие. Помимо этого жители острова обязаны трудиться во имя его процветания и прокормления, причем это относится и к членам команды. Любые конфликты, которые нуждаются в разрешении, выносятся на общее собрание или суд капитанов. Если подобный путь не удовлетворяет повздоривших, они вольны вызвать друг друга на поединок.
– Что это значит, Тео?
– Ну, если ты стоишь на своем и считаешь, что нанесенная тебе обида несмываема, ты можешь вызвать обидчика на дуэль.
– На палочках?
– Не обязательно. Здесь в ходу мечи и еще кое-что.
– Что?
– Некоторые на бичах дерутся, например. По-моему, дикое варварство, — у Тео даже щека дергается, он сторонник более изящного выяснения отношений. — Увидите потом тут несколько любителей помахать плетками — все в шрамах. Они магически не сводятся.
– Хорошо, а что у нас там с государственной изменой? Ты же знаешь, мы известные
Тео неожиданно реагирует так же резко, как и его отец пару дней назад, когда говорил мне, чтоб я даже не думал о побеге.
– Не шути с этим, Поттер! Если, конечно, не хочешь пойти и самоубиться. Казнят и глазом не моргнут.
– Были прецеденты?
Тео молча кивает.
– Что, даже своих? — по его глазам я понимаю, что оказался прав.
– Измена — это, во-первых, неповиновение приказу в рейде…
– То есть если послать кого-нибудь из капитанов не в рейде…
– Тоже мало не покажется. Я не пробовал.
– Так, ну в рейде мы с Роном вряд ли окажемся, так что изменить Вольному острову таким вот способом у нас вряд ли получится. Что у нас дальше по программе?
– Убийство кого-либо из граждан острова, нанесение ущерба кораблю, побег.
– Это нам как раз подходит.
– Поттер, тебе жизнь не дорога? Пойди и утопись, мучиться меньше будешь.
А потом Тео еще что-то объясняет нам про бесконечные можно и нельзя, а я сижу и думаю, что мы нежданно-негаданно оказались жителями какой-то военной республики, где каждый житель готов подчиняться довольно строгим ограничениям. Только вот во имя чего? Значит, у всего этого карнавала есть некая конечная цель, они не же могут хотеть так жить вечно — перебравшись из дворцов в хижины, разводя скот, изводя себя полдня бесконечными тренировками… Зачем? Но, боюсь, на этот вопрос мне никто отвечать не станет. Это только для посвященных, для тех, кто причастен к их внутреннему братству… А Тео тем временем поднимается, еще раз назидательно рекомендует нам прочесть все как следует, потому что от этого зависят, в конечном итоге, наша безопасность и жизнь.
– Да, брат, — говорит Рон задумчиво, — если бы не три года в школе авроров, я бы здесь повесился… Тоже мне, бутылка рому…
А когда минует еще несколько дней, и здоровье Рона перестает внушать опасения, на пороге нашей хижины рано утром вновь появляется Тео, на этот раз очень подтянутый и официальный.
— Следуйте за мной, — говорит он, — капитаны Малфой и Довилль хотят поговорить с вами.
_________________________________________________________________________________________
сэр Энтони
15. Два капитана
На этот раз все выглядит достоверно, именно так, как я и представлял себе наше истинное положение здесь с самого начала — мы с Роном шагаем впереди, Тео сзади, его палочка нацелена нам в спины. Это не прогулка — он ведет нас под конвоем через весь поселок, не произнося ни слова. Взгляды местных обитателей, которые я ловлю на себе, уже не кажутся такими враждебными — к нам понемногу привыкают. Однако на лицах у некоторых я читаю и определенное злорадство — наконец Поттер и Уизли заняли положенное им в кругу бывших Упивающихся место — их конвоируют на допрос. Рыжий смотрит на меня слегка иронично: что, мол, я же тебе говорил. Может быть, все и не так плохо, и ты, Поттер, охотно пользуешься привилегией прогуляться с сэром Энтони по острову, покурить с кем-либо из старых слизеринских недругов на крылечке. Да, и ты, милый Рон, можешь уплетать за обе щеки плоды райского сада, пытаться шутить с Лиз, чтобы хоть как-то реанимировать свою уязвленную мужскую гордость. А вот теперь все встает на свои места. И как знать, может быть, этот оазис с пальмами и морем окажется просто обманкой, тоже Азкабаном, только вместо обжигающего холода здесь будет царить тепло, бешеное биение волн о неприступные каменные стены сменится мягким ленивым плеском лазурной воды, набегающей на песок, который в лучах заходящего солнца иногда кажется розоватым…Но, в сущности, это не так много меняет, потому что тюрьма всегда остается тюрьмой. Мы ведь все эти дни думали об этом, пытались предположить, что от нас может быть нужно местным властителям, правда, говорили при этом шепотом, чтоб нас не слышали охранники. И я в очередной раз кляну себя за болтливость — я слишком много успел рассказать сэру Энтони за эти бесконечные полгода в Азкабане, меня оправдывает только то, что я и не чаял выбраться на волю. Поэтому считал, что все, что говорится там, не может иметь ни малейшего значения.