Летучий корабль
Шрифт:
– Вы собирали компрометирующие сведения о волшебниках покинувших Магическую Британию? С какой целью? Министерство собиралось дискредитировать наиболее влиятельные семьи, оказавшиеся среди сторонников Темного Лорда?
Тут я не выдерживаю и не могу скрыть улыбку. Мне на ум приходят колдографии из французских газет, на которых подвыпившие Малфой с Довиллем очень живописно смотрелись на фоне вывески одного из парижских гей-клубов. А Нарцисса методично лупила мужа на глазах у изумленной публики.
– Вас что-то забавляет, Поттер? Не подскажете, что конкретно?
– Сказать по правде, некоторые представители влиятельных семей сами так себя дискредитировали, что даже у Министерства не вышло бы лучше.
– Смотри-ка, Люциус, — Довилль хищно улыбается, —
Однако я опять замолкаю и даже перестаю хихикать. Я не расположен сегодня поддерживать разговор. Но это вовсе не удерживает Довилля от того, чтобы задавать свои вопросы.
– Придавались ли эти сведения огласке?
– Был ли кто-либо из команды опознан аврорами?
– Кто в Аврорате имеет отношение к расследованию?
– Оповещают ли владельцев имений об опасности? Ставится ли цель захвата корабля или членов команды?
– Что представляет собой Сайрус Блэкмор?
– Изрядная скотина, — это единственный вопрос, ответ на который готов дать Рон.
– Итак, господа, — капитан Довилль, кажется, весьма доволен тем, как протекает наша беседа, — по крайней мере, теперь вы имеете представление о том, что нас интересует. Осталось прийти к соглашению о том, как нам все же получить от вас вразумительные ответы.
– Может быть, Круцио? — предлагаю я. — Или боитесь, что наши громкие крики, оглашающие окрестности, повредят вашему имиджу?
– Разве что Вашему, мистер Поттер! — легко улыбается Малфой. — Но этот вариант представляется мне совершенно неэстетичным. К тому же, согласитесь, истязать вас после полугода, проведенного в Азкабане, крайне негуманно.
– Думаю, господа авроры думают, что их достаточно научили ментальной магии, Люциус. Так что мы могли бы проверить, так ли это.
Ну да, разумеется, что же еще могло прийти тебе в голову. Тихо и бескровно. И практически без шансов, если не умеешь защищаться. Вот так, на спор — выйдет или нет. А потом можно уже и Круцио. А потом еще что-нибудь. И Рон, еще недостаточно окрепший после тюрьмы, вряд ли сможет сопротивляться. Так что перчатку подниму я.
– Давайте попробуем, — говорю я, и даже по старинке хочу назвать его «профессор».
– Мистер Поттер, так как палочки у Вас нет, я, пожалуй, уравняю наши шансы.
И он показательно откладывает свою на дальний край стола, смотрит на меня, я вижу, что его губы практически неподвижны, когда он произносит заклятие, и мне кажется, я просто растворяюсь в его безжалостных темных глазах. Но это ощущение полета в пропасть мгновенно отрезвляет меня — нас же действительно учили отражать ментальные атаки, и я делаю первое, что приходит мне на ум — подбрасываю ему поток бессвязных образов, которые могу порождать бесконечно. С этим у меня почему-то не было проблем еще в школе авроров. И через пару минут вновь вижу глаза Снейпа-Довилля ясно и отчетливо, глядящие на меня с некоторым интересом. Он смеется.
– Поттер, Вы решили порадовать меня наркотическими бреднями? Знаете, слоны на розовых облаках и курящий енот… Это как-то слишком экстремально даже для меня. Попробуем еще раз?
О, так он говорил еще в школе, занимаясь со мной оклюменцией, выматывая, пробивая в итоге мою слабую защиту. Чтобы потом просто посмеяться надо мной. Но сейчас я сам принял вызов, так что сдаваться не собираюсь, хотя, конечно, я не очень верю в то, что он не сможет сломать все мои барьеры, если попробует по-настоящему. Сейчас, кажется, он даже не пытался всерьез. Но я не могу позволить ему добраться до Рона, рыжий просто не представляет себе, с чем он столкнется. И для него сейчас такая встряска будет слишком. Пусть наши жалкие секреты выдам я, хотя и я еще поборюсь. Что ты придумаешь во второй раз, капитан?
И я, еще даже не успев прийти в себя после его первой атаки, вдруг слышу в ушах его голос, уверен, что слышу только я, потому что, я же вижу, он не произнес сейчас ни слова. «Вы знаете меня столько лет, Поттер. Неужели я похож на человека, готового семнадцать лет
– Браво, Поттер! Хоть Вы и показали мне немало, не могу не признать, что хоть кто-то смог научить Вас приемлемому способу защиты.
– Как ни жаль признавать это, капитан Довилль, но, видимо, есть люди, способные справиться с этим лучше Вас, — говорю я, не желая больше казаться вежливым. — Я даже не представлял себе, какого рода воспоминания смогут заинтересовать Вас.
Я понимаю, что он не спустит мне это с рук. Но я не могу отказать себе в столь незначительном удовольствии. Да, мне тоже нравится оскорблять человека, позволившего себе только что разворошить мои самые личные и интимные воспоминания. Зачем? Чтобы просто в очередной раз унизить? Чтобы вся моя жизнь показалась мне грязной и ничтожной? Чтобы отомстить мне за то, что я практически открыто назвал его грабителем и убийцей?
– Ты пробовал учить Поттера оклюменции, Северус? — Малфой несколько удивлен.
– Да, и весьма мало в этом преуспел, — спокойно отвечает Довилль. — У меня, в отличие от тебя, Люциус, был не один, а два работодателя. И им обоим было весьма непросто отказать.
А потом он вновь поворачивается ко мне, и я понимаю, что на этот раз я погиб, потому что на меня обрушивается заклинание такой силы, что я даже не могу думать о защите — он просто перебирает мои воспоминания, как листы пергамента, на этот раз выбирая только нужное — все наше расследование, все, что мы выяснили, выспросили, занесли в свои тайные списки… А потом опять Джинни, наши разговоры с сэром Энтони, отчаяние, которое захлестнуло меня, когда я еще был в тюрьме Аврората. Я сижу на полу моей камеры в Азкабане, оплакивая предательство Гермионы. «Ты мне больше не сын!» — кричит мистер Уизли, а нас с Роном уже выводят из зала суда. И я больше не могу вырваться. В ушах нарастает гул, но сквозь него я вдруг слышу, как кто-то говорит, даже не говорит, а почти кричит:
– Северус, что ты делаешь, ты же убьешь его. Остановись.
И, все еще не понимая, что происходит, я беру из рук Малфоя бокал красного вина и делаю несколько глотков. Рон, совершенно бледный, смотрит на меня как на восставшего из гроба мертвеца. И теперь я вижу Довилля — он больше не сидит в кресле напротив меня, он отошел к двери на веранду, где стоит, раскуривая сигару и почему-то отводит взгляд. А я все не могу оторвать глаз от чуть покачивающейся в такт его движениям серьги со змеей в его левом ухе. Словно маятник — вперед и назад.