Летящие к солнцу 1. Вопрос веры
Шрифт:
– На самом деле я солгал, - сказал я.
– Это не был самый светлый момент в моей жизни. Но твоя грудь тут ни при чем. У меня болела голова и все тело, хотелось пить. А ты врезала мне пистолетом по голове. Собственно, если бы прошлое можно было редактировать, я бы этот момент вообще вырезал.
Когда Вероника повернула ко мне голову, я отчетливо понял, что следующее мое слово может стать последним.
– Но вот наша беседа под пиво и недавняя, в камере - это для меня действительно много значит.
Ощутив легкое прикосновение, я вздрогнул и скосил взгляд вниз. Там, сокрытая от посторонних взглядов, ладонь Вероники легла на мою ладонь. Ее сильные и нежные пальцы страстно обхватили мой средний палец, и я, заорав, сперва попытался вскочить, но от этого движения боль стала сильнее. Пришлось нагнуться вперед, долбанувшись об стол головой.
Вокруг нас тут же вырос частокол автоматных стволов.
– Все нормально!
– Я помахал не сгибающимся пока средним пальцем перед лицами солдат.
– Видите? Я цел и невредим.
– Действительно, - вмешался Джеронимо.
– Расстреляв Веронику, вы не вернете ему яйца.
Солдаты неохотно отступили, а я с обидой посмотрел на Джеронимо. Тот скривился и сделал рукой, плечом, шеей, лицом, - всем телом - такой жест, который мог бы означать: "Меня уже вообще колбасит, как ежика в центрифуге. Срочно нужно ложиться спать".
Когда все разбежавшиеся граждане Нового Красноярска вернулись на места, Черноволосый откашлялся и громко заговорил:
– Только что я провел специальное расследование, и в деле появились новые подробности, которые, как я считаю, должны сыграть решающую роль в вынесении приговора. Как вы знаете, много лет назад таинственным образом к нам попал один человек, Августин Сантос.
– Пресвятой Августин!
– выдохнул каждый человек в зале.
– Это был мудрейший и проницательный старец, который принес с собой семена многих растений и помог оборудовать оранжерею. Как раз тогда, по его словам, над поверхностью перестало светить солнце. Мы погибли бы без его помощи.
– Слава пресвятому Августину!
– отозвался зал.
– Система воздухоснабжения, ткацкая фабрика, грибное производство... Пресвятой Августин буквально подарил нам нашу жизнь. Но, кроме того, он дал нам Книгу. Не мне вам говорить, что большая часть ее пророчеств - вне поля нашего зрения. Но до сего дня оставалось одно, касающееся нас. И сейчас я его зачитаю.
Черноволосый откашлялся и, подняв на уровень глаз старенькую книжку, начал читать:
– "Когда дева неразумная усадит влюбленного в зону для дружбы, и отчается сердце его, и возропщут уста, найдет он покой под гробом стальным, что низвергнется с небес каменных. И придут вместе с тем гробом трое. И первый из них, повелитель машин, отверзет уста, и воспылают все к нему ненавистью, которая есть пища его. Исторгнут ложь уста второго, и будет он лгать во спасение, равно как и в ущерб себе. А третья, невинная дева, совершенная в искусстве войны, отвергнет сладкие подношения.
Да узнают благословенные жители Нового Красноярска, что трое сих вернут миру солнце, а посему нельзя чинить им препятствий, но всячески надлежит помогать, невзирая на ненависть, кою в изобилии будут сеять они вкруг себя. Да будут имена их истинные навеки высечены в сердцах. Кто имеет ум, тот прочти имена их, трех всадников постапокалипсиса: Тролль, Лжец и Девственница".
В наступившей тишине я мог различить биения сердец. Я не знал, что сказать или сделать. Смотреть на Веронику было попросту страшно - волны ледяного пламени исходили от нее.
Только Джеронимо не растерялся.
– Слышали, что Августин сказал?
– заорал он, вскакивая снова на стол.
– На колени перед всадниками постапокалипсиса! И я требую, чтобы Николас получил, наконец, свою статую!
Зашумело. Я обернулся - в глазах потемнело. Из всех мыслимых итогов, которыми мог окончиться суд, этот был самым идиотским. Охваченные священным трепетом, люди сползали со скамеек и вставали на колени.
– -
Глава 11
– "Девственница"?! "Девственница", вашу мать?
– орала Вероника, пиная запертую дверь не столько чтобы выбить, сколько выплескивая накопившуюся ярость.
– А эти двое что, блин, великие мачо секс-террора? Какого? Хрена? Ваше? Пророчество? Такое? Сексистское?
Джеронимо подыгрывал на шарманке, с ногами забравшись на кровать.
– Люблю ее, - доверительно сказал он мне.
– Такая стесняшечка.
Мы сидели не то в комфортабельных апартаментах, не то в другой камере - понять толком не удалось. Во всяком случае, препроводили нас сюда хоть и под прицелами автоматов, но вежливо и даже с извинениями. Комнатка небольшая. Три кровати, выставленные буквой "П" вдоль стен, соприкасаются углами. Зато это кровати, а не койки и не нары. С мягкими подушками и простынями, пахнущими свежестью.
Сразу, как вошел, я скинул, наконец, ботинки и повалился на покрывало, предвкушая несколько часов сна. Вероника сделала мне замечание касаемо запаха от носков. Будучи по натуре вежливым и чистоплотным человеком, я прошел к раковине в углу комнаты и постирал носки. Скинул комбинезон. Расстегнул термокуртку и постирал насквозь пропотевшую футболку. Наверное, начиная с этого момента мой измученный мозг решил отключиться от действительности.
Как мог, я вымыл голову, шею, подмышки, облил себя несколькими пригоршнями воды. Вода затекла под штаны, и я их снял ...
Все это время в комнате было тихо, но когда я попытался пристроить трусы на край раковины сушиться, идиллию вспорол голос Джеронимо:
– Вообще-то моя сестра еще девственница, а ты показываешь ей такое.
– Ой, - сказал я и поторопился надеть влажные трусы. Но оказалось поздно.
Веронику прорвало. Она кинулась, хвала Христу, не на Джеронимо или меня, а на дверь и колотилась в нее с воплями уже не меньше часа. Я, завернувшись в одеяло, даже приловчился дремать. Если взять чисто физические ощущения, то именно этот момент был самым светлым и прекрасным с тех пор как я закрыл глаза отцу.