Летящие к солнцу 1. Вопрос веры
Шрифт:
На этом, видимо, его способности к официальной речи иссякли, потому что далее прозвучало следующее:
– Я хочу сказать: кому какое дело до этого дохлого дрища и его подстилки? Этот недоумок вообще тут воду мутил по-страшному.
– К порядку!
– Седой пристукнул молотком, а Русый нехотя заявил:
– Суд вынужден заметить, что Верховский Павел Иванович, более известный как Педро Амарильо, действительно уличался в экстремистской деятельности, был связан с подпольной газетой революционного толка и писал стихотворения, резко критикующие власть.
– Это в данном случае не является смягчающим обстоятельством, -
– Убийство есть убийство. Семен Денисович, вы имеете еще что-то сказать?
Командир почесал в затылке.
– Ну, значит, армия заявляет ходатайство. Кажись, так.
– Принято, садитесь, - стукнул Седой.
– Обвинение?
К трибунам вышла та же тетка, но уже с закрытой папкой. Переводя взгляд с одного из нас на другого и затем на третью, она принялась выплевывать слова:
– Обвиняемые жестоко убили человека в первые же секунды пребывания в Новом Красноярске. От дальнейших разрушительных действий их удержал только вовремя подоспевший взвод наших уважаемых защитников. В связи с этим обвинение настаивает на высшей мере наказания. Использование закостенелых убийц в качестве подпитки генофонда представляется крайне опасным, поскольку до сих пор нет исследований, опровергающих тот факт, что преступные склонности передаются следующему поколению...
– Гипотезу, - мягко заметил я, когда она остановилась.
Тетка зыркнула на меня с такой яростью, что мой эмоциональный двойник возликовал. "Скоро ты наешься до отвала", - пообещал я ему.
– Что, простите?
– источая страшный яд, переспросила тетка.
– Не факт, а гипотезу, - пояснил я.
– Иди речь о факте, вы бы просто сказали: факт. Но вы говорили об исследованиях, которые не могут опровергнуть этого. И немножко запнулись.
– Не нужно играть в слова, господин Риверос, - вздернула нос тетка.
– Суть от этого не меняется.
– О, еще как меняется!
– Я даже встал, продолжая мило улыбаться.
– Выдавая спорную гипотезу за факт, вы подтасовываете обстоятельства и вводите в заблуждение суд. Я, конечно, не хочу сказать, что вы делаете это намеренно, нет, но вы, по всей видимости, просто некомпетентны в вопросах генетики и взялись рассуждать о них с позиции плебея. Вполне нормальный подход для более чем среднего представителя биомассы. Я же, будучи личностью по сравнению с вами выдающейся, просто указываю на оплошность. Не вам даже, а скорее досточтимому суду.
Тут я поклонился трибунам и сел обедать. Ярость, которую источала женщина, можно было наворачивать половником. Густая, горячая, бессильная...
– Протест принят!
– врезался в трибуну молоток Седого.
– Обвинение! Попрошу впредь тщательнее обдумывать слова.
Джеронимо подвинулся ко мне и шепотом спросил, какого черта я делаю.
– Тебе что, местные девчонки не понравились?
– спросил я, но Джеронимо не дал мне еды. Улыбнулся и ответил:
– Поверь, если нас оправдают, тебе будет не до девчонок, потому что Вероника тебя кастрирует.
– Это точно, - подтвердила Вероника.
– Но я постараюсь сделать все быстро, даже испугаться не успеешь.
– О, сестра, ты можешь не торопиться...
– Просто хочу успеть закончить, прежде чем меня оттащат.
Пока они беседовали через мою голову, перед трибунами вновь выступил командир. Он заявил, что солдаты - это и есть прирожденные убийцы, поэтому его лично такой генофонд не пугает. Потом тетка возразила,
"Маразм какой-то!" - восхищенно шепнул мой эмоциональный двойник.
А я посмотрел на Черноволосого и обнаружил, что он не улыбается, а, напротив, смотрит на меня серьезно, даже хмуро. Вдруг он, сказав что-то Седому, сорвался с места и покинул суд. Седой проводил его недовольным взглядом, но никак не прокомментировал поступка. Мне же сделалось грустно. Как будто хороший знакомый вдруг взял, да и ушел, когда решается моя судьба.
Наконец, Седой прекратил прения, в очередной раз поколотив молоточком трибуну.
– Думаю, было сказано достаточно для вынесения приговора. Осталось заслушать обвиняемых. Ваше последнее слово, уважаемые. В порядке очереди, как сидите. Вероника Альтомирано!
Вероника поступила следующим образом. Влезла на столик, стоящий перед нами, подняла так и не открытую пластиковую бутылку на уровень глаз.
– С каждым, кто посмеет прикоснуться ко мне с генетической целью, будет так, - прозвучал ее спокойный голос.
Удар, нанесенный ребром ладони, оказался столь стремительным, что его, должно быть, заметили немногие. Зато все увидели, что бутылка перегнулась пополам, лопнула и оросила ближайшие ряды фонтаном. Изуродованные останки бутылки Вероника бросила в сторону трибун.
– Хватит!
– Седой стукнул молотком.
– Неуважение! Подсудимая, я правильно понимаю, что вы угрожаете убийством?
– Правильно, - сказала Вероника, садясь. После выходки, привлекшей внимание целого зала, она, очевидно, почувствовала себя лучше и положила ноги на стол. Я видел, как побагровел от ярости Русый, но сказать ничего не успел, потому что тут раздался радостный вопль командира:
– Вот это было от души! Ящик Чупа-Чупса этой бабе!
Пока доносились крики, стучал молоток, вернулся Черноволосый с небольшой книжкой в коричневом кожаном переплете. Заняв место за трибуной, он опять о чем-то переговорил с Седым. Казалось, Седой возмущается и спорит, но Черноволосый приводит веские аргументы. И Седой сдался.
– Может, зачитает что-нибудь из Библии?
– предположил Джеронимо.
– Я бы послушал про Иосифа в Египте.
Тремя мощными ударами по трибуне Седой призвал всех к молчанию.
– Тихо!
– рявкнул он.
– Исключительным правом на ходатайство со стороны религии пользуется младший член совета господин Никифор.
Черноволосый Никифор откашлялся. В наступившей тишине он перевернул несколько страниц книги и покивал, будто соглашаясь с какими-то своими мыслями.
– Я попрошу вас ответить на простые вопросы, - сказал он, глядя на нас троих.
– Вы можете отвечать так, как вам будет угодно, вас никто не прервет.
– Тут он выразительно посмотрел на коллег. Седой и Русый нехотя кивнули.
– Итак, начнем. Николас Риверос. Пожалуйста, расскажите суду о вашем видении инцидента с Педро Амарильо.