Летящие к солнцу 1. Вопрос веры
Шрифт:
Я, махнув рукой, присел в уголке, оставив приличное расстояние как до Джеронимо, так и до Вероники. Внезапно оказалось, что я нынче ночью так и не поспал. Глаза начали слипаться, и я даже прилег, но погасить опостылевший мир не удалось.
Джеронимо, отчаявшись добиться от сестры истерики, принялся звать охрану. Он то плакал, то смеялся так, что кровь стыла в жилах. Пинал по решетке, потом повис на ней, распевая во всю глотку "Владимирский централ" и "Журавли летят над нашей зоной". Утомившись висеть, шлепался на пол и, рыдая, умолял вернуть конфискованный
Когда, наконец, с той стороны к решетке подошли, Джеронимо требовал священника и внеочередной пленум, угрожая революцией.
Явились трое. Двое вооруженных громил, а третий - старый знакомый, который снимал наручники. Он приволок поднос с тремя чашками.
– Отвали-ка от решетки, малой, - сказал он Джеронимо.
– Иначе что?
– встрепенулся тот.
– Иначе расстреляют.
– Весомо...
Джеронимо сел рядом со мной, я, покряхтывая, тоже занял сидячее положение. При взгляде на поднос, который солдат поставил на пол, чтобы отворить решетку, я почувствовал в желудке щемящую пустоту. Пицца уже переварилась, если вообще не была убедительной иллюзией.
Вероника повернулась к прекрасному миру. Солдат, проталкивая ногой в камеру поднос, улыбнулся ей и помахал.
– Я запомнил твои слова, и моя жизнь изменилась!
– Поздравляю, - сказала Вероника.
– Сколько нас здесь продержат?
Солдат запер решетку, убрал ключ в карман и пожал плечами.
– Старейшины решают. А я - хэзэ ваще.
– Христофор Зигфрид Ваще!
– провозгласил Джеронимо, приоткрыв одну из мисок.
– Что это такое?
– Тушеные грибы.
– Я так понимаю, мы должны это есть?
– А чего?
– Ты сам это пробовал? Ты больной? У вас что, синтезатор сломался?
– Нет синтезатора. Есть грибы. Вкусные и полезные грибы.
Джеронимо, видно, разочаровавшись и не веря более ни глазам, ни ушам, встал на четвереньки и затеял нюхать грибы. Вероника подошла к решетке.
– Мой брат лишился своих лекарств. Если вовремя не сделать ему укол, последствия могут быть плачевными. Есть у вас карфентанил? Или хотя бы промедол?
– Галоперидол есть, - ответил солдат.
– Но он строго по учету, для личного состава. Спрошу командира.
– Спасибо, - кивнула Вероника.
Джеронимо поднял голову.
– Просто грибы - и все? Без картошки? Без лука? Без специй?
– Там должен быть лавровый листик, - сказал солдат, явно собираясь уходить.
– Постой!
– Джеронимо властным жестом остановил его.
– То, что ты принес... Скажи, ты смотрел "Зеленого слоника"?
– Никак нет, мы смотрим только патриотические фильмы.
Джеронимо встал, подхватил миску с грибами.
– Сейчас я тебе покажу, что нужно делать с такими вещами.
Трое солдат, Вероника и я смотрели, как Джеронимо тщательно вытряхивает миску в унитаз и пинком опускает рычаг слива.
– Ну что? Это так сложно сделать самому?
– вернулся он к решетке.
– Обязательно дергать меня? У вас что, другой еды нет?
– Есть жареные грибы.
– Нет.
– Вареные грибы.
– Боже...
– Маринованные грибы...
– Замолчи, иначе меня вырвет!
– завопил Джеронимо.
– Кроме грибов - что?
– Чай, - подумав, сказал солдат.
– Aparatoso! * (*Великолепно! (исп.)) Принеси хотя бы чай.
Солдат уже сделал шаг в сторону, но что-то его остановило, какая-то сложная мысль исказила лицо.
– Грибной чай, - уточнил он.
Джеронимо с ревом отбежал к нарам и забился в уголок. Солдаты ушли. Вероника взяла миску, перемешала содержимое и положила в рот кусочек. Пожевав несколько секунд, взглянула на меня и кивнула:
– Съедобно.
У меня от вида грибов, честно говоря, аппетит пропал совершенно, но я решил поесть из солидарности с Вероникой, потому что поведение Джеронимо становилось все более неприятным:
– Еще бы не съедобно!
– проворчал он в стену.
– Этой жиробасине лишь бы пожрать. Подыхать скоро, а она все налопаться не может.
Проигнорировав его, мы сели с мисками в дальнем углу камеры.
– Почему ты ему все это спускаешь?
– негромко спросил я. Вероника в ответ пожала плечами.
– А что делать? Бить его?
– Нет. Зачем? Можно ведь одними словами заставить его пожалеть о сказанном. У тебя бы это лучше вышло, ведь ты его знаешь, но и я могу прищучить, если хочешь.
– Не хочу.
– Она помолчала, пережевывая с отсутствующим видом гриб.
– Но спасибо. На самом деле это что-то вроде игры. Он не бьет туда, где больно. Я не старая и не толстая, и прекрасно об этом знаю.
Я вспомнил ее слезы у бронетранспортера и решил ступить на опасную почву:
– Сегодня он, кажется, тебя зацепил какими-то карамельками.
Ложка Вероники замерла между миской и ртом, задрожала.
– Заметил?
– шепнула она.
– Заметил ли я, как кто-то рядом испытывает сильную эмоцию? Это что, вопрос?
Она положила ложку и вытерла глаза рукавом комбинезона.
– Когда ему было четыре, отец согласился оставить его в живых, но только на положении арестанта. Джеронимо сидел у себя в комнате. Я носила ему еду. Все то же самое, что ела сама, что ели солдаты. Только один день в неделю меня заменяла одна... женщина. Она таскала ему конфеты. Я злилась, что она его балует, видела, как он ждет воскресенья. А когда настал мой день рождения, меня освободили от строевой... Вообще от всего. И позволили торт, конфеты. Солдаты со мной немного посидели, но им это было скучно. Я собрала конфеты и пошла к Джеронимо. Мне-то все равно, что есть, так приучили. И, знаешь... Когда я вошла, он побежал мне навстречу с большим пакетом. "С днем рождения, сестра!
– крикнул, протягивая пакет.
– Вот! Это тебе! Конфеты! Они знаешь, какие вкусные?!"