Летящие к солнцу 1. Вопрос веры
Шрифт:
Страшных пять секунд Вероника молча смотрела в глаза брату, потом отвернулась. Освобожденный Джеронимо замолчал, сколько возможно подавшись ко мне. Вероника сорвалась с места. В зеркало заднего вида я видел, как она села на скамью для транспортируемых солдат. Достала пистолет, повертела в руках. У меня в глазах потемнело от мысли, что сейчас может случиться, но голос решился подать только Джеронимо:
– Не надо, Вероника, - почти прошептал он.
– "Не надо" что?
– От ее голоса в теплом салоне стало холоднее, чем на улице.
Мне все-таки приходилось
Вдруг ее руки пришли в движение. Легко, будто семечками, утрамбовала магазин патронами, взялась за остальное. Я не успел моргнуть, как автомат оказался у нее в руках, готовый к стрельбе.
Вероника выждала секунду, словно надеясь, что кто-то невидимый похвалит, потом положила оружие. Я заметил только первое движение, которым она перевела переключатель режима огня в нижнее положение и отстегнула магазин. Потом все слилось в секундное безумие мельтешащих рук и неповторимого, непередаваемого "оружейного" звука.
Снова пауза, и следом - стремительная сборка. Я покосился на Джеронимо, который тоже не сводил глаз с сестры. Почувствовав мое внимание, он кивнул, и у меня отлегло от сердца. Значит, мы видим что-то обычное, а не начало синдрома навязчивого состояния.
– Джеронимо, - тихо сказала Вероника, растерзав автомат не меньше двадцати раз.
– Надеюсь, ты запомнишь этот день. Когда за твою дурацкую идею погибли первые невинные люди.
– Даже сейчас ты будешь обвинять меня?
– возмутился Джеронимо.
– Не отца, который...
– Замолчи.
Она закинула автомат за плечо и уставилась в стену. Против всех здравых смыслов и инстинктов самосохранения мне захотелось остановить броневик, сесть рядом с ней и положить руку на плечо. Кажется, ей я сочувствовал сам, без двойника. Странное ощущение.
– Другого я от него не ждала, - произнесла Вероника.
– Но от тебя - да. Просила, умоляла тысячу раз: досиди спокойно до церемонии, а потом получишь все, чего только пожелаешь...
– Кроме моей сестры, - прошептал Джеронимо, и тон его был так непривычен и жуток, что я содрогнулся. Впрочем, у меня были и другие причины. Вернее - причина. Проблемка, с которой я не мог справиться, испробовав все имеющиеся в наличии передачи, включая заднюю...
– Неужели ты думаешь, от меня что-то зависит?
– горько спросила Вероника.
– Думаешь, откажись я, папа улыбнется и скажет: "Bueno fortuna"?
– Она покачала головой.
– Нас очень по-разному воспитали. Я в ситуации между силой и смертью выбираю силу. А ты между жизнью и смертью выбираешь петрушку и реактивный самолет. только я-то беспокоилась о тебе, делая выбор. А ты? Думал ли обо мне, когда творил все это? Не отвечай. Знаю, что нет. Думал лишь о том, что знаешь, как мне лучше.
– Простите, -
– Я не должен бы вмешиваться, но разве ты, Вероника, поступала не так же? Решила, что ему будет лучше потерять сестру...
– Ты ведь могла сначала родить мне племянников!
– горячо подхватил Джеронимо.
– Это и для дома было бы прекрасно. Ведь финал мутации гена предвидится только через два поколения!
– Наверное, вам нужно было просто сесть и от души поговорить, - продолжал я.
– А если Рикардо прав, и между нами нет кровного родства?
– не унимался Джеронимо.
– Я мог бы стать отцом своих племянников!
– В любом случае, - говорил я, закрыв в ужасе глаза, - Джеронимо дал тебе возможность выбирать. Так отчего бы не воспользоваться ею? Я тебя знаю всего ничего, но даже мне было бы грустно услышать, что ты положила жизнь без остатка на алтарь процветания дома.
– Вот!
– Джеронимо поднял палец.
– Слушай его! Он говорит мудро!
– Нет, Джеронимо, - сказала Вероника, на которую наши речи не произвели ни малейшего впечатления.
– Он просто пытается заговорить нам зубы и отвлечь от очевидного. Что, Николас, мы опять падаем?
Джеронимо резко повернулся к монитору, потом заглянул в прицел и застонал:
– Черт побери, Николас, ты угодил в зыбучие снега!
– Мы угодили, - уточнил я.
– И что еще за "зыбучие снега"?
– А что, не видно?
Было, конечно, не видно, но я понял, что задал глупый вопрос. Коли уж транспортер медленно и уныло ползет вниз сквозь снежную толщу по какой-то нескончаемой шахте, то вопрос о зыбучих снегах даже не стоит.
Вероника подошла к нам. На лице у нее блуждала безумная улыбка матушки Мидоус, застывшей с тазом кипящей патоки над братцем Кроликом.
– Словами не передать, как я рада, что связалась с вами, ребята!
– сказала она.
– И эта возможность выбора... Вы не подумайте, я правда ценю!
Джеронимо принял услышанное за чистую монету, обнял сестру, ткнувшись головой ей в живот. Видит бог, я мог бы поступить так же, и это было бы чертовски мило и романтично. Только в любой, даже самой страшной ситуации должен быть герой, который сделает не то, что хочется, а то, что нужно - пусть даже ценой жизни друзей.
Я пристегнул ремень как раз вовремя - шахта закончилась, и мы полетели куда свободнее.
– -
Глава 8
Будучи тонко-бесчувственной натурой, я всегда очень много читал. Помнится, однажды меня поразил Маркес, начавший свои "Сто лет одиночества" как-то так: "Много лет спустя, перед самым расстрелом, полковник Аурелиано Буэндия припомнит тот далекий день, когда..." Ну и так далее. О, это немедленно возникающее ощущение бренности существования! Величия! Интриги и безысходности! Хотел бы я так же начать если не книгу, так хоть одну из глав своей жизни. Впрочем, отчего бы и нет?