Летящие к солнцу 1. Вопрос веры
Шрифт:
– Эй!
– Вероника просунула голову в люк.
– Ты чего, закаляешься? Комбез застегни, дурень.
Говорит все так же бодро, как обычно. Будто и не убила только что троих человек из своего дома. Я застегнул "молнию", с удивлением отметив, что руки не дрожат, хотя моего эмоционального двойника буквально колотило.
– Ты зачем под пули кинулся?
– спросила Вероника.
– Джеронимо... Палатка...
– По-твоему, я начала бы перестрелку, не будучи уверенной, что справлюсь?
– Она вздохнула.
– Слушай, Ник... За рулем от тебя, может, и есть какая-то польза, но и только. Давай ты больше не будешь лезть в чужие дела, хорошо?
– Да, как скажешь.
Она, кажется, насторожилась.
– Ты чего это?
– Ничего. Буди брата. У нас теперь есть транспорт с обогревом и синтезатором воздуха. Можем вернуться в дом Альтомирано.
Вероника покачала головой.
– Иногда тебе в голову приходят мудрые мысли, но никогда - вовремя. Мы поедем к Толедано. Мне очень нужно побеседовать с отцом, и теперь я бы хотела, чтоб во время разговора между нами было несколько сот километров, на всякий случай. Жди, я за братом.
Прежде чем уйти, Вероника сбросила вниз три автомата, отобранных у поверженных воинов. Потом исчезла, оставив меня наедине со своими демонами. Вернее, с одним демоном - равнодушия. Почему я бросился под пули? Потому что так требовалось по правилам игры, вот и все. И теперь, когда инстинктивный испуг прошел, не осталось ничего. Кроме, разумеется, очередной дозы. Тысячу раз прав отец. Я, Николас Риверос, бездарь, моральный урод и безнадежный наркоман в придачу.
Я прильнул к прицелу, увидел белую фигурку Вероники, шагающую к палатке. Рука легла на джойстик. Где-то снаружи шевельнулся пулемет, и фигурка оказалась точно в перекрестье. Палец коснулся кнопки. Одно нажатие, и...
Вероника остановилась, повернулась к бронетранспортеру, будто почувствовав. Стоит, смотрит, ждет.
Я вспомнил нашу первую встречу: на ней был этот же белый комбинезон. Она искала брата и, должно быть, бегала по улице, не зная, чего от него ждать - побега? самоубийства? теракта? Она плакала, чтобы сбить меня с толку и разжалобить, и у нее это получилось лишь потому, что слезы были настоящими.
– Ба-бах, - шепнул я.
– Нет, малышка. Ты - слишком драгоценный экземпляр.
Может, отец и прав, но чего же он от меня ждет? Чтобы я в одночасье изменил свою природу?
Я нашел микрофон и, включив репродуктор, проорал на всю равнину:
– Прием, как слышно? Хватит на меня пялиться. Николас Риверос бьет только в спину и никак иначе. Возобновите движение к палатке, дабы получить очередь между лопаток.
Вероника подняла руку с выставленным средним пальцем, и лишь такой старый упырь как я мог уловить в этом жесте облегчение. Она скрылась в палатке, и я, отпустив джойстик, принялся считать секунды. Внутренние часы, запущенные в тюрьме, судя по часам на панели, пока работали бесперебойно. Половина четвертого утра.
– Мне снилось яркое солнце, нудистский пляж и загорелые обнаженные красотки!
– прохныкал Джеронимо, плюхнувшись рядом со мной на сиденье.
– Чем, скажите на милость, я заслужил возвращение в этот чудовищный мир, где меня будит страшная престарелая дьяволица с душой, черной, как... Ай!
Вероника немного не рассчитала с подзатыльником, и Джеронимо стукнулся маской о приборную панель.
– Карга!
– прошипел он, ощупывая маску.
– Сломаешь - не будет у тебя больше брата. Ну? Что сидишь?
– Он уже обращался ко мне.
– Давай, умчи меня в свою страну оленью!
– Он всегда такой спросонья?
– поинтересовался я у Вероники.
– О, да, - вздохнула та, задраивая люк.
– Иногда приходится колоть карфентанил.
На панели довольно скоро загорелась зеленая лампочка, и мы сняли маски. Я запустил движок и направил могучую машину к дому Толедано. Нас приятно покачивало на пригорках, и я довольно быстро развеселился. Чего нельзя было сказать о моих спутниках. Вероника чистосердечно клевала носом, а Джеронимо продолжал брюзжать:
– Одна из них, блондинка, попросила меня намазать ей спину кремом. До сих пор помню это волшебное чувство, этот контраст - раскаленная на солнце кожа и прохладный крем. А над морем кружили с криками чайки...
– Ты еще маленький, чтобы думать о таких вещах, - пробормотала Вероника.
– Ладно, - не стал спорить Джеронимо.
– Чаек убираем. Так вот, когда мои руки опустились ниже спины...
– Слушай, а ты вообще в курсе, что чуть не погиб во сне?
– перебил его я.
Джеронимо поперхнулся словами, посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
– Бронетранспортер, в котором ты сидишь - он, по-твоему, откуда?
Джеронимо огляделся, и до меня дошло, что по-настоящему он просыпается только сейчас.
– Вероника спасла тебе жизнь, а ты вместо "спасибо" ей грубишь.
Видимо, мои слова прозвучали очень впечатляюще, потому что даже Вероника прекратила засыпать и покраснела. "Как круто!
– прошептал мой эмоциональный двойник.
– Давай еще!"
Джеронимо насупился.
– Подумаешь, - буркнул он.
– Она постоянно так делает. Если бы я говорил "спасибо" каждый раз, как она спасает мне жизнь, у меня не было бы времени выучить другие слова.
Я не ответил. Вероника тоже. Джеронимо сидел между нами, косясь то на меня, то на нее. Минут через пять он не выдержал и, стукнув сестру по плечу, воскликнул:
– Молодец, старуха, так держать! Горжусь. И, если говорить откровенно, ты на этом пляже уделала бы всех вчистую. Я серьезно! Они были даже без оружия.
Вероника рассмеялась и, обозвав Джеронимо дураком, взъерошила ему волосы.
– Ну, - сказал он, убедившись, что мир восстановлен, - расскажете мне, что я проспал?
Вероника помрачнела.
– Этот БТР в собственности СОБР. Парни, если надо, стремительно приходят, убивают и уходят. Ник с ними хорошо знаком. С доном Толедано у нас мир, поэтому единственная мишень тут - мы. Не знаю, почему, но отец отдал приказ на уничтожение.