Левиафан
Шрифт:
Я чуть не обожгла вторую руку, которая так и держала металлические щипцы над сеткой, продолжая нагреваться сильнее. Однако в последний момент их выдернули из моей руки и зашипели:
– Ащщщщ...
– Тангир откинул почти раскалённый до бела предмет в траву и перевернул мясо голыми руками, - Ты решила сжечь мой ужин? Или в качестве копченого мяса предлагаешь свои конечности! Что не так?!
Он замер, смотря на меня, однако я тут же сжала челюсть и втянув воздух со свистом в лёгкие, попыталась откинуть подальше из мыслей восстановленный рисунок
– Ничего! Закончи тут сам! Я пойду наверх и переоденусь. Провонялась вся.
Поспешно нажав на блокировку сотового и пряча взгляд от Тангира, как можно скорее вошла в дом и поднялась в свою комнату. Открыла шкаф, а в нём ещё одну нишу. Именно в ней хранилось то, что на меня надели в день передачи почти четырнадцать лет назад.
"Это и больше ничего..." - вспомнила, безумно проведя взглядом по тяжёлому золотому украшению, сжимая его в руке так, что она задрожала вместе с ладонью, а потом ярость понесла огонь по венам, выжигая остатки здравого рассудка.
Если я правильно помнила все детали, то только сравнив смогла удостовериться окончательно.
"Значит за мной пришел, бес?"
С ненавистью закрыв глаза, продолжила сжимать золотое тяжёлое украшение, больше похожее на ошейник. Тело заныло точно в тех местах, которые были избиты в кровь постоянно. Жгло рот и гортань, словно ядом, от опять проступившего горького вкуса на языке. Саднило в паху от почти реального чувства боли и агонии, которой меня рвали на части раз разом, как вещь. Издевались, врывались в меня принося только боль. Уничтожали любые чувства, кроме физического ощущения того, как по моей коже стекает гадкий и тягучий яд, вперемешку с собственной кровью. Ведь тело совсем молодой девушки порой не выдерживало того, как над ним измывались и плевать хотели на любые мои просьбы. Только закрывали рот рукой, продолжая разрывать меня на части и с хохотом слизывать мои слезы своими мерзкими языками.
Как черти, которые облизывают чаны с горящей смолой и скалятся прямо в глаза грешников, вброшенных в пылающее масло.
Я хорошо помнила тот день, когда меня спас отец. Именно он и его спецгруппа приехала забирать американских туристов. Им удалось связаться с консульством из отеля, который содержала старшая жена, и это их спасло от продажи.
Словно только что, моя рука схватила крепкую ладонь мужчины, а всё что я прошептала:
– Спасите...
Потому что из десяти девушек, с которыми выросла и жила около восьми лет, в живых осталась только я и Сэри с Идой. Остальные... Все они либо умерли от малярии, либо наложили на себя руки.
Отец плавно опустил взгляд голубых глаз, но освободил свою руку и ушел. Я смотрела ему в спину и душилась слезами, думая что так уходил мой последний шанс на то, чтобы спастись, на то, чтобы стать человеком, а не товаром.
И вечером этого же дня, товар поставили на полку. Вернее надели золотой ошейник, раздев до гола. Прежде мрази хорошенько отмыли меня, а в кожу втёрли какую-то дрянь, чтобы товар выглядел как новый, как никем не тронутый до этого. От этого запаха перед глазами плыло всё, а звуки превратились в растянутые отголоски, словно из дна колодца.
Меня вели, а тело облизывала холодная шелковая тряпка, накинутая только, чтобы скрыть полностью всё тело. Но я как сейчас, ощущаю тяжесть золотого ошейника на груди. Именно на нем красуется такой же знак, в точности повторяющий клеймо беса.
Самой страшной твари, от мысли о которой у меня кровь стыла в жилах всю жизнь. Хотя я ни разу не видела Шавкат Ибн Рашида, но хорошо знала, что это самое страшное животное, которое бросало в яму кишащую змеями любого, кто не хотел повиноваться его сраной воле и слову.
Лишь спустя четыре года, когда я попала в академию и получила новое имя, уже жив с отцом, папа решился рассказать мне об этой твари, и показал даже досье с его фото.
Шавкат был больше похож на зверя, со взглядом исподлобья, чем на человека. Густые брови нависали над его глазами, а совершенно уродская борода скрывала пасть чудовища и все шрамы под ней. Однако этим он притягивал взгляд. Тем насколько был похож на самого настоящего Дьявола. Даже через картонку снимка, я могла ощутить жар той бездонной ямы из которой он поднялся.
Продолжая сжимать ошейник в руке с закрытыми от яркой вспышки агонии и гнева глазами, я сделала поворот в воздухе ногой, метнув ножом прямо в сторону того, кто вошёл в мою комнату. Чувства и эмоции были настолько обострены, что я могла уловить даже тонкий аромат тела вошедшего.
Совершенно не контролируя себя, впечатала Тангира в стену, но он схватил мою ногу в последний момент, так и удерживая за лодыжку.
Плавно я выпустила весь воздух из лёгких, понимая, что смотрю в глаза такого же зверя, вот только они светятся чем-то совершенно другим. Помесью дикого желания и холодной ярости.
Тангир поднял вторую руку, и стирая кровь со своей щеки пальцем, слизал её и усмехнулся:
– Дашь поносить цацку?
– безумно прошептал, смотря на ошейник в моих руках, а я только сильнее сдавила его, и выдохнула сквозь рык, пытаясь убрать ногу.
– Куда-а-а-а, Куколка? Не так быстро!
– Тангир резко потянул на себя, однако тут же получил локтем в подбородок, от чего просто откинул голову на стену, но потом размяв шею, скрутил меня и повернувшись в захвате, вжал лопатками в дверь шкафа.
– Дай-ка глянуть, что тут у нас?!
– голос Тангира шипел прямо напротив моих губ, пока я пыталась восстановить дыхание, понимая наконец, что только что едва не убила его.
Глаза парня горели, и в них, как в зеркалах отражалось моё лицо. Искаженное, холодное и яростное - такой я себя давно не помнила. Тангир через силу и шипя, вытащил из моих рук проклятый ошейник. Медленно повернул голову, смотря на него и прищуриваясь.
– Какая прелестная вещица, - пробасил, а следом блокировал мой удар, вообще схватив другой рукой за горло и сжав его так, что по моему позвоночнику пробежал озноб.