Левиафан
Шрифт:
Внешне совершенно спокойное и умиротворённое выражение на моей роже, видимо ничем не задевало Монику. Она уверенно и молча вела своё корыто, лишь изредка сменяя радиостанцию и щёлкая зажигалкой.
Когда я в тысячный раз услышал этот дурацкий клацающий звук, захотелось вставить в уши беруши. Не могу понять своего состояния. Сосредоточенность пропала. Куда-то сбежала способность к анализу и рациональному мышлению. Всё в голове смешалось в дикий салат из тофу и морепродуктов. Ещё вбросить риса, и можно совершенно точно из моей черепной коротки сделать
"А вчера ты его потерял, дебил. И настолько, что чуть не трахнул её у дурацкого шкафа, лишь из чувства злости..." - только вспомнив какой силы в голове начался кровяной набат от вида её обнаженного тела, я зажмурил глаза, а потом развалился на сидении окончательно.
Откинул его и лег к херам так, чтобы перестать ощущать затёкшие конечности. Самолёты это хорошо. Однако, не было гарантии, что и в эту пташку не сядет меченый пёс. А нам ещё рано входить в фазу конфронтации. Сперва я наиграюсь с его шавками. Пусть побегают за нами, как на поводке, который я буду методично стягивать на глотке каждого, а уже потом...
"Он сам придет за ней..." - мелькнуло в голове, от чего на губах прямо расплылась ухмылка, - "Одного ублюдка не смог прикончить сам, так хоть на этой твари отыграюсь за место в аду по полной. Тем более..." - уловил резкий вдох слева, который показался мне настолько живым, словно и я начал воскресать из мертвых.
– Щибаль... *(Бл***...) - выдохнул, и открыл глаза замечая, как на шоссе, которое перешло в центральную улицу какого-то городка, опускаются вечерние сумерки, пока Моника сбрасывает скорость.
– Где мы?
– задал вопрос, когда Куколка явно стала выискивать что-то взглядом между небольших зданий, которые тянулись вдоль улицы.
– Проезжаем штат Огайо, - сухой ответ и нахмуренный взгляд только на дорогу. Она явно не в восторге от того, что я узнал.
– Отлично, - отмахнулся и закрыл глаза снова, решив, что с меня хватит самоанализа.
С меня этого дерьма хватило ещё прошлой ночью, когда я как дегенерат не мог уснуть и лакал пиво в совершенно сказочном месте. Альтанка во дворе Моники настолько напомнила мне открытые террасы в заповедных музеях в Сеуле, что в какой-то момент, я решил, будто дома.
И покуда на столе передо мной стояло четыре банки пойла на вкус похожего на мочу, неотрывно смотрел на осколок ошейника с клеймом, раз за разом прокручивая в голове картину того, как мои пальцы вели по точно такому же клейму, но выжженному на нежной коже. А её кожа была именно такой - оставляющей на пальцах бархатистый след от прикосновения. Настолько маслянистый и живой, словно я трогал её не несколько секунд, а успел облапать всюду...
Холодный поток воздуха снова остудил все мысли, и я спустился в свой личный ад. Вход в него, как ритуал, который сопровождает меня постоянно.
– Что тебе снилось сегодня?
– Ми Ран обернулась и легла удобнее, пытаясь прикрыться от ярких солнечных лучей ладошкой.
– С чего вдруг такой вопрос?
– я опустил сотовый на плед и присмотрелся к тому, как соблазнительно она выглядела лёжа в одном лёгком платье на покрывале.
Светлая кожа стала ещё ярче на солнце, от чего было ощущение, что я медленно слеп от этой яркости. Вокруг бегали дети, развлекались пары и большие компании. Пикники - то, нечастое время, когда я не пропадал в офисе, либо не сбегал хоть на два часа в зал.
Не мог отказаться от спорта навсегда. Не мог, потому что это стало частью меня самого. Мне нравилось заниматься, нравилось одерживать победы. Однако больше всего мне нравилось, как Ми Ран смотрела на меня, когда я побеждал. Это был застенчивый, но горящий взгляд настолько, что я забывал и про бой, и про ринг, и про всё, что меня окружало в одночасье.
Девочка, однажды пришедшая с подругой на юношеский чемпионат в додзё моего тренера, стала центром всего для меня. Я был безумно влюблен в это нежное создание, лишь потому что она улыбалась только мне. Вернее делала это так, как сейчас, когда я смотрел на неё, а она только в мои глаза.
– Ну-у! Ну, скажи что снилось?
– Ми Ран ударила в мою грудь кулачком и надула губы так, словно я обидел её, - Тан...
Я приложил палец к её губам, и осмотревшись быстро втянул сладкие губы в свои, лишь следом прошептав:
– Ты не захочешь слушать о моих извращенных фантазиях!
Ми Ран вскочила. Сев и округлив глаза, стала бить уже по плечу, осматриваясь по сторонам и чуть не вертя пальцем у виска:
– Люди же могут увидеть!
– она настолько тихо это произнесла, что кажется уже решила будто из соседних кустов выскочит аджума и начнет лекцию о морально-этическом поведении молодёжи.
– Ты сама просила, - я хмыкнул и закинув в рот кусок жареного каштана, как ни в чем не бывало, стал рассматривать пейзаж Хан Ган.
– Ненормальный!
– Какого выбрала!
– парировал, однако по телу пробежало тепло, и я опустил лицо, смотря на то, как её рука накрыла мою, переплетая наши пальцы...
Рука... Пальцы... Скрюченные и посиневшие. Выпачканные в крови и поломанные, как у деревянной куклы... Её пальцы...
– Тангир!!! Тангир!!!! Да, придёшь же ты в себя, придурок?!
– рядом прозвучал настоящий рык, а я только сильнее сжал зубы, выходя из кипящего чана с горящей смолой.
Она стекала по моему обнаженному телу, выжигала своим жаром кожу и мясо до кости, а я поднимался и шел на чертов рык, вынудивший отвернуться от моей смерти, в блестящем, но окровавленном подвенечном платье. Она была рядом, в том самом чане. Лежала на моей груди и ножом вырезала сердце, хохоча, а потом завывая, как вонхви*(призрак). Громко, резко, так как кричат сирены на дне того самого солёного ада, в котором я был хозяином.