Левиафан
Шрифт:
Куколка почти кричала, от того насколько ей хорошо, насколько это приятно и горячо. Насколько это удовольствие дикое и насколько оно правильное и полное.
Всему причина мои к ней прикосновения. То, как ладони сжимают и сминают её кожу, а губы ловят каждый вдох Куколки. Он грубеет только сильнее, а поцелуй в ответ становится лишь ненасытнее, как и мои движения в ней. Резкие, глубокие и острые настолько, что кажется мой член чувствует любой спазм внутри, и от этого дуреет только хуже, беснуется внутри желанного, пока пульс стучит уже во рту, прямо рядом с тем, как стучит под грудью Моники сердце. Я улавливаю этот стук губами,
Выдыхаю повернув Монику к себе лицом, продолжая сокращаться в её руке, которая водит вдоль ствола мягкими движениями, а глаза смотрят в мои, наблюдая за тем, как я рвано дышу.
– Вот ты и схватила меня за то самое место...
– хрипло шепчу, обхватывая и сжимая её лицо в ладони, а сам закрываю глаза со стоном, потому что движения её руки не прекратились, а отголоски удовольствия ещё слишком яркие.
– Звони своим дружкам, Тэнгри...
– шепчет Моника и я замираю после подобного обращения, - Нам нужно знать всё о том месте.
– Что?
– я ухмыльнулся холодной усмешкой, ощутив нереально нежное прикосновение, - ФБР бессильно в чужой стране?
– Нет, просто однорогому не обязательно знать всё, что знаем мы, - её шепот обращается поцелуем с улыбкой и ласковой чушью, которая побуждает подхватить Монику на руки и ногой открыть дверь ванной комнаты.
Побуждает входить этой ночью в кипящий чан уже не с безумной улыбкой, граничащей с удовольствием от собственного кошмара, а с желанием вернуться обратно. Уйти из этого места. Потому я обнимаю сломленную невесту, с провалами из гниющих ран в черепе вместо лица. Потому и провожу молящим и любящим взглядом, лишённым любого отвращения, по её чертам и умоляю сквозь слезы:
– Отпусти меня... Я правда устал быть смертником. Либо убей и забери наконец с собой, либо отпусти меня, Ми Ран.
Однако моя Ми Ран не может ответить, она лишь плачет в моих руках, а вокруг разгорается огонь. Он растекается по следам смолы, подобно жидкости, способной не просто обжечь, а убить, смыкаясь вокруг нас, как проклятье, которое никак не может отпустить меня.
Ми Ран смотрит мертвым взглядом, а я чувствую только холодную боль внутри, понимая, что если вернусь сюда и в следующий раз, войти в этот ад уже не смогу. Мне нельзя сюда больше приходить, потому что иначе, я не смогу спасти, а продолжу так и искать путь именно в это место.
– Отпусти... меня...
– шепчу, но руки смерти сжимаются вокруг моего тела лишь сильнее, а по лицу Ми Ран стекает струйка крови, вместо слезы.
Алая дорожка бежит уже по белой коже, а я застываю в ужасе понимая, что впервые вижу в этом кошмаре её настоящее лицо. Не изуродованную маску трупа, или воспоминание из прошлого. Нет... Сейчас передо мной моя девочка и она плачет кроваво-красными слезами, а потом нежным голосом шепчет:
– Но это не я держу тебя, милый. Это ты не отпускаешь меня из этого ада... Это ты привязал меня к этому месту, а теперь пришло время тебе меня отпустить, Тэнгри. Тебе...
Я поднялся в кровати, чувствуя как сжимаю зубы так, что от этого болит всё лицо, а по нему бежит холодный пот. Однако не это меня разбудило, а то, как настойчиво гудел сотовый на прикроватной тумбочке.
Вытерев пот рукой и встряхнув головой, я схватился за телефон и поднялся, повернувшись и глянув за спину, где прямо на покрывалах из-за жары спала Моника. Прошёлся взглядом по очертаниям обнажённого тела, и с болью закрыл глаза, проклиная себя за то, что не могу справиться с собственным безумием, которое пожирает мой мозг всё сильнее.
Как только я оказался снаружи на небольшой террасе, сразу ответил на звонок от Нам Джуна.
– Я нашел то, что ты просил, Тангир. Теперь это дело набрало совершенно другие и более красочные обороты, учитывая то, что произошло с отцом Греты. Зайди на почтовый ящик своего телефонного номера, там всё по делу в Канвондо.
– Спасибо, Хён. Надеюсь ты убрался со Штатов домой?
– я уперся рукой в перила, наблюдая за тем, как внизу по улице на велосипеде проезжает афроамериканец, а за ним бежит пять собак.
– Да. Мы вернулись позавчера в Сеул и еле вывезли мать Греты. Никто не знает чем вообще это закончится. Учитывая, что Лей поднял на уши всех в Сиэтле, вероятность того, что нам станут мстить за уничтожение Клетки очень большая. И если дойдет...
– Здесь есть что-то намного большее, чем просто игорный бизнес и бойцовские ринги, Хён. Намного, потому что чем дольше я нахожусь рядом с Моникой, тем больше понимаю, что всех нас с самого начала кто-то избрал для своих собственных целей. Если учитывать, что мы просто мелкие сошки в подобном мире, то некто стоящий за всем этим очевидно намного опаснее даже Дже Мина, Хён. Вам нужно быть крайне осторожными в Сеуле. А лучше смыться ещё дальше. Подумайте об отдыхе и новом медовом месяце, примерно в стороне Таиланда.
– Думаешь в золотом треугольнике нас не найдут?
– холодно и со смешком спросил Нам Джун, на что я съязвил не менее красочно:
– Не забывай с кем ты разговариваешь, Нам Джун-ши. Я годами скрывался во всех точках Азии, и могу с уверенностью сказать, что именно там можно найти массу мест, чтобы не попадаться этой твари на пути. Подумай, Хён. А мне пора посетить почтовый ящичек.
– Подумаю, сопляк. Смотри не нарвись на пулю опять.
– Постараюсь, - ответил, а на том конце послышались гудки.
Прохладный ветер сменялся на более теплый поток, из-за того что океан в этих широтах был намного теплее, чем в Сиэтле. Не спеша тело остывало хоть немного, пока за спиной не прозвучал уверенный голос.
– Показывай!
Я лишь усмехнулся, и опустив лицо покачал головой из стороны в сторону, понимая что от этой женщины невозможно скрыть ничего.
– Ты прослушку на мой сотовый поставила?
– повернулся в желании опять съязвить, но проглотил язык, потому что Моника стояла передо мной в одном белье, а солнечные лучи, поднимаясь по её фигуре, золотили кожу, превращая татуаж в насыщенного цвета рисунки.