Левое плечо
Шрифт:
– До свиданья, сэр, - только Вы меня, как всегда, не слышите, что вновь и вновь наталкивает меня на мысль, что я – свой единственный слушатель. Я – свой единственный друг. Дверь скрипит, и я оказываюсь в школьном коридоре, где кипит жизнь, где бегают младшекурсники, да и вообще воздух совсем другой. Здесь – жизнь кажется более оживленной, а напряженные лица учеников говорят о том, что впереди полно трудностей, от которых не убежать, не спрятаться в школьных стенах. Когда-то давно моя мать говорила, что школьная жизнь – это прекрасное время. Что ж, возможно для королевы Дженнифер, а именно таковой она была в далекой молодости, это было действительно так, да только я ненавижу школу. Ненавижу ее настолько, что готова кричать об этом каждому в лицо. Мне противно даже само это слово, а тот факт, что ее посещение обязательно, заставляет презрительно кривить губы. Нет, не спорю, что Хогварст во многом превосходит маггловские школы, а хотя…откуда мне это знать? Я фактически нормально нигде не проучилась. Не знаю, кому так не нравилась моя жизни, и кто уж хотел заставить меня
С такими мыслями я дохожу до библиотеки и плюхаюсь на свое место, не торопясь доставать порядком надоевшие учебники. В голове вновь жужжат воспоминания, и хочется отдаться им сполна. Кажется, примерно тогда стала проявляться магия, что не могло пугать моих родных. Искры слетали с моих пальцев. Яркие огоньки надежд падали на ковер, заставляя моих родителей прискорбно молчать. Они не понимали, не знали что это такое. Почему, когда сильные эмоции преобладали над моим семилетним разумом, вещи летали в воздухе, растения начинали цвести, а вместо солнца на небе тотчас появлялись тучи. Я всегда знала, что они боялись меня. Их хмурые взгляды, пренебрежительные жесты и странная «игра» в переглядки всегда навевали меня на эту мысль, и это печалило. Тогда я сама не понимала, что же происходит, почему со мной случаются такие странные вещи. Проклятое прозвище «Уродка», которое небрежно слетало с губ моей старшей сестры навсегда приклеилось ко мне и теперь, куда бы я ни пошла, чтобы не сделала, оно, словно навсегда со мной.
– Да, говорят Поттеры…
– Ах! Неужели? Мерлин всемогущий, бедный Джеймс!
Я резко поднимаюсь с места и пытаюсь определить источник голосов. Знакомое имя и фамилия не могут оставаться мною проигнорированы, отчего я медленно подхожу к левому от меня стеллажу и аккуратно, при этом незаметно выглядываю. Возле книг стоят три Гриффиндорки. Самая высокая из них – Катрин Маркиз, она прискорбно поджала свои лошадиные губы, со строгостью и несвойственной ей серьезностью поглядывает на своих подруг. Это зрелище кажется мне настолько смешным, что я зажимаю ладонью рот и смотрю на нее с неким презрением. Дело в том, что у самых знаменитых парней Гриффиндора, а именно у Джеймса Поттера и Сириуса Блэка всегда была куча поклонниц, которые докучали своих обожателей. Поэтому, эти двое придумали некий гениальный план, в котором им следовало найти одну из самых ярых поклонниц и дать ей возможность проявить свой талант, а именно, стать главой клуба фанатиков, как в шутку называл это сборище Римус. Этой самой главной поклонницей оказалась мерзкая и глупая Катрин, которая не отставала от них ни на шаг, постоянно звала их куда-то, да и вообще уделяла чрезмерное внимание. Все кончилось тем, что Джеймс по приколу согласился прогуляться с ней, дабы эта приставучая дрянь отлипла от него. Но не тут-то было, после этого «свидания» девушка прицепилась к ним еще сильнее, а сама называла себя девушкой самого Джеймса Поттера, о чем последний наверняка не знал.
– Что случилось? – тихо спрашиваю я, выходя из своего убежища. Девушки переводят на меня свои глаза и теперь мне понятно, кто стоит передо мной. Подле Катрин стоит ее лучшая подруга Хелен Каркор. Такая же глупая, но красивая блондинка, на которую если посмотреть, то всегда возникает желание защитить. Настолько девушка выглядела уязвимой. С ней мы всегда находились в нейтральных отношениях, но лично мне никогда не было понятно, почему же Каркор терпит выходки Катрин, которая не раз публично унижала Хелен. Вплотную к стеллажу стоит Марлин МакКиннон. С ней я знакома отчасти. Она всегда была мягкой, доброй, но при этом с характером. Если кто-то не дай бог скажет что-то плохое о ее друзьях, то девушка готова выцарапать лицо или принести другой насильственный урон этому человеку. Ее часто короновали Мародеркой из-за тесной дружбы с Сириусом Блэком, в которого Марлин была давно влюблена, но, к сожалению, безответно. Хотя, такая милая МакКиннон сделала бы Блэка более…терпимым. – Что там с Поттерами?
– Эванс, - весело отвечает Марлин и в ее глазах целое море горя, вперемешку с азартом. Ее улыбка по-настоящему расслабляет и заставляет забыть обо всем. – А подслушивать нехорошо!
– А я и не подслушиваю, - лукаво ухмыляюсь и подхожу чуть ближе. – Вы так орали, что даже не дали мне позаниматься толком. А теперь, меня съедает любопытство. Вы не думаете, что это бессовестно?
– Представляешь…- тихо начинает Хелен, но голос Катрин затмевает ее.
– Заткнись, Каркор, - ее голос писклявый настолько, что хочется взывать. Она пренебрежительным жестом перекидывает свои русые волосы за плечи и смотрит так, словно знает все и обо всех. У Маркиз глаза цвета бури, а черные крапинки, наперебой с желтыми полосками создают эффект грозы. Только на этом ее особенности заканчиваются, а курносый нос лишь портит миловидное личико. Она не красива, уж точно не умна, а фигура по меркам парней ниже среднего. Однако Катрин
– Десятки раненных, некоторые погибли прямо на поле боя, а другим суждено медленное потухание в больнице, - грустно перебила Марлин, а ее голова медленно стала качаться.
– В том числе там были родители Джеймса, - Хелен активно затрясла головой, словно собачка. – И говорят, что им осталось меньше недели.
Повисла тишина, и в ней стояло напряжение. МакКиннон хмурила брови и нервно кусала губу, Хелен потупила свой взгляд и внимательно стала разглядывать свои туфли. Маркиз смотрела на них со вселенским пониманием, словно ей было не плевать на беду Джеймса и переживания его друзей. Ну же, признайся Катрин, это ведь отличный шанс подкатить к нему? О да, ты только об этом и думаешь, а хочешь знать, почему я так считаю? Потому что ты пустышка без будущего, а ему сейчас нужен хоть кто-то. Новая вспышка ярости и грусти захлестнула меня, а губы сами собой скривились. В этот момент МакКиннон подняла свои глаза-море и внимательно впилась в эту улыбку, как будто нашла что-то в ней, что-то знакомое. Ее лицо не выражало ничего, и только странный взгляд говорил, а точнее кричал мне о чем-то.
– Ты же его девушка, Катри, - вдруг проговорила Каркор, оживленно встрепенувшись.– Может, ты сходишь к нему? Поговоришь?
Маркиз смягчает свой взгляд и ее губы расплываются в торжественной улыбке. Чертова королева, чертова лидерша и ведь она будет всегда такой: уверенной, хоть и не красивой, уважаемой, хоть и не умной и самое главное любимой, не имея при этом ничего особенного.
– А это идея…- она смотрит на меня надменно и в ее глазах так и читается превосходство. Ее губы сжимаются в змейку, а взгляд блуждает по моей фигуре, скрытой под просторной мантией. Уверена, Катрин считает, что я тупая серая мышка без капли индивидуальности. Но мне насрать, ее мнение для меня ничто. – Ты с нами, Марлс?
МакКиннон по-прежнему хмурит свой бледный лобик, но послушно кивает и идет вместе с ними к Джеймсу, а точнее ко всем Мародерам, чтобы высказать свои соболезнования. Они думают, это помогает, дает расслабиться и забыть, да только как бы ни так. Им никогда не понять, что боль от потери вечна, потому что они – счастливые девушки без комплексов. По крайней мере, Катрин и Хелен уж точно. Этим пустышкам невдомек, что так они только начнут ковырять в нему дыру, яму и целую пропасть страданий. И Катрин никогда не поймет, что Джеймсу не нужно сострадание, как ей не нужны все эти пыльные книги. Мой тяжелый вздох слетает с уст быстрее, чем я понимаю это. Марлин останавливается в проходе, явно чего-то ожидая. МакКиннон нервно теребит крой юбки и смотрит на меня, закусывая губу. Как я сказала, в ее глазах целое море горя с азартом? О нет, теперь – это даже не море, а целый океан. Просторный океан, чей край не виден с берега. Да только смотря в ее глубокие глаза, хочется прыгнуть. Прыгнуть и утонуть.
– Это – его улыбка, это он так улыбается, - тихо говорит она и уходит, оставляя после себя аромат сочного персика, а мне кажется, что МакКиннон не понимает многого в этой жизни. Солнце обволакивает меня своим светом, а я думаю, что мы с Поттером абсолютно разные. И это отличие – наша бездна. А если я готова прыгнуть, то уж он – определенно нет.
========== Глава 3. ==========
Ты боишься меня, я ведь знаю.
Но я труп твой на века закопаю,
Умирать ведь не больно, милый.
Раз, и без сердца, любимый.
Когда жизнью правит безысходность, дни окрашиваются в серый. В тягучий серый цвет, который, кажется, впитывает в себя все краски. По сути, безысходность является неотрывным признаком жизни, ведь, если ты мертв, то все перестает существовать, время начинает терять свой смысл и наступает покой. В детстве я безумно боялась смерти, сама мысль о том, что однажды я буду вынуждена исчезнуть, а мои близкие и родные будут жить дальше — пугала. Смерть действительно страшная вещь, когда тебе есть зачем жить и к чему стремиться, только смысл рано или поздно сотрется, а стимул пропадет и тогда ты, наконец, поймешь что все, что у тебя осталось — это ненавистная работа и нелюбимый человек за плечом. И вот тогда, запомните мои слова, жизнь вся окрасится в серый. В убийственный серый цвет. Наверное, впервые я почувствовала апатию, когда увидела облезлые стены больницы, куда меня силой привел отец. В этой больнице совсем недавно скончалась моя мать от второго приступа инсульта. Отец завел меня в палату, где врачи уже давно вынесли все приборы, поддерживающие жизнь, а через несколько минут они бы точно так же отнесли тело моей матери, которая бездыханно лежала на кровати. Не знаю, о чем думал тогда Питер Эванс, когда решил показать мне наступление смерти, но перед моими глазами навсегда застыло бледное лицо матери с обескровленными губами. Он говорил тогда, что все рано или поздно умрут, но это не означает, что жизнь будет стоять на месте. Нет, она будет бежать дальше и только вперед, однако уже без нас. Питер Эванс говорил это прискорбно, но в его глазах грязная лужа радости, потому что он избавился от ненавистной жены, которая постоянно устраивала концерты. Он пытался делать вид, будто ему не насрать, что его же дети остались без материнской любви, но его губы складывались в улыбку, которую он даже не пытался спрятать.