Левое плечо

tower

Воздуха не хватает, поэтому облокотившись с помощью стены, я перевожу дыхание и, похрамывая, иду в ванную комнату. В последний раз я хочу посмотреть на свое лицо и запечатлеть его выражение лица навсегда, поэтому, включив выключатель, я медленно подняла глаза. На меня смотрела бледная девушка с искусанными губами и странным шрамом на щеке, ее скомканными волосы были небрежно перетянуты резинкой, а бегающие глаза словно поблекли. У нее в глазах болотистая бездна, а лицо неестественно расслаблено, из-за чего вечные морщинки на лбу сгладились. Что бы вы подумали, увидев такого человека на улице? Давайте не будем обманывать себя хотя бы сейчас, когда я умираю. Вы бы не заметили меня, вы бы не смогли различить мое серое лицо и выделить его из массы. Кому-то в этой жизни просто не дано блистать красотой и излучать гребаную индивидуальность, у кого-то просто нет сил отстаивать свое мнение, взаимодействовать с людьми и притворяться. И, к сожалению, этот кто-то – я. Ноги становятся какими-то ватными, а вся комната расплывается в белых пятнах. Руки невыносимо ноют, а от запаха крови тошнит. Мерлин, когда же наступит конец? Я невольно прикрываю глаза, и перед моими глазами пролетает вся жизнь, все мои страдания и радость. Раз, и я строю песочные дамбы с Петунией, а отец, неожиданно подкравшись, фотографирует нас, а мы лишь звонко смеемся. Два, и я сижу в карцере для буйных, привязанная к кровати, под действием успокоительных, а в голове ни одной мысли, ничего не чувствую и только грязный серый цвет. Кто знает, кем бы я была, если бы у меня была хорошая семья, здоровая психика и мама с грустными глазами? Может, я стала бы такой же стервой Катрин или была бы как Хелен? Была бы я так одержима Джеймсом Поттером с мраком вместо сердца или бы напротив, не обращала на него ни малейшего внимания? Так много вопросов и так мало ответа, а время все утекает. Многие люди бояться смерти, бояться просто взять и исчезнуть…бедняги…как же мне их жаль…

– Эванс? – я вздрагиваю, а мое сердце замирает. Это был его голос.

Голос, который я могу узнать среди миллионов. Страх обволакивает мое сознание, ведь я понятия не имею, что нужно Джеймсу Поттеру от меня…а, ведь он впервые заметил меня год назад, в этот же день и на этой же вечеринке. Мерлин, какая ирония. Я закрываю дверь изнутри и прижимаюсь к стене, закрыв глаза. Нет, пожалуйста, только не это. Он же не даст мне умереть, понимаете? Он сделает все, чтобы меня спасти, а потом убить самому. Ненавижу Джеймса, ненавижу эту татуировку, ненавижу свою любовь! Это ведь из-за него я решилась на это, даже, если это мое решение. Это ведь он влюбил меня в себя, заставил подчиниться себе, даже, если я сама приняла эти чувства. А теперь я хочу умереть, чтобы забыться, чтобы эти чувства умерли вместе со мной, ведь он меня не любит. Джеймс Поттер не умеет любить. – Эванс, я знаю, что ты здесь. – Я слышу, как подходит он к двери, как его тяжелое дыхание растворяется в воздухе. У него на лице наверняка все тоже безразличие и бесстрастность, а его чувства спрятаны где-то в глубине. Голова тяжелеет, перед глазами все кружится, а я понимаю, что мне бы так хотелось увидеть его настоящие эмоции, познать всю его боль. Я скатываюсь по стене, больно приземляясь на кафель. – Эванс, ты действительно думаешь, что у меня есть хоть какие-то правила приличия, и я не ворвусь в ванную комнату? – он злится, в его голосе уже проскальзывают нотки ярости, а потом я слышу, как с громким скрипом отворяется дверь и на пороге стоит он. Как всегда великолепный, как всегда чертовски красивый и уверенный. Он смотрит сначала в мои глаза, и я замечаю, что в них нет безразличия, а лишь неимоверная усталость и боль, словно что-то навсегда поменялось у него внутри и вместе с родителями умерло. Когда его взгляд падает на мои руки, он сжимает свои губы и с силой ударяет кулаком по стене, прежде чем подойти ко мне.
– Лили!
– почти орет Джеймс, а я улыбаюсь, потому что он впервые назвал меня по имени. Как тривиально, правда? Только-только распиналась по поводу того, как ненавижу его, как хочу покончить с жизнью, а теперь вновь готова расщепляться на молекулы и жить ради него. А он сосредоточенно взмахивает палочкой, перебинтовывая мои раны, а его глаза так и пронзают своим страхом. Значит вот как стоило привлечь твое внимание? Просто взять и покончить с этой ненужной жизнью?

– Нет, не надо, - я пытаюсь оттолкнуть его, заставить прекратить делать это. Джеймс ловит мои руки и сжимает их чуть выше локтя. Его правильные черты лица искажены, а глаза темнеют, и только где-то глубоко внутри я вижу стальной блеск.

– Как же я ненавижу тебя, как же ненавижу, - шипит он, вдавливая меня в стену и смотря яростными карими глазами. Поттер смотрит с такой болью и горечью, что я прекращаю вырываться и думаю лишь об одном, неужели он тоже…- Лили Эванс, великолепный зельевар и прекрасная волшебница, - он ядовито улыбается, а затем откидывает меня и встает. У него в голосе отчаянье граничит с истерикой, а чувства потоком льются на меня. – Единственная девчонка, которая не сохнет по популярным парням. Которая не обсуждает сплетни, у которой не было даже друзей. Я всегда смотрел на тебя и поражался, как…как можно быть такой? Ты казалась мне странной и загадочной, я заметил тебя еще тогда, на первом курсе, когда ты с бледным лицом и в поддержанной мантии шла к столу Гриффиндора после распределения. Ты не улыбалась, не радовалась, ты была задумчива и печальна. Когда все смеялись, чуть ли не до одури, ты сидела мрачнее, чем небо на заколдованном потолке. – Поттер с яростью запускает пальцы в волосы и закрывает на секунду глаза. Его плечи заметно напряжены, а на губах блуждает улыбка безумца, будто все то, что он мне говорит накипело в нем настолько давно, что эти чувства медленно сводят с ума. – А ты меня даже не замечала, не замечала до того момента, пока я не сломался…Сириус всегда говорил, что нельзя испытывать что-то к человеку, у которого нет ответных чувств. – Джеймс резко открывает глаза и медленно начинает подходить ко мне, а затем, присев на корточки, он вновь взглянул на меня, и на его лице появилась странная кривая улыбка. – Ты так и не поняла, верно? – Он откатывает рукав своей рубашки, а затем, изящным движением взмахивает волшебной палочкой. На его левом плече начинают проступать цветные линии, а через несколько секунд, соединившись, превратились клеймо. Бежевая лань с печальными зелеными глазами. Сердце пропускает удар, а его голос расплывается, тонет в безвкусной музыке, которая доносится из гостиной. – Это всегда был я, Лили Эванс, - я чувствую, как по моим щекам стекают слезы, а язык словно онемел. Мне хочется сказать ему так много, хочется сказать, что я тоже люблю его, но не могу. А он все смотрит и смотрит, и в его глазах столько отчаянья и мрака, сколько не было раньше. Я пытаюсь вспомнить, а каким он был до того злосчастного шестого курса, что он делал, как себя вел и понимаю, что не помню его. Словно, никогда его не замечала. Словно, влюбилась в какой-то далекий образ еще на третьем курсе, и это был не Поттер. А что же Джеймс? Неужели он замечал меня? Неужели испытывал ко мне теплые чувства? Но, почему я не видела этого? Неужели…неужели я настолько погрязла в себе, что забыла про жизнь, забыла про реальность?

– Джеймс, - слабо говорю я, чувствуя, как захлебываюсь в рыданиях. Я пытаюсь протянуть руку и дотронуться до него, но он резко встает и смотрит на меня взглядом полной ненависти и мне становится тошно, от себя тошно, а руки сами закрывают рот.

– Помнишь второй курс? – Он переносит свой взгляд на стену и яростно говорит, взмахнув рукой. – Ты была так грустна и задумчива, что мне казалось, будто эти чувства поглотили тебя. Я нарисовал рисунок, где ты стоишь посреди класса и подписался: «Будь проще, Эванс». Я так боялся, что ты догадаешься о моих чувствах, что попросил отправить Сириуса этот листок. А ты наорала на него, сказала, какой же он идиот и что это неимоверно тупая идея, - Джеймс хмыкает и запускает руки в карманы джинсов. – Четвертый курс. Ты тогда поссорилась с Катрин Маркиз, она назвала тебя стервой и маленькой свиньей и ты, разрыдавшись, побежала в свою комнату. Я нарушал столько правил, дабы сходить в Хогсмид. Я потратил все свои карманные деньги, лишил сам себя набора по уходу за метлой, но купил тебе красивую позолоченную заколку в виде феникса. Когда ты увидела ее, то разломала пополам и выкинула ее в мусорку, прошипев что-то про то, что тебе, видите ли, не нужны никакие подарки и жалость, - Поттер вновь переводит свой взгляд на меня и смотрит, прожигая внутри дыру. Ему приносит удовольствие смотреть на то, как от его слов у меня сбивается дыхание, а слезы градом падают на перебинтованные руки. – Чтобы я не сделал, тебе все не нравилось. Ты вела себя, если честно, по-свински, полагая, что твое прошлое позволяет тебе относиться так к людям. А ты когда-нибудь задумывалась о моем детстве? О том, что пришлось пережить мне? О нет, тебя интересовала исключительно твоя боль, тебе была интересна исключительно ты…на пятом курсе у Сириуса появились крупные проблемы с семьей, а я вляпался в одно дело с плохой компанией, - Джеймс прикрывает глаза и присаживается на уголок ванны, устало опустив руки. – Не знаю, кем они были. Может, чем-то вроде магической мафии, но вляпался крупно. Они угрожали мне и моей семье, из-за чего отцу пришлось продать наш особняк и переехать в Годрикову впадину. Знаешь, как было мне омерзительно от самого себя? Как ужасно чувствовал я себя, смотря в глаза родителям? Я так и не извинился перед ними, а теперь их нет, - Джеймс разводит руки в сторону и смотрит на меня взглядом, в котором плескается яд. Он убивает меня своими словами, но я молчу, пытаясь не закричать от боли, что внутри меня. – И тогда я сломался. Да, Эванс, Мародеры тоже ломаются. А еще этот Джейкоб Торнер, который так хотел пригласить тебя на бал…ты никогда не думала о том, почему никто не приглашает тебя на свидания и прочую романтическую херню? – Джеймс кривит свои губы и чуть покачивает головой и смотрит, продолжает смотреть на меня так, словно я его собственность. – Потому что я им запретил.

Наступает молчание, а моя голова с каждой секундой становится все тяжелее. Значит – это всегда был он. Это он дарил мне подарки, стихи, записки. Он защищал меня от Слизеринцев и у него на плече мое клеймо. Выходит, что я никогда не знала его, не знала этой стороны его характера. Детство, а ведь действительно, я не знаю, в какой обстановке рос Джеймс Поттер. Я ничего никогда не слышала ни о мафии, ни о их переезде. Неужели все это время я не замечала элементарного? Не замечала Джеймса Поттера, с чертовыми карамельными глазами? Тогда может вся моя жизнь не больше, чем вранье и у меня действительно произошел сдвиг по фазе?

– Может я и свинья, но ты – моральный урод, который сломал мне жизнь. Ты не умеешь любить, - тихо хриплю я, и теперь его ярость передается и мне. Он хмыкает, вставая с ванны, и смотрит на меня со вселенским презрением, которое прознает меня насквозь. – Ты же ведь даже Маркиз используешь, ты…

– Нет, Эванс, не я сломал тебе жизнь. Ты сама сломала ее, - Поттер медленно подходит ко мне, и его выражение лица вновь излучает привычное безразличие. Я на секунду замираю и смотрю на него во все глаза, а сердце перестает биться вовсе. – И Катрин я не использовал. Эта шлюха сама повисла у меня на шее, напридумав что-то. Знаешь, - Джеймс выразительно кривит губы и с какой-то благосклонностью смотрит на меня, а я начинаю думать, что кафель до неприличия холодный. – Если ты не можешь заставить человека полюбить себя, то можешь заставить бояться. И я сделал это. Посмотри на себя, Эванс. Из-за кого ты режешь вены? Думала, я не знаю, что у тебя на левом плече моя татуировка? Я увидел

ее еще на шестом курсе, когда ты в красном платье танцевала на вечеринке. Я заметил ее, когда ты подняла руку, отчего рукав задрался. Ты меня тогда так разозлила, не знаю, чем. Но ярость стала всплывать ко мне всякий раз, как я видел тебя. И я подчинил твою волю, я выливал на тебя злость, но и защищал тебя от других тоже я. – Джеймс Поттер замолкает и смотрит тяжелым взглядом на лужу крови, вспоминая что-то. Джеймс Поттер безразлично покачивает рукой и не обращает на меня ни малейшего внимания, тяжело вздыхая. Джеймс Поттер погружается в какие-то свои воспоминания, а мне становится стыдно. Стыдно потому, что обманывал даже ни вас, ни Поттера, а себя. – Какая-то ироничная история вышла и, ведь знаешь, в одном ты действительно права, - Джеймс Поттер приподнимает меня за плечи и заставляет смотреть в его глаза. – Я не умею любить. Я не умею дарить близким людям тепло, я причиняю им только боль. Поэтому и хочу пойти на войну, хочу раствориться в бойне с Пожирателями, чтобы – слышишь? – чтобы больше не утопать в твоих печальных глазах, чтобы больше не видеть в них пугающую одержимость и пустоту. Чтобы больше не искать твою рыжую макушку в толпе и не замирать от звука твоего голоса. Потому что это причиняет боль и мне тоже.

Джеймс смотрит еще секунду, а потом аккуратно опускает меня на пол, чтобы я не ушиблась. Интересно, как же можно быть таким? Таким холодным, но злым? Таким грубым, но заботливым? Кровь и слезы смешались, а воздуха панически не хватает. Все это слишком, все это неправда. Такого не может быть, наверное, это просто сон, просто очередной кошмар. Мерлин, за что же все это? Поттер подходит к двери и дергает за ручку, а я хочу крикнуть ему что-то. Что-то такое, что могло бы убить в нем чувства и заставить его перестать дышать. Я лихорадочно вспоминаю свою жизнь, мысли и понимаю, что мне даже нечего сказать ему, нечем оправдаться. Да и нужны ли мои слова ему, зачем ему набор простых букв? А ведь знаете, я все равно люблю его. Люблю так сильно, что мои чувства начинают убивать меня, медленно подталкивать к пропасти, которую мы вырыли друг другу сами. Я буду любить его всегда, даже, если он никогда не простит мне прошлого и не перестанет относиться как к чему-то жалкому и ничтожному, потому что, что есть любовь, если ни самоуничтожение из-за кого-то? Перед глазами вновь все плывет, а веки налились свинцом, но я замечаю, что Джеймс не особо торопится выходить отсюда, а внимательно смотрит на ручку двери, словно хочет услышать от меня что-то в ответ.

– Я психически нездоровая, - глупо лепечу, пытаясь хоть как-то оттянуть время. Он на минуту вздрагивает и бросает быстрый взгляд. У него на мгновение дергается кадык, а руки чуть сжимаются в кулак. Когда он безразлично говорит то, что отшибает у меня воздух напрочь, я жалею, что до сих пор жива.

– Я знаю, Эванс. Я знаю все.

***

Кленовые листья грациозно падают на дорожку, простирая собой осенние покрывало, завораживая своей красотой. Порыв ветра вновь бросает надоедливые волосы в лицо, а у меня внутри полное отсутствие эмоций и признака жизни. К сожалению, а может и к счастью мозг человека в мое время почти непонятен, а психика представляется врачам, как нечто неизведанное и потаенное. Грань между нормой и сумасшествием в психиатрии почти незаметна, а вопрос, когда же можно начинать бить тревогу и запирать человека в больницы, остается без ответа. Для кого-то сумасшествие – это страх и ужас в глазах девятилетний девочки, а для какого-то непонятная апатия и суицидные мысли в голове. А мне кажется, что истинная психиатрическая болезнь – это маниакальная одержимость чем-то или кем-то, - это постепенное чувство пустоты и самоуничтожение. Я на секунду останавливаюсь и грустным взглядом окидываю открывшиеся пейзажи. Вся эта неделя – сущий ад. Декан, задыхаясь, говорила мне, что бы было, если Джеймс Поттер не спас меня. Миневра распиналась, пыталась привлечь мое внимание к своим словам, а я пустым взглядом рассматривала портреты, висящие в ее кабинете. Все учителя резко поменяли свое мнение обо мне и стали неприлично жалеть, прощая очередные плохие оценки и отсутствие выполненного домашнего задания. Мерлин, как же бы мне хотелось, чтобы все вернулось на свои места, чтобы меня никто не замечал и чтобы я не ощущала эти убивающие взгляды на своей спине. Самое удивительное было то, что теперь Нэнси Миллер со своей подругой постоянно стали звать меня на вечеринки, в Хогсмид, да и просто интересоваться мною. Все это было настолько странным, что поначалу я даже не знала, куда себя девать. Гриффиндорцы почему-то стали считать, что я совершила попытку суицида из-за слов Маркиз, посему впоследствии Катрин стала новым козлом отпущения, а в этот вторник, когда на нее вновь стали выливать всю ненависть и грязь, Катрин подбежала к Джеймсу Поттеру, прося его защитить ее. Только вот Джеймс лишь надменно поднял бровь и, оттолкнув ее, хмуро прошел вперед. Наверное, стоит сказать, что он очень изменился за этот короткий срок и стал еще более загадочным? Теперь он изредка стал выходить из своей комнаты, а в Большой зал спускался исключительно последним. Если раньше Джеймс попросту не замечал меня, то теперь стал игнорировать. Когда на уроке Зельеварения профессор Слизнорт подозвал нас к своему столу и стал расспрашивать о наших занятия, Поттер ледяным тоном проговорил что-то о том, что более не нуждается в моей помощи и готов хоть в эти выходные сдать Горацию экзамен. Профессор пришел в небывалый восторг, а я пыталась не заплакать, думая о том, что уж лучше бы он продолжал выливать на меня свою злость, а не делать вид, будто меня не существует вовсе.

Я поежилась от нового порыва ветра, и быстро зашагала прочь от Запретного леса, направляясь прямиком в класс на четвертом этаже, где сейчас Джеймс сдает злосчастный пробный экзамен, дабы отвязаться от меня раз и навсегда. Думаете, что я слабачка, неспособная бороться за свое счастье, когда оно у меня почти в руках? Ну что ж, в таком случае, вы действительно правы, потому что я не бойкая Гриффиндорка, про которых складываются легенды. Я не сильная и даже не личность, а жизнь для меня по-прежнему не значит ничего. Поэтому я не могу подойти к нему, не могу сказать и слова в его присутствии, да и нужно ли оно ему? В течение всей этой недели он наглядно показывал мне, что он не желает связываться со мной, не желает иметь что-либо общее. Постучавшись, я неуверенно зашла и присела за парту, чуть дальше от Марлин МакКиннон и Сириуса Блэка, которые пришли поддержать друга. У остальных Мародеров не получилось присутствовать, но Поттера это явно не волновало, он сосредоточенно варил зелье, не обратив внимания на дверь. А вот Марлин напротив, весело подмигнула мне и прильнула к плечу своего ненаглядного Блэка. Они, между прочем, недавно стали встречаться, что не могло не повергнуть меня в ступор. Тяжело вздохнув, я внимательно стала наблюдать за Джеймсом, невольно подмечая, как улучшилась его техника, каким внимательным и сосредоточенным он стал. В нем как будто что-то изменилось с того момента, когда он высказал мне все, что было внутри у него, словно это было для него действительно важно. Зелье зашипело, и он лихорадочно стал копаться в ингредиентах, только я первая заметила, что корня полыни на столе нет. Быстро встав, я подошла к шкафчику и достала надежно спрятанную баночку. Стараясь особо не смотреть на него, я чуть дрожащей рукой протянула ему жестянку, в надежде, что он не отмахнется от меня, а примет мою помощь. И вот я почувствовала его теплые пальцы на своей руке, а потом лютый холод обжог ладонь. На душе резко стало тоскливо, и я пустым взглядом посмотрела в окно. Деревья леса покачивались из стороны в сторону, будто пытались напеть мне свой мотив, а их листья, вырываясь на свободу, вальсом падали на тропинки. Признаться, осень всегда навевала на меня печаль, а эти кленовые листья своими пестрыми цветами резали глаза. Если зиму можно сравнить со смертью, а лето с жизнью, то осень является тем периодом, когда человек, наконец, осознает, что его скитанием, его борьбе пришел конец. Осень – это время, когда вдруг понимаешь, что можно остановиться, и больше не стремиться ни к чему.

– Похвально, мистер Поттер. Это действительно удивительно! – воскликнул профессор, тем самым прерывая нить моих мыслей. Я подняла глаза и увидела, как вальяжно облокотившись, Джеймс Поттер самодовольно улыбается, а Сириус лишь хмыкает, пытаясь не показать своего удивления. – Определенно только благодаря занятиям с моей самой одаренной ученицей мог произойти такой невиданный прогресс, - Слизнорт вновь наклонился к котлу, зачерпнув ложкой зелье, а брови Джеймса поползли вверх, выражая тем самым неудовлетворение. Да, все же Поттер никогда не станет более скромным и уж вряд ли когда-нибудь начнет признавать заслуги других. Я передернула плечом, а внутри появилось отчаянное желание сбежать отсюда, спрятаться в секретном проеме и никогда не высовываться. А еще лучше закрыть глаза и больше никогда не возвращаться в этот мир, где звенящая монета правит всем, а люди врут друг другу в лицо, где любовь выражается ненавистью, а помощь не может быть бескорыстной. – А Вы, мисс Эванс, не вздумайте больше меня так пугать, - Гораций лукаво качает головой и смотрит на меня своими болотными глазами, пытаясь что-то сказать. Бедный мистер Слизнорт, знал бы он, как мечтаю я умереть даже сейчас, находясь в этом душном классе. Ему невдомек, сколько вариаций смерти находится в моей голове, и насколько сильно я ненавижу себя. – И, если уж Вам так грустно, то я тут недавно вычитал в интересном маггловском журнальчике про некие антиде…тьфу, ну и словечки у них конечно…антидепрессанты.
– Слизнорт расширил глаза от удивления, что смог выговорить такое заумное слово, а я молчаливо поджала губы, невольно вспомнив психиатрическую больницу, где меня дозами доили таблетками и вкалывали успокоительное почти что каждый день. Я дотронулась до своего запястья, вспоминая, как больно натирали мне их веревки, как я пачкала своей собственной кровью простыни и как смотрела больным взглядом в чертов серый потолок, как медленно угасала во мне жизнь. Я криво усмехнулась, вспоминая, как белая пелена простиралась в голове, когда врач делал мне укол, как становилось мне эйфорийно хорошо и как чувства медленно покидали сознание. А теперь люди говорят мне, что нет ничего лучше жизни, что впереди светлое будущие, и они почему-то невольно забывают, что я уже давно умерла где-то внутри. Они забывают и про то, что за стенами Хогварста война и что меня могут убить в любой день. Вы думаете, я пессимист? А я думаю, что у меня нет жизни: ни тогда, ни сейчас, ни позже.