Лезвие Эры
Шрифт:
Эрра кивнула и одернула перепачканную юбку. И вправду хорошее платье. Надо же было его так износить во время долгой дороги! Совсем не берегла, а ведь ничего больше от Лаи у неё не осталось.
– Ох, эти цветы. Ничего кроме них Лая не замечала, даже моих чувств. Я часто к ней приходил и мог только мечтать о том, чтобы однажды она с такой же нежностью посмотрела на меня.
Голос старика был грустным, но при этом он улыбался, а глаза его совсем помутнели, будто он перенесся в далекое прошлое и перед ним сейчас был тот самый цветущий луг и Лая. Такая холодная и неприступная.
–
– Это произошло не сразу. Я стал приходить так часто, что, в конце концов, ей надоел. И тогда девушка твердо сказала мне: «Я стану твоей, только если ты принесешь мне цветок, которого нет на моём лугу», - старик было расхохотался, но вдруг тяжело закашлялся и в глубоких глазах блеснули слезы.
– Я, должно быть, обезумел, но эти слова подарили мне надежду. Хотел во что бы то ни стало получить Лаю, поэтому и отправился на поиски. Не все ли я земли облазил в поисках того самого цветка? Но ни северная смолевка, ни тропическая орхидея её не удивляли. Как она надменно смеялась. Никто раньше так надо мной не издевался! Тщетны были мои старания. Не было на всем свете таких цветов, что не знал её луг. Лая потратила на их поиски целую вечность.
– Вот уж не думала, что Лая была такой. Она никогда не говорила о своих цветах, только о тебе, - удивленно сказала Эрра. – И что же ты сделал?
– Нечто безумное! Она и представить такого не могла, да и я от себя не ожидал. Я был разъярен и взбешен. Ох, как я ревновал Лаю к её лугу! И я разорил его! Махал косой, пока ни одного цветка не осталось, а затем принес Лае простую полевую ромашку со словами «Ну что, теперь ты моя?».
– И она тебе это простила?
– Она и не думала сердиться.
Девочка улыбнулась. Сумасшествием казались ей поступки родителей, но было в этой истории что-то прекрасное.
– Ну, а теперь ты мне расскажи, что заставило тебя подняться в горы?
Неужели просто хотела меня проведать? – старик снова поднялся, превозмогая боль, и устроился у печи.
– И за этим тоже. Мне хотелось тебя увидеть, – ответила Эрра.
Гаммел завалился на настил сена:
– Я полежу, сидеть уже нет мочи.
Эрра заметила, как тонкая сухая рука пытается нашарить в темном углу старое шерстяное одеяло, и поспешила на помощь. Девочке было жаль старика, она закутала его в одеяло и накрыла сверху своей мантией, а он, не отрываясь, смотрел на неё, словно размышляя: не сон ли это?
– Не знаю, почему я хочу спросить у тебя, но мне кажется, что только ты сможешь указать мне путь, - начала Эрра. – С тех пор как впервые коснулась твоей косы, я стала чувствовать присутствие существ… Сначала думала, чудится мне все это, и не обращала внимания. На глаза они не попадались, но ходили по моему дому, скрипели ставнями, шуршали страницами, листая мои книги, а однажды одно из них со мной заговорило. Стало шептать из кухни так тихо, что я едва понимала…
– Духи, - спокойно сказал старик. – Это всё твоя коса…
– Духи, - повторила Эрра. – Так вот, я узнала о том, что существуют и другие миры. Настолько ужасные, что от одних рассказав мне стало страшно. Есть во Вселенной места, где живут слабые люди и творятся немыслимые вещи… Слышал ли ты о Земле?
Старик ничего не ответил, лишь тяжело дышал, и горло его свистело.
– Я не могу спокойно жить, зная, что где-то творятся непостижимые уму ужасы. Здесь спокойно и легко, а там властвует смерть. Там, на Земле, нужна моя коса. Не здесь!
– Эрра вдруг сама смутилась от собственных слов.
Множество раз она думала о том, как расскажет о своих намерениях, сама себе подолгу говорила, сочиняя убедительный рассказ, а тут открыла рот - и вышло так глупо и коротко.
– Земля, - выдохнул старик. – Ты сказала Лае?
– Нет, она бы стала меня отговаривать, - ответила девочка. На самом деле она думала, что и Гаммел начнет отговаривать её, ну, или хотя бы спросит: «Зачем? Какое тебе дело до других миров?» или «Как ты собираешься что-нибудь изменить?», а старик лишь печально взглянул на Эрру и опустил легкую, как пух, ладонь ей на плечо.
– Ох, нелегкую дорогу ты себе выбрала, но это твоя дорога, - сказал он.
– Так ты знаешь, как попасть туда?
– А когда ты туда собираешься уйти? Прямо сейчас?
Эрра отвернулась.
В печи догорали последние головешки. Девочка поднялась с пола и побрела за вязанкой дров, что покоилась у двери.
– Не сейчас, - мрачно ответила она, стараясь не смотреть на Гаммела. – Я уйду не раньше, чем уйдешь ты… Одного умирать я тебя не оставлю.
Старик закрыл глаза.
– Тогда не торопись, у меня ещё есть немного времени. Я укажу тебе дорогу… Эрра, ты ещё и не знаешь, какой долгий и трудный путь тебя ждет, - просипел Гаммел и мгновенно уснул.
Стараясь не шуметь, девочка подтащила вязанку к печи. Огонь снова разгорелся, стало теплее, и лицо спящего старика казалось умиротворенным.
***
Ветер менялся часто, но всегда одинаково. Сначала упруго дул в спину сплошным порывом в несколько мгновений, а затем, будто возвращаясь, бил в лицо, но уже сухой и горячий. Будто эта распроклятая Сквозная Дыра, которой на горизонте ещё и в помине не было, редко дышит, расширяясь и сужаясь, вдыхая свежий воздух и выдыхая раскаленный газ. Небо здесь никогда не темнело, вечно стояло полуденное пекло, от которого нельзя было спрятаться в тени. А всё, потому что в этой пустыне не было ни одной, даже самой бледной тени. Откуда им тут взяться? Ни деревьев, ни кустов, даже холмов на этой плешивой глади нет. Только голая земля под ногами. Хотя какая это земля? Была бы землёй, а то так - серая, пыльная, как камень, твердая порода. Не вулканическая ли? Сухая, растрескавшаяся, как черепаший панцирь, до самого горизонта и на несчетное количество километров позади.
За спиной в сумке переругивались фляга и серебряный сосуд, которым снабдил её Гаммел. Предупреждал, что источников на пути к Дыре не будет. Здесь места пустынные, неспособные ничего родить, сколько ни бей косой по земле. Ругала девочка по пути этот сосуд, когда он тащил её ко дну в быстрых реках, тянул назад, когда взбиралась по скалам, выпирал из сумки и цеплялся за ветки в лесах. А теперь в этом сером аду стал единственной подмогой. На беду он стал легче в два раза, но ещё плескалась в нем желанная вода.