Лгунья

Виндзор Валери

— Садитесь, месье, – tante Матильда указала на пару жестких стульев у окна, но они отклонили предложение. Они не отнимут у нас много времени, сказали они, им нужно только вернуть мне паспорт.

— Спасибо, – сказала я, забирая паспорт. И бросила быстрый взгляд на tante Матильду, пытаясь понять, уловила ли она важность происходящего. Ведь я собиралась ехать в Англию без паспорта. Она уловила.

— Вы очень вовремя, месье, – заметила она, считая стежки на вышивании. – Моя племянница собралась завтра уезжать.

— Меня ждет работа, – сказала я. оправдываясь; можно подумать, это требовало объяснений.

— Не могли бы вы вот здесь расписаться… – Пейроль протянул мне листок бумаги, похожий на какой-то рецепт. Я не

стала его читать. Притворилась, что читаю, а сама лихорадочно соображала: какова же настоящая цель их визита. Было что-то не то в том, как они стояли, как смотрели на меня, мне это очень не нравилось. Может, возврат паспорта – всего лишь уловка, чтобы выманить у меня подпись. Или они хотели вынудить меня бежать, чтобы потом проследить за мной. В любом случае я ничего не могла поделать. Я расписалась. Я рассчитывала, что к тому времени, как они сравнят мою подпись с образцом, явно полученным из Англии, и решат, что между ними нет ни малейшего сходства, я буду в Марселе и дядя Ксавье уже узнает правду. Если они протянут с этим еще двадцать четыре часа, мне будет уже неважно, к какому заключению они придут.

— Спасибо, мадмуазель, – сказал Пейроль. Он даже не взглянул на подписанный листок. Он был слишком умен для этого. Сложил его и сунул в карман. – Да, и еще одно, – небрежно добавил он. – Вы часто навещаете своих родственников во Франции?

— Нет, – ответила я.

— Когда вы были здесь в последний раз? Не было смысла врать.

— Много лет назад. Мне тогда было восемь. Я заметила мимолетное, почти неуловимое выражения удовлетворения в лице коротышки.

— Восемь лет, – произнес Пейроль. И обернулся к tante Матильде. – Это очень давно. Ваша племянница, должно быть, сильно изменилась с тех пор.

Tante Матильда подняла глаза от вышивания и улыбнулась.

— До неузнаваемости, – сказала она.

Я ждала следующего вопроса. И старалась не выдать волнения.

— Впрочем, – добавила tante Матильда, – были редкие визиты и с нашей стороны. – Пейроль заинтересовался. – Мой брат Гастон – боюсь, вы как раз с ним разминулись, он вчера уехал, – мой брат Гастон довольно регулярно навещал Мари–Кристин. В Лондоне.

Пейроль и коротышка обменялись взглядами.

— А давно вы видели месье Масбу? – спросил меня Пейроль.

— Капитана Масбу, – поправила tante Матильда.

— Вы имеете в виду, в Англии? – спросила я. – Примерно год назад.

Tante Матильда ловко продела иглу сквозь туго натянутую ткань.

— Они вместе обедали. Забавно, на днях они как раз об этом вспоминали.

— И эти встречи были регулярными? – спросил Пейроль.

— Да, пока мой дядя работал водителем грузовика, – ответила я.

Последовала пауза. Коротышка смотрел под ноги. Пейроль пробежал по губам языком.

— Мадмуазель, – внезапно сказал он, – вы знаете человека по имени Мэлколм Хейвард?

Я как следует, подумала, прежде чем ответить. Видимо, он имел в виду Мэла. Петля быстро затягивалась. Кажется, у них было всего две версии. Или я Крис Масбу, и тогда меня следует арестовать за темные делишки, которые проворачивали Крис с Малом, – или я Маргарет Дэвисон, и в этом случае они меня арестуют за мошенничество: подделка подписи Крис в целях получить ее деньги. Что еще хуже, они свяжутся с Тони. Единственное, что было мне на руку, – это что они пока колебались, по какому пути пойти. Я видела, что они приехали с подозрением, что я не Крис, но эта версия с грохотом провалилась благодаря уверениям tante Матильды. Но мне-то было без разницы: в любом случае меня арестуют за то, что я выдаю себя за другого человека.

— Да, – сказала я. – Да, я его знаю.

— Спасибо, мадмуазель, – сказал Пейроль. Потом обернулся к tante Матильде и спросил по–французски, нельзя ли с ней переговорить наедине.

Я поднялась, чтобы выйти, но tante Матильда жестом велела мне остаться.

— Давайте я провожу вас до

дверей, – сказала она. – А поговорить мы можем по дороге.

Они были очень вежливы. Пожелали мне спокойной ночи. Выразили надежду, что я скоро поправлюсь. Сказали, что свяжутся со мной. Пейроль записал для меня свой телефон «на случай, если я что-нибудь вспомню и захочу ему рассказать».

Когда они ушли, я принялась мерить шагами комнату, прокручивая в голове весь разговор. Чем больше я думала, тем больше осознавала, насколько тонко tante Матильда отмела подозрения, что я не ее племянница. Но сбило меня с толку другое: как быстро она поняла, что я не ее племянница! Осознав это, я мужественно села в ее кресло. Взяла в руки ее вышивание. Поглядела на стопки брошюр, накладных и счетов. Ящик, в котором она копалась, остался незапертым. В приступе любопытства я открыла его. Там было полно всяких скрепок для бумаги, конвертов и наклеек с адресами. В углу какие-то пакеты из фольги с таблетками от расстройства желудка. Я закрыла этот ящик и потянула за ручку второй сверху, до отказа забитый пачками старых писем, перевязанных резинкой, с марками разных городов. На глаза мне попалась английская марка. На верхнем конверте довольно худосочной стопки – не более дюжины писем: – было написано карандашом «Мари–Кристин». Уже не контролируя себя, я сняла резинку и открыла верхний конверт. Внутри был единственный листок, сложенный пополам. Почерк был крупный, по–детски кособокий. По–французски, на школьном уровне языка, Крис благодарила tante Матильду за шарфик, полученный в день рождения. Я быстро сунула записку обратно в конверт и открыла другой.

«Ma chwre Tante» [87] . – прочитала я. Почерк был уже взрослый. Она извинялась за невозможность принять приглашение и приехать этим летом в Фижак из-за «загруженности работой» и т. д. и т. п. Написано было четыре года назад.

Я быстро проглядела остальные конверты, думала, может, найду более позднее письмо. В середине связки отдельно лежала фотография, прикрепленная скрепкой к газетной вырезке. Фотография Гастона и Крис. Они стояли на какой-то площади, вроде Трафальгарской, на заднем плане было полно народу и голубей. На обороте было написано: «Avec Oncle Gaston – le cirque touristique [88] , 1990». Я снова перевернула ее. И была поражена, насколько Ксавье похож на Гастона. Но важно другое. Главное – Крис. Невысокая, худощавая, тонкокостная, она смотрела на меня, улыбаясь широкой улыбкой Масбу. Ее запросто можно было принять за Селесту. Запросто. Да они почти двойняшки! Но перепутать ее со мной было невозможно.

87

Моя дорогая тетя (фр.).

88

С дядей Гастоном – туристическая суета (фр.).

Я поняла, что жестоко обманулась. Tante Матильда с самого начала знала, что я не Мари–Кристин. Доказательством служил этот снимок. И еще более странным было то, с каким спокойствием она уверяла полицейских в обратном. Как зачарованная, я озадаченно смотрела на фотографию. Потом отцепила ее от статьи из газеты. И увидела свое старое фото с паспорта, расплывчатое, плохо отпечатанное. Под ним по–французски было несколько кратких строк о Маргарет Дэвисон. «une femme Anglaise qui est disparue», «ргй–sumi^ie morte» [89] и т. д. Я торопливо скрепила фото и вырезку, надела на письма резинку и сунула их в ящик.

89

«Исчезнувшая англичанка», «считается погибшей» (фр.).