Liberte
Шрифт:
– Федералы, - единственное произнесённое Малькольмом слово звучит как смачное ругательство.
– А как они здесь оказались?
Хороший вопрос, ответ на который хотел бы услышать каждый из нас. На приборной доске замигал значок приёма внешнего сигнала. Первый из тральщиков принялся транслировать открытое обращение. Ральф подтвердил приём. Из динамиков послышался хорошо поставленный голос, вещающий на унилингве:
– Система полностью блокирована. Вы отрезаны от складов с продовольствием, горючим и боеприпасами. Если вы желаете сохранить свою жизнь, немедленно сдавайтесь. Все, кто попытаются оказать сопротивление будут безоговорочно уничтожены. Бойня нужна только тем, кто богатеет на этой войне, но не вам. Выплачиваемые вам жалкие кредиты не стоят того, чтобы за них умирать.
–
Я бросил на него злой и недоумевающий взгляд.
– Кредиты того не стоят, - подтвердил он, подмигнул и с шутливой бравадой добавил.
– Потому мы и воюем за кроны!
– Все, кого обманом или силой принудили ввязаться в этот кровопролитный конфликт заслуживают снисхождение, - продолжал проникновенно взывать к нашим чувствам и доводам разума невидимый оппонент.
– Не выполняйте приказы людей, считающих вас пушечным мясом, отправивших вас на неизбежную гибель. К сдавшимся будет проявлено милосердие. Вдумайтесь, за что вы воюете? Очнитесь, вы всего лишь игральные кости в чужих испачканных кровью руках.
Не удивлюсь, если для создания этой записи не поскупились и привлекли настоящего актёра. Впрочем, возможно это обычная работа штатного специалиста ФУАК (Федеральное Управление агитации и контрпропаганды). Сложно судить, ведь мне первый раз предлагают сдаться в плен военно-космические силы Федерации. Те самые доблестные и славные ВКС, чьи маленькие золотистые звёздочки я с такой невыразимой гордостью носил на своих плечах без малого год назад.
– Помощи ждать неоткуда!
– надрывался болтун, нагнетая истерию и подталкивая слушателей к пропасти.
– Вы никому не нужны. Ваша база в системе Гонг Гу уничтожена. Вас постигнет та же участь, если вы не сдадитесь! Сопротивление лишено смысла и не принесёт вам ничего кроме горечи поражения и смерти. Федеральное правительство протягивает вам руку и в качестве жеста доброй воли гарантирует всем сложившим оружие жизнь, гуманное отношение и справедливое правосудие, теплый кров, обильное питание и возможность в будущем вернуться к своим родным и близким. Выбирайте честную жизнь или неизбежную смерть.
Жизнь, будущее?! Помню я уготованное мне ими будущее! Наглый, циничный обман! Не в силах больше сносить эту лживую пропаганду, я, сам того не ожидая, рявкнул:
– Вырубай!
Внешне совершенно спокойный словно из недавнего нашего безмятежного прошлого Ральф выключил передачу и обернулся к нам. На его губах играла довольная улыбка. Не спеша он окинул каждого из нас изучающим взглядом и произнёс:
– У нас нет никакой базы в системе Гонг Гу.
***
– Я ни слова не понял, - жалуется в кубрике Джордж.
– о чём вообще шла речь?
– Нам предлагают сложить оружие и сдаться.
– говорить совсем не хочется, но я отвечаю зная, что иначе он не отвяжется.
– А чего обещают взамен?
– в его голосе из всех щелей сквозит еле скрываемая надежда. Неужели он думает, что здесь вообще заключается какая-то сделка?
– Ничего из того что в действительности станут выполнять.
– мрачно посмотрев на него отрезал Малькольм.
Ответом Джордж не доволен. На его лице просто-таки заглавными буквами читается сомнение, но развивать эту тему он не торопится. Как всегда осторожничая и побаиваясь Малькольма.
Наблюдая за ним, я в очередной раз могу порадоваться тому что в своё время он предпочёл проворачивать доходные махинации за казённый счёт, а не изучать унилингву. Если на него так действует лишь упоминание о поступившем предложении капитулировать, то как бы он отреагировал, прослушав пропагандиста до самого конца. Вопрос риторический и с большой уверенностью полагаю ответ мне на него уже известен. Но не это волнует меня сейчас. Сказал ли нам правду Ральф?
***
Несмотря на своё явное подавляющее преимущество наши противники не спешили переходить к активной фазе боевой операции. Не исключаю того, что перспектива лезть в наши сети
Когда Ральф освободился после совещания руководителей объектов нашего квадрата, то вновь созвал нас в командный пункт. Изложив предстоящие цели и задачи, он с общего согласия вновь включил трансляцию передач противника. Однако вскоре мы остались втроём. Джордж недолго пробыл вместе с нами и так как никто добровольно не вызвался быть ему переводчиком он, обидевшись, вскоре покинул нас. Мы же за неимением иных развлечений остались слушать передачи противника. На разных волнах нас продолжали попеременно стращать, соблазнять и уговаривать. Не удивлюсь, если на нас решили апробировать весь богатый арсенал агитационно-пропагандистской машины. Федеральные доброхоты настойчиво, но неубедительно призывали нас выйти с ними на связь для ведения переговоров, рассчитывая тем самым запеленговать наше местоположение. Общий характер их передач также претерпел изменения. Как и положено пропагандист лишь на словах взывал к нашему разуму, на самом деле обращаясь напрямую к сердцу, стараясь в первую очередь задействовать эмоции, а не убедить путём здравых логических доводов и рассуждений. Если прежде он обращался к нам опосредованно ко всем в целом как к аморфной массе, то теперь принялся обрабатывать слушателей используя интимно доверительный тон и перейдя на панибратское ты. Звучало это как личное послание к каждому из нас и без сомнения преследовало своей целью затронуть те потаённые струны души, на которых можно будет сыграть сигнал о слезливой и безоговорочной капитуляции. Однако на действенность этого способа можно было полагаться только при его мастерском исполнении, а федеральному пропагандисту недоставало ни искренности, ни таланта. Недостаточно было вселить в нас пораженческие настроения, требовалось ещё заставить нас отказаться от сопротивления и признать своё поражение без боя. В результате предпринимаемые им попытки выглядели не только чересчур примитивно, но и глупо.
– Задумайся, какое горе ты принесешь своим близким. Что ждёт твоих осиротевших малюток? Представь, как вырастут они без родного отца лишённые родительской любви и заботы. Кто защитит и накормит их? Что станется с ними в этом жестоком мире без отцовского совета, участия и опеки?
Вдосталь помусолив тему моих абстрактных осиротевших детишек, пропагандист переключился на мою гипотетическую жену. Из его рассказа складывалась весьма нелицеприятная картина. Повествуя о её незавидной доле, он метался между хотя и разными, но одинаково безрадостными вариантами. Живописуя картину её вынужденного морального падения и нравственного разложения, он сам так и не мог до конца определиться в том, чего же в точности ей следует ожидать в ближайшем после моей гибели будущем. Рисуя широкими мазками её нищенское существование и жизненные перипетии, он непременно упирал на жертвы, которые придётся ей принести ради пропитания моих детей. При этом он то обрекал её на изнурительный и тяжкий труд, то заставлял побираться, а то и вовсе погружал в пучину гнусного разврата. Я признаться и не знал, что женился на особе с такими сомнительными наклонностями. Оставив наконец в покое мою несчастную супругу, он добрался до родителей. Здесь у штатного предсказателя судеб не было никаких сомнений. Узнав о моей бесславной кончине мои престарелые родители утратившие родного и нежно любимого сына неизбежно умрут от горя.
– Никто не желает твоей смерти, - вещал невидимый агитатор.
– Ни твои родные, ни Федерация. Позволь же спасти тебя из ситуации, в которую ты оказался втянут волею обстоятельств. Помоги нам сохранить твою жизнь ради себя и своих близких.
Давно никто не проявлял ко мне такую заботу пусть даже и на словах. Пожалуй, с того самого момента, как доблестные сотрудники ФББ убедили меня облегчить признанием свою учесть и положиться на милость правосудия. С тех пор я был лишён такого пристального внимания и активного участия в своей судьбе.