Либретто для жонглёра
Шрифт:
– - Чья это тень?
– Можно ли упрекать кого-либо в том, что он порочен? Кто из нас лишён пороков совершенно? - Да. Но власть позволяет одним людям приносить других в жертву своим порокам.
.......................
Я оказался в несколько неловком положении и вынужден это признать. Я никогда бы не объявил войну монархии. "Успешная война"! Придумайте более вздорное словосочетание, и я подарю вам свою знаменитую улыбку. Нет, я никогда бы не объявил войну власти, но мне этого мало. Я хочу мира, а значит, союза. И снова и снова пытаюсь примириться с ней, но всегда тщетно. И каждый раз мне приходиться делать выбор: откреститься от власти или сделаться лицемером. Я люблю роскошь. Ее любила и Сапфо. И во дворцах я чувствую себя дома, и знаю, что Аристипп был прав. И так хорошо понимаю Вольтера. Меня очаровывает Екатерининский дворец, здесь мне было бы легко пасть на колени перед Императрицей, но... Я слишком о многом помню? Мне не хочется быть лицемером. Но вот что странно - когда появляешься ты, все вопросы,
...................
– Мы духовная аристократия, новая аристократия, вельможи в одеждах двадцатого века. - А что это значит, новая? - Время как пожар - уничтожает всё жалкое, сиюминутное, и оставляет лишь вечное. Сокровенное, непреходящее... самую суть вещей. Что значит, новая? - Я понимаю, что значит "новая". Но чем она отличается от старой? - По существу, ничем. Что такое аристократия? Оставим в стороне провинцию с её баронами-свинопасами, хиреющими от скуки и тупеющими от каждодневного пьянства в компании конюхов и деревенских шлюх. - И что же останется? - Вельможи. Придворные, подлинная аристократия. - Что такое подлинная аристократия? - Это те люди, которые живут полной жизнью, какова бы она ни была, а она многолика - жестока, безобразна, нежна, соблазнительна... Они ведут игру со Смертью. - Как в фильме "Седьмая печать" Бергмана? - Может быть. - И когда мы рискуем жизнью, мы ощущаем её вкус как... как... - Как вкус последней сигареты перед гильотиной. Как вкус последней женщины, как последний бал, когда войскам уже отдан приказ выступить рано утром в поход, как... - Да. - Так было во все века - огонь террора выжигал аристократические семьи, разорял родовые гнёзда и почти не затрагивал чернь. Бывало, что она грелась у этого костра, вальпургиева костра!
– - Мы существуем в контексте происходящего, а это чревато. Каждый наступающий день может стать последним днём жизни. Это азартная игра со смертью... Азарт! - Тогда любой игрок - аристократ. - Не любой, а лишь тот, кто играет с самой Смертью. Тот, кто не боится жить и рисковать жизнью. Быть заложником ситуации, удачи... погоды на завтра... но при этом всегда оставаясь выше конъюнктуры. - А почему ты говоришь "новая"? - Очень просто - мы одеты в наряды персонажей двадцатого века. Мы всегда несём на себе одежды своего века, каким бы он ни был - страшен, безобразен, жесток, или прекрасен, нежен... - Значит, аристократы - это те, кто стоят в очереди к гильотине?
– она смеётся.
Мы наследники великой Империи, она принадлежит нам, и никто не в силах отнять её у нас, она невидима для непосвящённых как Шамбала и славный град Китеж, она наша вотчина, мы князья, герцоги, графы и бароны небес, мы небесная аристократия. То, что принадлежало земному, обратилось в прах, но наши города нетленны. - А те, кому принадлежали эти дворцы?
– сказала Элисса.
– Императоры, императрицы, вельможи, разве они не владели ими? - Они их не видели, - ответил я. - Но если красота была сокрыта от них, для чего они окружали себя ею? - Есть одна история, которая даёт ответ, лучше которого вряд ли можно придумать. Это из "Новеллино". Императору Фридриху Барбароссе однажды были преподнесены в подарок три камня необыкновенной красоты и достоинства. Он полюбовался ими и вполне оценил их красоту и редкость, однако, не поинтересовался об их тайных свойствах, а таковые свойства есть у всякого драгоценного камня. И в наказание за это, император лишился подарка. Между прочим, свойством одного из этих камней, самого дорогого, было то, что всякий человек, взяв его в руку, мог стать невидимым. - Они не ведали о тайных свойствах своих дворцов? - Они были герцоги земли и не ведали о дворцах Королевы. Земное же неминуемо возвращается к земному, и поднявшись из праха, обращается в прах, и пурпур величия попирается грязными башмаками ничтожества, дворцовые площади заполняются чернью. Круг совершается, и сколько бы ты ни бежал в поисках иных земель и иных государей, рано или поздно он замкнётся. Ведь и Земля, она круглая...
Я выбирал для разговоров такие минуты, когда она воспринимала мои слова с должной беспечностью. Размышления о судьбах цивилизаций портят хорошеньких женщин. Теперь, когда она была весела и слушала меня почти рассеяно, я мог говорить без всякой опаски. Мы всегда прекрасно понимали друг друга.
1. Пролетая над площадью, птица,- а была эта птица Королём Перелётных Птиц,- уронила спелый гранат, который несла в когтях, и упал плод на асфальт тротуара, и рассыпались гранатовые зерна, и голуби стали склёвывать их, слетаясь, толкаясь, отпихивая друг друга и суетясь. Ланцелот подошёл к столику; в одной руке он нёс бумажный стаканчик с дешёвым кофе, в другой - пирожное на картонной тарелочке. И то и другое он расположил перед собой на столике и, смахнув в стоявшую подле урну пустые стаканчики и тарелочки, стал перекусывать, а голуби, склевав зёрна граната, шумно вспорхнули в воздух и устремились в небо, и
2. Они бежали по улицам, пугливо оглядываясь на ветер, а ветер гнал их как листья, оторвавшиеся от озябших деревьев; в простуженных парках лужи подёрнулись глянцем.
3.
– Кто ты такой?
– брезгливо спросил принц. - Я демон, - сказал демон.
– Сразись со мной, и ты узнаешь мою силу. - С тобой?
– принц презрительно поджал губы и пошёл своей дорогой. Демон некоторое время преследовал его, но вскоре отстал.
4. Стоя на мостике, Ланцелот наблюдал битву флотилий. Он курил и смотрел, как лягушки в бумажных стаканчиках, служивших им кораблями, сражаются доблестно, как сталкиваются корабли и тонут, он слышал крики победителей и побеждённых. Докурив, он ушёл с мостика; сражение окончилось, но победителей не было в этой битве. Оставшиеся корабли погубили циклопы.
5. Стены развалин парковых павильонов были исписаны сентенциями, состоявшими почти исключительно из мата. Ланцелот извлёк из кармана камзола мел и начертал строфу Расина. И, рассмеявшись над собой, пририсовал внушительных размеров фаллос. Потом ему стало грустно, и он ушёл прочь, не оглядываясь. Когда-то здесь давали бал.
6.
– Кто ты?
– спросил Ланцелот. - Я демон, - ответил демон. - А что ты можешь? - Погубить тебя, - сказал демон. - Всего-то?
– пожал плечами Ланцелот и продолжил свой путь. Демон пытался догнать его, но запыхался и сильно отстал. Тогда он с досадой швырнул вослед Ланцелоту обломок кирпича, после чего униженный и оскорблённый, поплёлся к развалинам павильона. Там он увидел, как мужик, одетый в болоньевую куртку, справляет нужду, недоумённо разглядывая непонятную ему надпись. Мужик обернулся к демону и, прищурившись, брякнул: "Ты кто?" - Да пошел ты!
– зло отмахнулся демон и, пройдя еще несколько шагов, сплюнул. Мужик шмыгнул носом и застегнул ширинку.
7. Никто толком не понимает, что же на самом деле произошло. Те, кто что-нибудь знают, предпочитают молчать, а те, кто ничего не знают, сочиняют и фантазируют, и бессовестно выдают вымысел за исторические факты, но даже сами не в силах уверовать в то, что всё это правда; так и получается, что задавать вопросы некому. Даже демоны кажутся подавленными и неприкаянными. Что-то здесь не так. Почему так торопиться Король Птиц? Зачем в летнем павильоне зима и столько окурков? Куда ты идёшь, принц?
8. Свернув с аллеи и продравшись сквозь колючий кустарник, Ланцелот вышел на просторную поляну, имевшую форму квадрата. В центре её стояла бочка, на бочке сидел дракон. Он сидел и дремал, спасаясь от холода телогрейкой. "И водкой", - подумал Ланцелот, пихнув носком сапога пустую бутылку. Бутылка, отлетев, глухо ударилась о бочку. Дракон вздрогнул и открыл глаза. - Подожги фитилёк, будь добр, - зевнув, сказал он. - А почему ты не спрашиваешь, кто я?
– удивился Ланцелот. - Да мне наплевать, - признался дракон.
– Зажги фитилёк. - Зачем?
– недоверчиво спросил Ланцелот, но фитилёк зажёг. - Видишь ли, - начал дракон.
– Я не прочь умереть. Все дело в том, что... Закончить он не успел, ибо речь его оборвал взрыв. Когда дым рассеялся, Ланцелот увидел на месте, где стояла бочка, пару сандалий. Он стянул со своих ног сапоги и, пройдя босиком по снегу, обул ноги в сандалии, и не потому, что ему не нравились его сапоги или так уж понравились эти сандалии, а просто потому что были эти сандалии крылатые. Он обулся и воспарил в небо. И присоединившись к стае из стай Короля, полетел на юг и прилетел в Индию, и долго ходил по этой стране. В Тибет он пришёл уже босиком. Навстречу ему шёл монах. Остановив Ланцелота вежливым покашливанием, монах спросил, куда он направляется. - На север, - ответил Ланцелот. - Но этот путь уже совершён Бодхидхармой, - возразил монах. - Ну и что, - устало сказал Ланцелот.
– Мне надоела Индия. - Ты не Бодхидхарма, - твёрдо сказал монах. - А мне наплевать, - сказал Ланцелот. И босой, зашагал по перевалам Тибета.
9. А голуби опустились на снег в лесу за городом, и Скарамуш бросал им печенье, что-то вполголоса приговаривая; его можно было бы принять за заблудившегося сатира, если бы он был похож на сатира. - Вот увидите, - сказал он, повернувшись ко мне.
– Ланцелота еще не раз примут за Бодхидхарму. - Он разгуливает так, как будто для него не существует границ, - сказал я. - К тому же, он вернётся весной... - Пойдёмте в город, - предложил я.
– Уже темнеет. - Прежде я покажу вам сад ледяных цветов, - сказал он. И мы отправились в сад.
.......................
Диана
Под тяжестью ночного мрака искривились стволы деревьев. Я жду Диану и холод рук её, на галерее фонари, а в гротах свечи, решёток чёрная вуаль оберегает тайны, и лишь в конце аллеи молитвы звуками полна исповедальня, там жалуется флейта, и вздыхает скрипка, ей вторит клавесин, а там, где зелень дерева склонилась к камню, и горит бумага, тоскует чья-то лютня, и капюшона тяжесть склоняет голову, уставшую от света зеркал. Лицо её невнятно, и падает оно, не в силах парить на крыльях звука, с рассеянною грустью отвечает она молчаньем запаху жасмина. И что-то держит меня в плену, и снова в регентском дворце Дианы, я остаюсь, и подчиняясь церемониалу, незримо слушаю...